Жан-Мари окинул его не слишком дружелюбным взглядом, но его лицо смягчилось, когда, оттеснив Асу, подошел к хозяйке.
– Дорогая, ты устала, надо отдохнуть. Сейчас мы сядем в экипаж, и все будет хорошо.
Эва вздохнула.
– Я надеюсь.
Они направились к экипажу.
Аса тащился позади – по крайней мере, так он мог время от времени видеть ее лодыжки.
Спустя пять минут, когда они наконец устроились в экипаже, Аса уставился на мисс Динвуди и требовательно вопросил:
– Ну?
Она была очень бледна и необычайно серьезна.
– Вы должны обещать, что никогда никому ничего не скажете. Герцогу Уэйкфилду стоило огромного труда замять это дело.
Аса положил руку на сердце и усмехнулся.
– Даю слово.
Эва поджала губы, раздосадованная его сарказмом, но поскольку он смотрел на нее с ожиданием, все же заговорила, пусть и с большой неохотой:
– Вы, наверное, помните, попытки похищения леди Фебы прошлым летом?
– Да, конечно. – Аса был откровенно удивлен.
Ходили слухи, что леди Фебу пытались похитить несколько раз и что однажды это удалось и ее удерживали в плену не одну неделю – огромный скандал в среде аристократии. Леди Феба считалась обладательницей самой голубой из голубых кровей, а ее старший брат слыл невероятно могущественным и богатым. Слухи утихли лишь после того, как леди Феба вышла замуж за капитана Тревельона.
Мисс Динвуди помолчала, прежде чем закончить:
– Похитителем был Вэл: хотел скомпрометировать ее, чтобы заставить выйти замуж.
– Что? Ведь в этом не было никакого смысла. Монтгомери – аристократ, к тому же богат до неприличия. Если он хотел заполучить леди Фебу, зачем нужно было ее похищать? Он мог вполне и так получить ее руку, как это принято в свете.
– Потому что он не намеревался жениться на ней сам, а хотел заставить ее выйти замуж за…
Эва замолчала, но Аса все еще не мог понять, какого черта Монтгомери потребовалось все это придумывать.
– Зачем все это?
Мисс Динвуди пожала плечами.
– Он был зол на герцога Уэйкфилда и жаждал мести.
– Похитив его младшую сестру? – Аса все еще пытался понять, как герцог дошел до такой жизни. – Ваш брат что, безумен?
– Как вы смеете так говорить о Вэле? – спросила она тихо, хоть и выглядела очень несчастной.
Аса не продумал свои слова заранее, но отступать не собирался. Подавшись вперед, не обращая внимания на тряску экипажа и тяжелый взгляд лакея, приглушив внутренний голос, советовавший ему не настраивать мисс Динвуди против себя, он заявил:
– Монтгомери нет оправдания: так поступают только аморальные типы.
Эва молча смотрела на него, упрямо сжав губы.
Аса прищурился.
– Почему вы ему помогаете?
– Он мой брат.
– Но ему плевать и на вас, и на всех остальных.
– Откуда вам это знать? – Эва ни разу не повысила голос, и это делало ее слова еще внушительнее. – Вам ничего не известно ни обо мне, ни о моем брате, ни о том, что он сделал для меня в этой жизни. Никому не известно. Возможно, у Вэла есть проблемы с моралью, он эгоистичен, грешен и да, временами безумен, но я люблю его. Он единственный близкий мне человек, моя семья, и только ему я могу доверять.
Аса не сводил с собеседницы горящего взгляда. Она права: он совсем ее не знает, не знает о ее прошлом и отношениях с братом, – а значит, это не его дело.
Вернее, не должно быть его делом…
– Вот так, Элис, – сказала Бриджит, показывая горничной, как чистить филигрань на серебряной чашке.
– Да, мэм, – послушно ответила девушка и принялась тереть серебро грубой частью куска кожи. – Но разве не легче использовать песок?
– Легче, конечно, – согласилась Бриджит, – но серебро – очень мягкий металл и песок будет его царапать.
– Понятно. – Элис нахмурилась и, вздохнув, продолжила работу.
Бриджит, наблюдая за горничной, подумала, насколько медлительна эта девочка. Она делала медленно все: работала, ходила, ела, даже вставала и одевалась по утрам. Надо бы давно ее уволить, но было жалко. Такой, как Элис, очень трудно найти приличную работу в Лондоне. Ее взяли горничной в Гермес-Хаус только потому, что там работал лакеем ее кузен. Оказавшись на улице, она легко могла попасть в беду. Нет, пусть лучше остается, если даже она и требует чуть больше внимания.
Бриджит спустилась по узкой боковой лестнице в просторную кухню, где кухарка миссис Браун резала овощи, а несколько судомоек драили пол.
– Агата! – позвала Бриджит старшую горничную, только что вошедшую в кухню. – Уборку в музыкальном салоне уже закончили?
– Да, мэм, – ответила коренастая женщина лет сорока с небольшим.
– Хорошо. Тогда, пожалуйста, помоги Элис почистить серебро. И вот еще что… Я все пересчитала и записала, так что смотри, чтобы ничего не пропало.
Агата, явно неожидавшая, что кто-то может усомниться в ее надежности, громко сглотнула.
– Конечно, мэм.
