Эйлин выдала мне поясок Несы — сплетённую из белых и красных нитей узорчатую тесьму, и передавая его, чуть не расплакалась.
— Паниковать рано, — твёрдо сказала я. — Обойди, пожалуйста, других матерей — быть может, они что-то знают. А я навещу эту Юзефу…
«И поговорю с Киараном», — думала я, направляясь к таверне, где работала мать Несиного друга.
Улицы кипели народом, с поросших пучками травы обочин и в закутках между домов возмущенно гоготали и хлопали крыльями гуси. По дороге от Махакамских врат удалялись от города телеги, груженные коваными изделиями кузнецов и оружием, навстречу сплошным потоком шли обозы с продовольствием из деревень. Перенаселённый город требовал еды. За пару крон трактирщик отрядил работника, который провёл через чадящий ад кухни, где в огромных котлах готовили кашу, а над очагами на вертелах подгорали окорока, потом через узкие коридоры и лестницы вниз. Мне казалось, что мы забрались глубоко под землю, но краснолюд толкнул дверь в тупике, и мы вышли на воздух.
Круглый провал, окружённый вертикальными, уходящими ввысь скалами был заполнен водой. Вода была прозрачной и синей, и сквозь неё было видно, что стены водоёма отвесные, а сам он бездонный. Высоко над головой на канатах висел гигантский чан — раз в день в нём поднимали лебёдками воду и наполняли цистерну на площади. Я пригляделась: действительно, мы не ушли далеко, край резного каменного козырька над входом в таверну виднелся у вершин скал.
Краснолюд повёл по выступу в стене к выдолбленному в камне широкому жёлобу, по которому скатывалась, бурля, вода из резервуара. Жёлоб уходил в скальную расщелину, и, спустившись вдоль него, мы вышли на площадку, где, согнувшись над бадьями, работали прачки. Над костром в жестяном поддоне грелись булыжники, под ногами хлюпала серая мыльная пена. По отвесной стене поднимались и опускались корзины с бельём.
— Юзька, к тебе! — крикнул мой провожатый и почему-то попятился.
— А ну, стоять! — от бадьи разогнулась краснолюдка с ребристым вальком-колотушкой в руке. На голове её тюрбаном был повязан платок, рукава рубахи засучены, и она надвигалась на нас, угрожающе постукивая вальком по ладони. — Уголь когда уберёшь, шельмец?
— Будет сделано, Юзечка, — забормотал краснолюд.
— И дров спусти, камни еле тёплые! Заставить бы тебя в ледяной воде стирать, негодник!
Руки у краснолюдки были красными, с распухшими и узловатыми суставами. Она замахнулась колотушкой, и работник, крикнув: «Сей момент!», припустил на выход. Вслед ему понеслись выкрики и смех остальных прачек, которые воспользовались перепалкой, чтобы минутку передохнуть.
— Тебе чего? — угрюмо осведомилась краснолюдка и направилась к бадье.
— Я ищу Дина…
— Как найдёшь, так передай, чтоб домой не появлялся! — перебила она, подошла к костру и, одной рукой подхватив на кованую лопатку булыжник, плюхнула его в бадью.
— Обязательно передам, Юзефа, — сказала я, — но мне нужно знать, где его искать.
Краснолюдка молча поднимала валёк и с размахом била по приподнятому над бадьёй белью.
— Ночевал ли Дин дома в последние три дня? — спросила я.
Юзефа разогнулась.
— Ты думаешь, мне есть время за ним следить? — грозно спросила она. — Ишь ты, Юзефа я ей! Так и скажи, что тебя эльфка подослала… Мой-то муж, в отличие от ейного, в битве полёг, мне некогда над дитятями крылами хлопать!
— Детей не было дома три дня, — твёрдо заявила я. — Я хочу их найти. Всё, что мне нужно — это информация, где они могут быть.
— Младший мой, Тим, знает, да только и он сегодня ни свет ни заря убёг, — краснолюдка вернулась к работе. — Ух, выпорю!
Некоторое время слышался только шум потока и тяжкие удары вальками по мокрому белью. Я ждала.
— Так и будешь над душой стоять? — наконец, спросила Юзефа.
— Мне нужна хоть какая-то зацепка, — сказала я. — Эйлин говорила, что дети строят дом на дереве…
— Эйлин, пф… — краснолюдка фыркнула.
— Ей дочка ничего не рассказала о том, где они играют. Может быть, вам сыновья доверяют больше? — попробовала схитрить я.
— Конечно, доверяют! Кому, как не собственной матери, при безотцовщине доверять? — краснолюдка, наконец, остановилась и вытерла руки о передник. — Младший говорил, что к северу от старого гномьего столба тропа идёт, так они за ельником дерево нашли, с которого полмира видно. Больше ничего не знаю.
— Мне нужны какие-нибудь вещи Дина или Тима, чтобы найти их след.
— Я работаю, не видишь? — буркнула краснолюдка.
Глубоко вздохнув, я выровняла дыхание, чтобы в голос не проникло нарастающее от разговора с невыносимой собеседницей раздражение.
— Я заплачу за простой в работе, — сказала я и похлопала по мешочку с монетами.
Лицо краснолюдки побагровело.
— У меня ребёнок пропал, а она мне деньги суёт! — Юзефа пихнула мне в руки колотушку. — Сторожи бадью, а лучше постирай, пока я хожу, время теряю. А то руки белые, как у барыни…
Краснолюдка ушла. Я опустила пальцы в бадью. Вода была ледяной и ничуть не нагрелась от камня.
