— Лена, слышишь меня? — села перед ней на колени, потрогала за холодное плечо, не зная, что делать дальше.
Она всхлипнула, а я была рада даже такому действию с её стороны.
— Поднимайся с пола, ты замёрзла вся, — говоила спокойно, хотя саму внутри всю трясло от паники.
Что, чёрт возьми, здесь произошло?! У меня, наконец, получилось оторвать её от пола, Городова не сопротивлялась, но и не помогала. Усадила её, убрала с лица волосы, открывая взору опухшее от слёз лицо с уже засохшими разводами туши на щеках. Ленка открыла глаза. Смотрела на меня не моргая, взгляд сфокусированный, осознанный, но потухший, какой-то затравленный.
— Алька, — сипло сказала она и слеза, размером с горошину выкатилась из её левого глаза.
И в ту же секунду её словно подменили. Она всплеснула руками, резво поднялась на ноги, покрутилась на месте, словно искала что-то. Остановилась, посмотрела на меня, всё ещё сидящую на полу и спросила, как ни в чём не бывало:
— Как ты в квартиру попала?
— Дверь была открыта.
— Да. Открыта…
Истеричная, граничащая с безумием, суета Городовой нагоняла жути больше, чем её распростёртое на полу тело. Я встала перед ней, а она всё продолжала крутиться, бормотала себе под нос что-то. Взяла её за плечи, развернула к себе и твёрдо сказала:
— Лен, посмотри на меня, — встряхнула, как куклу, привлекая её внимание, — ты сейчас пойдёшь в комнату и ляжешь в кровать, потому что замёрзла, а я чай нагрею. Хорошо?
— Точно, замёрзла, да… — Ленка кивнула, зашлёпала босыми ногами по полу в сторону своей комнаты.
Водрузив чайник на огонь, почти бегом вернулась в комнату, боясь и на секунду оставлять её одну. Городова послушно легла в кровать, укрылась по самый подбородок одеялом, только глазами водила, следя за моими движениями. А я не знала, что должна делать, мне не хватало информации, но расспрашивать подругу сейчас — не лучшая мысль. Поэтому, не придумав ничего лучше, потрогала её лоб на наличие температуры, подоткнула по бокам одеяло.
— Хочешь чего-нибудь? — спросила я, не в силах выносить Ленкин пристальный взгляд.
— Посиди со мной, — выдавила она из себя, а в глазах снова собрались слёзы.
И я сидела, молча гладила её по волосам, стирала с щёк тихие слёзы и ждала. Первым не выдержал чайник, напомнив о себе протяжным свистом. Ленка была права, я здесь не гость, раз знаю, где стоит банка с травяным успокаивающим чаем, куда тётя Люся прячет мёд, чтобы её дочь не съела всю банку в один присест. Да и Ленка мне не просто подруга, она мне самый близкий и родной человек после моих стариков.
В комнату я вернулась уже с двумя чашками, ароматно парящими разнотравьем. Пили в молчании, обжигались горячим напитком, но упорно глотали, лишь бы тишина была оправданной. Осилив бо֝льшую половину, Ленка, наконец, стала более-менее похожа на нормального человека. Вылезла из-под одеяла, усевшись на него сверху по-турецки, на её щеках показался лёгкий румянец, а взгляд из затравленного превратился просто в грустный.
— Классно потусили, — неуместно пошутила я, боясь, что меня просто разорвёт, если я не скажу, хоть что-то.
— Пятница всё-таки, — ответила Ленка ровным и спокойным голосом, а я с удивлением посмотрела на неё. — Я в душ. Дождёшься меня?
— Конечно.
Я бы и в ванную за ней пошла, потому что сомневалась, что её уже можно оставлять одну. Но она не пригласила, а я усмехнулась, представив, сколько новых шуточек про лесбиянок я бы от неё услышала, если бы предложила это сама. Мылась она долго, или мне просто так показалось, вышла посвежевшая, пахнущая её любимым гранатовым гелем для душа, плюхнулась рядом со мной.
— Ко мне Азаров приходил. — «Да ладно!» чуть не вырвалось у меня, но ногти с силой вжатые в ладонь помогли сдержаться. Ленка старалась говорить легко, но лёгкость эта выходила откровенно вымученной. — Придурок этот, Краснов, выболтал мой адрес. Так ещё и звонок контрольный сделал, чтобы я наверняка дома была. А я и была. Первый раз, — «Так он ещё и не один раз приходил!», — на прошлой неделе, конспекты взял. Я, помнится, его послать хотела, но, когда увидела Клима на пороге, посчитала, что слишком унизительно для него и по-детски для меня — хлопнуть дверью перед его красивой физиономией. Пожалела, дура. Это было первым неправильным решением. — Городова замолчала, вздохнула с сожалением и продолжила: — Сегодня он позвонил сам, поинтересовался, во сколько можно лекции принести. Договорились на шесть вечера. Я весь день — как на иголках, всё в уме перебирала, что сказать и сделать должна. Больше пачки сигарет скурила. Готова была записку около квартиры повесить «подсунь конспекты под дверь» лишь бы не видеть его, чувствовала, что случиться что-то должно…
Снова замолчала, а у меня голова разболелась от догадок, одна хуже другой. Вот то, о чём я постоянно размышляю, любовь — это уязвимость. Чувствуешь, что плохо будет, а увернуться не можешь.