Бриджит кивнула и направилась в переднюю часть дома. Возможно, она слишком добра и мягкосердечна, чтобы уволить нерадивую горничную, но все же не дура. Серебряная тарелка стоит больше, чем такая горничная заработает за всю жизнь.
Она шла по темному коридору для слуг, когда неожиданно увидела перед собой маленькую фигурку… и остановилась, непроизвольно схватившись за сердце.
– Добрый день, миссис Крамб, – жизнерадостно поздоровался Элф, подойдя поближе.
Бриджит, прищурившись, уставилась на мальчишку.
– Откуда ты взялся?
Элф пожал плечами.
– Из Сен-Жиля, если хотите знать.
– Я только что была в кухне, и ты определенно не проходил по коридору для слуг, иначе заметила бы тебя, – заявила домоправительница, проигнорировав дерзость.
– А может, мне захотелось пройти через парадную дверь, как белому человеку, – заявил Элф, вздернув подбородок.
– Ни ты, ни я никак не «белые», как ты изволил выразиться, – возразила Бриджит, – так что потрудись впредь заходить через дверь для слуг.
– Да, мэм, – ухмыльнулся Элф, приложив палец к полям своей широкополой шляпы.
– Могу я спросить, что ты здесь делаешь?
– Работаю, конечно. – Мальчишка посторонился и нахально спросил: – Так могу я получить здесь чаю и еще чего-нибудь посущественнее, мэм?
Бриджит с сомнением посмотрела на мальчишку. Строго говоря, он не ответил на ее вопрос, но, с другой стороны, герцог всегда был человеком скрытным. Возможно, Элф действительно выполняет какое-то его задание, о котором не может говорить. Она вздохнула.
– Можешь, конечно.
– Ура! – Элф проскользнул мимо и целенаправленно устремился в кухню.
Бриджит проводила его взглядом. В этом мальчике что-то ей всегда казалось странным. Она обернулась и осмотрела коридор для слуг. Элф появился оттуда, но никаких дверей и проходов там не было, только маленькая дверца в самом конце, которая вела в главный вестибюль. Как он вошел незамеченным?
Бриджит задумчиво провела пальцами по стеновой панели, а потом, повинуясь импульсу, постучала. Судя по звуку, стена была целой.
Разумеется, какой же ей еще быть?
Мысленно обругав себя за глупость, Бриджит пошла дальше.
Эва и так и этак крутила расписку, не оставляя попыток разобрать, что скрывает большое чернильное пятно, когда дверь кабинета открылась, впустив звуки музыки: очевидно, оркестр начал репетиции.
– Ах, извините. – Послышался голос с итальянским акцентом.
Эва подняла голову и уставилась на возмутительно красивое создание, которое уже имела удовольствие видеть в первый день в постели мистера Мейкписа. Как он ее называл? Ах да, Ла Венециано.
Выпрямившись за своим столиком вишневого дерева, она сразу почувствовала себя настоящей дурнушкой в этом практичном коричневом платье.
– Разве у вас тоже есть ребенок?
Только сегодня утром две танцовщицы, подруги Полли Поттс, и одна актриса приходили попросить разрешения тоже привести своих детей в театр, поскольку их не с кем оставить. Эва не смогла ответить им «нет», после того как уже позволила это сделать Полли, хотя и немного опасалась гнева мистера Мейкписа, когда он увидит ораву детей, бегающих по театральным коридорам.
Возможно, ей придется нанять для них няню.
– Нет, у меня нет детей, – в некотором недоумении взглянула на Эву красавица-сопрано. – Я искала Асу. А вы мисс Динвуди, да? Мы с вами встречались. – Она улыбнулась. – Впрочем, вы могли меня и не узнать в одежде.
Эва слегка покраснела.
– Я узнала вас, мисс… э…
– Пожалуйста, называйте меня Виолеттой. – Красавица пожала плечами и, усевшись на стул мистера Мейкписа, сморщила прелестный носик. – Меня так все называют. Ну не сеньорой же меня звать, правда? Я ведь еще не старуха.
– Э…
Виолетта ткнула пальчиком в дверную ручку, которая почему-то лежала у мистера Мейкписа на столе среди бумаг.
– Вы не знаете, где он?
– Извините, нет. Мистер Харт как ушел час назад, так больше и не появлялся, – покачала головой Эва, покосившись на Жана-Мари.
Тот в своих любимых очках в форме полумесяца, которые придавали ему удивительно ученый вид, устроился в углу с книгой. Прижав палец к тому месту на странице, на котором остановился, телохранитель с неудовольствием заметил:
– Я думаю, он пошел к мистеру Маклишу: слышал, как он что-то говорил о черепице. Поискать его?
Бедный Жан-Мари уже несколько часов сидел на стуле в углу. Неудивительно, что ему хотелось размяться.
– Будь добр.
Телохранитель вышел, а вот Виолетта, похоже, никуда не спешила.
– Вы ведете счета, да? Меня всегда восхищали дисциплинированные умы. Боюсь, мне это недоступно. – Она пожала красивыми плечами и улыбнулась.
– Полагаю, вам это ни к чему, – осторожно заметила Эва.
Взгляд Виолетты неожиданно стал жестким.
– Математика мне, может быть, и не нужна, а вот о будущем думать, когда я больше не смогу петь, приходится. Никогда не знаешь, что будет завтра.
Эва содрогнулась, подумав, какой отчаянной может стать ее жизнь.