— Не бери в голову, — добродушно сказала прачка по соседству. — Она скоро обернётся, времени не потеряет — живёт рядом с таверной.
— Юзя-то на словах только грозная, — добавила худая женщина с другой стороны. — Как муж у ней погиб, так и крутится, чтобы пацанов на ноги поставить…
Краснолюдка и правда вскоре появилась. Забрала у меня из рук валёк и всучила лохматую игрушку — волчонка с вышитыми крестиками глазами.
— Из мужнина тулупа сделала, Дин с этим волчеком каждую ночь спал, — пробурчала она, потом пожевала губами, посмотрела исподлобья: — Иди и найди наших детей, ведьмачка.
***
Дома я застала Марго перед зеркалом. В белых чулках и бархатном коричневом костюме из пышных панталон ниже колен и курточки до пояса она походила на пажа. В её руке был мой серебряный меч. На голове моя шляпа. Волосы заплетены в косу, как у меня. Она приняла красивую в её представлении позу, картинно подняв меч над головой.
— Я похожа на ведьмачку? — поинтересовалась она. — Смотри, вылитая ты, у нас даже глаза одного цвета! Я знала, что ты вернёшься за мечами, поэтому не в обиде, что ты меня не разбудила.
— Зато я в обиде, — перехватив её руку за запястье, я отняла меч и забрала с головы свою шляпу. — Никогда больше, слышишь, никогда не трогай мои вещи! Тебе очень повезло, что я спешу!
— Не вздумай убегать! — засуетилась она, полностью проигнорировав угрозу в моём голосе. — Я с тобой!
Второй раз за сегодняшний день мне потребовалось приводить дыхание в порядок. Вскинув меч, я коснулась остриём бархата на груди Марго.
— Давай-ка проясним отношения раз и навсегда — ты никуда со мной не пойдёшь, ясно?
Романистка, отступив на шаг, потянулась к столу и подала мне сложенный трубочкой с разломанной сургучной печатью свиток.
— Совершенно точно я пойду с тобой сегодня на обед в честь приезда махакамцев, — сказала она, разворачивая лист перед моим носом. — Приглашение для нас двоих от Скалена Бурдона.
Я пробежалась глазами по свитку.
— Вот там и встретимся, — сказала я, опустив меч, и скрылась в своей комнате.
Оружие, эликсиры, доспехи из шкуры виверны — полностью подготовившись к вылазке в лес, а заодно и на курган, я подошла к двери.
— Удачи! — проворковала Марго, перед зеркалом заправляя волосы под аккуратный берет с пушистым свисающим пером цапли.
На ногах у неё уже красовались длинноносые туфли с блестящими пряжками. Я посмотрела на неё в зеркало многозначительно и надеялась, что сурово, и получила в ответ чистый, полный невинности взгляд. Дверью я постаралась хлопнуть как можно громче.
***
Киарана я нашла в палатке Яевинна вместе с другими командирами скоя’таэлей. Не слишком-то обрадованный моим вторжением, эльф вышел.
— Ты зря беспокоишься, — улыбнулся он, выслушав меня. — Но я пошлю гонцов по отрядам, чтобы они прочесали лес.
— И… — начала я.
— И мы проверим берег, — успокаивающе добавил он. — С детьми ничего не могло случиться.
Он вернулся в палатку, а я повела Тучу на выход из северных ворот. Пару раз мне показалось, что я видела в толпе маячащее белое перо, но рассудив, что за городом Марго не сможет меня догнать, поскакала галопом и вскоре забыла о ней.
«Старый гномий столб и ельник», — вспоминала я указания краснолюдки. Киаран подтвердил, что единственный столб, который подходил под описание, был на той самой поляне, где когда-то мы встретились с Иорветом, а потом расколдовывали Саскию. Про себя я поражалась спокойствию Киарана — поляна находилась на изрядном от Вергена расстоянии, далеко за прочёсываемой ежедневно территорией близ города. Еловый лес начинался ещё дальше, за узким ущельем, сквозь которое вела единственная тропа.
Туча, цокая копытами по камням, вышла из ущелья к тёмной опушке. Тропа уходила в лес, в гору. Спешившись и сняв перчатки, я села на колени и положила под левую руку поясок, под правую игрушечного волка. Закрыла глаза.
***
Темнота ударила под дых. Наотмашь, наповал, насмерть. Задавила плитой, сжала горло удушьем. Я силилась вдохнуть и не могла, и не могла пошевелиться в сковавшей меня тьме. Из горла давился хрип, становясь всё громче, всё страшнее, и, наконец, надорвался. Воздух кончился. Разом всё стихло.
Я лежала боком, щекой на камнях. Руки были скрючены, под обломанными ногтями набилась каменная крошка, будто я скребла землю. Видение было молниеносным и сокрушительным, и, как вырванный из кошмара человек, я некоторое время не шевелилась, пытаясь убедиться, что с миром ничего не произошло. Лошадь безмятежно ждала в стороне и вяло обмахивала круп хвостом. Поясок и волчонок валялись рядом. Прежде чем прикоснуться к ним, я сосредоточилась, и ответила мне глухая, слепая тишина. Протянула руку, осторожно дотронувшись до пояска, и сосредоточилась вновь — ничего, словно орган чувств, который отвечал за ощущения в медитации, перегорел, как предохранитель.
Встала на четвереньки, на землю капнула кровь — бровь была рассечена. Согнувшись над дорогой, на ощупь промыла рану водой из фляги и нанесла мазь. Ещё чувствуя себя контуженной, забралась в седло. Сомнений не оставалось — детей надо было срочно искать! Я пустила Тучу по тропе, уходящей в тёмный лес.