Эва прикусила губу с явным сожалением, но закрыла альбом и тоже встала.
– Спасибо, мистер Мейкпис.
Он перестал застегивать пуговицы и усмехнулся.
– Мне кажется, ты уже можешь называть меня Аса, поскольку видела меня полураздетым.
Эва с трудом подавила улыбку.
– Ну, не то чтобы полу…
– Ладно, на четверть, – усмехнулся Аса, засовывая галстук в карман.
– На четверть, – согласилась Эва.
Аса опять ухмыльнулся и уже пошел было к двери, но вдруг щелкнул пальцами, кое-что вспомнив.
– Чуть не забыл! Мне сообщили, что к нам приедут два кастрата – настоящие итальянцы, – и мы с Фогелем выберем одного для нашей оперы. Поскольку контракт будет оплачен деньгами Монтгомери, ты, наверное, тоже захочешь послушать.
Эва в восторге захлопала в ладоши.
– Да, конечно.
– Тогда до завтра. Они приедут к одиннадцати часам. Спокойной ночи, мисс Динвуди.
Он так быстро покинул гостиную, что Эва не успела ничего ответить.
Постояв некоторое время в задумчивости, она подошла к столу, написала короткое послание и вызвала Жана-Мари.
Верный друг почти никогда не ложился раньше полуночи, поэтому и сейчас пришел полностью одетым. Эва внимательно посмотрела на него и впервые заметила сеточку морщин в уголках его добрых глаз. День был очень долгий, все устали.
– Я тебе когда-нибудь говорила, как высоко ценю твою дружбу, Жан-Мари?
– Нет, но этого и не требуется: достаточно слышать твой голос, моя голубка. – Он вопросительно поднял брови. – Ты для этого подняла меня с теплого кресла у камина? Чтобы задать этот вопрос?
– Нет. – Эва протянула ему записку. – Как только рассветет, пошли мальчика в таверну «Однорогий козел». Мне нужен Элф.
Глава 8
«Закрой глаза, девочка! – приказал король, и Дав, заметив блеск лезвия ножа в его руке, задрожала всем телом, но глаз не отвела.
«Я не могу».
Его верхняя губа изогнулась в презрительном оскале: «Сделай это немедленно! Я требую!» – Из глаз ее потекли слезы, но отвести взгляд она упорно отказывалась. Король закричал в бешенстве:
«Не смотри на меня и дай вырезать из твоей груди сердце!»
В ужасе Дав вскочила на ноги и бросилась из хижины в темноту ночи.
На следующее утро Аса слушал обладателя чудесного голоса, который исполнял одну из красивейших арий, и пытался скрыть зевки, прикрывая ладонью. Он встал очень рано и все утро помогал расчищать завал. Проблема со всеми оперными певцами заключалась в том, что они были невероятно ранимы, когда речь шла об их даре. Малейший намек на неуважение, и они демонстративно уходили со сцены. Аса однажды видел, как певица-сопрано демонстративно удалилась, услышав, как крошечная комнатная собачка благотворителя заскулила во время ее выступления.
Этим утром не было сцены, с которой можно было демонстративно уйти, и было решено прослушать певцов во дворе перед театром. Рядом с ним с напряженным выражением лица и сияющими глазами сидела Эва и явно наслаждалась представлением.
К сожалению, Фогель был явно недоволен, и Аса поморщился, услышав его саркастическое замечание:
– Да куда тебе! Ты никогда не возьмешь эту ноту.
Певец, высокий мужчина с длинными зубами, в желтом напудренном парике, резко замолчал, сделав очень грубый жест.
– Да как вы смеете! Я пел в базилике Святого Петра в Риме перед самим папой!
– Ну да! Так исполнить этот пассаж может пастух для доярки!
Кастрат взорвался длинной итальянской фразой, которая, судя по его жестам, была ничуть не вежливее, чем саркастическое замечание маэстро, сплюнул и гордо удалился.
– Значит, выбираем первого певца? – повернулась к Фогелю Эва.
– Он молод и не так знаменит, – прагматично заметил тот, – но вокальные данные у него лучше. Да, мы нанимаем Понтичелли. Я немедленно ему сообщу.
Маэстро поклонился и направился в приемную, где ждал решения первый певец.
– Слава богу, – потянувшись, сказал Аса. – Понтичелли, я уверен, доставит мне меньше неприятностей, чем Джо.
– В каком смысле?
– Но… – Аса уставился на нее, соображая, как бы повежливее назвать любвеобилие Скарамеллы.
– Он был очень… ветреным, по-моему, – опередила его Эва, и Аса с облегчением кивнул.
– Как я заметила, в театре вообще процветает… непостоянство, – проговорила Эва и в упор взглянула на него.
Они как раз подошли к двери театра, и Аса с самым невинным выражением лица, на какое был способен, распахнул ее перед спутницей, а сам вошел следом, с удовольствием рассматривая ее.
В этот момент мимо них пробежали два малыша и выскочили во двор.
Аса нахмурился.
– Это еще что такое?
Эва кашлянула и, пытаясь собраться с мыслями, остановилась.
– Значит, теперь у тебя есть солист и с оперой все будет нормально, да?
– Тьфу-тьфу-тьфу! – воскликнул Аса и постучал по дереву.
Эва воззрилась на него с откровенным изумлением.
– Вот уж не думала, что ты суеверен!
– Я в театре! Здесь мы все суеверны. – Он взял ее за руку и повел к своему кабинету. – Вчера у меня обрушилась сцена. До открытия осталось меньше трех недель. За это время может произойти все, что угодно.
– Ну а как же твоя уверенность, что все будет хорошо? – спросила Эва.
– Да, я не намерен отступать, – заявил Аса, открывая дверь кабинета. – Пусть на землю обрушится ад, пожар или потоп, мой парк откроется, и мы дадим оперу, даже если мне пришлось бы петь вместо Скарамеллы самому.
– Не думаю, что ты готов на то, что придется сделать, дабы петь таким высоким голосом, – сухо заметила Эва, – но я восхищаюсь твоей целеустремленностью.
Она обошла его стол и грациозно устроилась за своим столиком вишневого дерева, явно не подозревая, как поразили его ее слова.
– Правда?
Эва подсыпала зернышек голубке, которую по какой-то причине принесла этим утром с собой, и с любопытством взглянула на него.
– Конечно. Каждый, кто ставит перед собой цель и следует к ней, преодолевая любые преграды на своем пути, по моему убеждению, достоин восхищения.
– Ах вот оно что! – Он провел ладонью по волосам, отчего-то ощутив неловкость.
С тех пор как умер его наставник, сэр Стэнли, никто никогда не говорил ему таких слов и уж тем более не хвалил.
– Спасибо.
– Всегда пожалуйста, – сказала она совершенно серьезно, но потом улыбнулась и подалась к нему. – Так почему все-таки Джованни Скарамелла создавал тебе проблемы?
Проклятье! Он-то думал, что больше ничего объяснять не потребуется. Оказывается, ее не так-то просто отвлечь туманными фразами. Аса вздохнул и сел за стол.
– Уж очень он любвеобильный, наш Джо, но больше всего ему нравится плести интриги и разносить сплетни. – Аса покачал головой, перебирая стопку писем, которую принес с собой. – Настоящий ублюдок.
– Но… – Лицо Эвы приняло озадаченное, даже изумленное выражение, щеки порозовели. – Я думала, что такие высокие голоса у этих певцов потому… потому что…
– Потому что у них отрезают… некоторые органы до того, как начинает ломаться голос, – помог ей выразить свою мысль Аса.
– Ну и…
Эва замолчала – вопрос был слишком деликатным, – и Аса некоторое время смотрел на нее, пытаясь понять, что она хочет узнать. Потом до него наконец дошло.
– А, вот ты о чем! Ему отрезают не все мужские органы, только… – Все мыслимые названия той части тела, что остается, промелькнули у него в голове, но ни одно из них джентльмен не мог произносить в присутствии леди.
Но ведь Аса не был джентльменом, верно? А потому он решил назвать вещи своими именами и выпалил:
– У кастрата отрезают только яйца, остальное остается.
Эва, судя по всему, сохранила больше самообладания, чем Аса, и лишь уточнила, сделав неопределенный жест рукой:
– И этого ему достаточно… для общения с дамами?
Аса пожал плечами.
– Понятия не имею, но что касается Джо, то он доставлял удовольствие себе сам, рукой.
– Рукой? – повторила Эва.
– Да, понимаешь… – Аса хотел было перейти на язык жестов, но вовремя сообразил, что перед ним леди, и резко изменил направление движения руки, почесав ею голову.
Она решительно покачала головой.
– Нет, не понимаю.
Аса поежился, почувствовав напряжение в паху от таких разговоров. Это очень опасная тема, и ей необходимо это знать, даже если она невинна.
А она смотрела на него широко открытыми глазами, ожидая объяснений.
Что ж, если она не боится вести подобные беседы, почему он должен утаивать от нее такие простейшие вещи?
– Рукой… Ну, это как залезть под юбку женщине и потрогать между ногами.
Голубые глаза Эвы стали круглыми, как блюдца, губы слегка приоткрылись, а розовый румянец приобрел более насыщенный оттенок. Аса слышал ее участившееся дыхание (шум со сцены не проникал в его кабинет). Сразу вспомнилось, как она наблюдала за ним, когда он расстегивал рубашку: с каким-то детским интересом. Сейчас, глядя на нее, он уже не помнил, почему считал ее простушкой и дурнушкой.
Эва облизнула пересохшие губы кончиком языка, интригующе красным.
– Что ты имеешь в виду?
– Разве ты никогда не трогала себя там? – удивился Аса, не отрывая от нее взгляда зеленых глаз.
Эва хотела оскорбиться, но вовремя вспомнила, что сама начала разговор и сама же настаивала на его продолжении.
Она хотела знать, поэтому молча покачала головой.
Его голос стал тихим, глубоким и хрипловатым.
– Там, между нежными складками, есть маленький бугорок. Его называют по-разному: «жемчужина», «пуговка», «бутон», – но независимо от названия в нем источник наслаждения женщины. Если его поласкать… – он резко втянул воздух, – …или лизнуть, женщина испытывает восхитительные ощущения и приходит в состояние экстаза.
Эва вдруг ощутила тепло внизу живота, а между ног стало влажно. Никогда ничего подобного раньше она не чувствовала. Неужели он знает о женском теле – предположительно, ее – больше, чем она?