— Азаров предусмотрительно принёс пирожные. Говорит, в благодарность за помощь. Пришлось на чай приглашать. Разговорились и, ты знаешь, я успокоилась. Или действительно сладкое помогло, или просто уже не было сил на мандраж. А потом он меня поцеловал, легко, прямо там, на кухне. Отстранился и смотрит, не в глаза, до самого сердца добрался. Я поняла, что он ждёт от меня ответного шага, что решу — так тому и быть. И тогда я приняла второе неверное решение — поцеловала в ответ. Решила, пусть хотя бы так, хотя бы один раз, но я хочу быть с ним. Так и целовались на кухне, Клим меня на стол посадил, футболку с себя сорвал… По глазам его видела, что рад он, не как охотник, долго идущей за добычей, а именно счастлив, потому что сам ждал этого долго. А потом его как будто откинуло от меня, вцепился руками в подоконник, челюсти сжал. Не могу, говорит, не должен. Не хочу, чтобы из-за моей любви ты страдала… Я даже сообразила не сразу, что он бормочет. Услышала от него «люблю» и голову словно туманом заволокло. Подошла к нему, обнять пытаюсь, Клим руки мои перехватил, чувствую, что дрожит, еле сдерживается, прислонился лбом к моему лбу и сказал, тихо так, словно приговор смертный читал: “Не подпускай меня к себе, слышишь? Беги от меня, если хочешь нормально жить” … Попытался уйти, но я вцепилась в него. То, как он смотрел на меня, когда пальцы мои разжимал на своих запястьях…
Она всхлипнула, я приготовилась к новому потоку слёз, но её глаза были сухими, Городова просто сидела, уставившись невидящим взглядом в пустоту. Что говорят после таких признаний? Какие слова будут правильными? Я не знала. Обняла свою Ленку за плечи и просто сидела рядом с ней, чтобы она чувствовала моё тепло, чтобы знала, что не одна сейчас. Мне было больно и обидно за подругу, но мои ощущения не стоили и десятой части её переживаний и чувств. Я могла только сочувствовать горю её разбитого разочарованием сердца.
С того самого вечера Городова впала в депрессию. Её преследовала тысяча «почему?» и не находилось ни одного ответа. Легче пережить потерю, разочарование, когда всё разложено по полочкам. Но она никак не могла сложить для себя эту головоломку под названием «Клим Азаров». Ведь он же ей признался в своих чувствах, сказал, что любит, тогда почему ушёл? Ленка, наплевав на гордость, стала искать его, ей нужны были ответы, чтобы жить дальше. Но Азаров словно под землю провалился. А через несколько дней всё тот же Вовка Краснов, который когда-то их познакомил, сообщил Городовой, что Клим защитился и уехал из города, куда и насколько — неизвестно. Пользуясь окончанием Ленкиной сессии и аномальной жарой, тётя Люся (по моему совету кстати, Городова узнает, что я приложила к этому руку — убьёт) увезла свою дочь, ставшую похожей на тень, в деревню. «Пусть пару недель коровам хвосты покрутит да десять соток картошки прополет — вся хандра мигом пройдёт».
С Демидом на следующий день мы так и не увиделись — я сама отменила встречу. Рассчитывала, что он будет разочарован, но он нехотя признался, что у него дома проблемы. Думала обижусь, ведь он обещал, но сил на раздражение и злость не было, таким мелочным это казалось. Лишь бы у близкого мне человека было всё хорошо. А встреча… Обязательно встретимся, если оба этого хотим.
Глава 2
— Наконец-то мы встретились и выбрались хоть куда-то! — Демид уверенно вёл машину в плотном потоке проспекта, а я как последняя влюблённая дура сидела к нему вполоборота и не отрываясь рассматривала его профиль.
Слышать его голос в телефоне и скучать — это одно, увидеть его после долгой разлуки — это… А бывает микроинфаркт от счастья?
— Эй, Аленький, не смотри на меня так, — предупредил он, но глаза его при этом улыбались.
— Дём я скучала, — честно призналась я, — каждый день говорила тебе это в трубку, а увидела и поняла, что скучала в сто раз сильнее, чем думала. Мне кажется, я даже целоваться разучилась…
— Ну, это дело поправимое, — он рассмеялся от души. — Я тоже скучал. Сильно. Увидел тебя и первое, о чём подумал хватит ли у меня сил отпустить тебя сегодня?
— Знаешь куда мы едем?
— На пляж?
— Не просто на пляж. Там открылся новый ресторан с открытой террасой и музыкой.
Не стала добавлять, что собиралась туда с Лёнкой, но так и не попала. Духота закрытых помещений надоела из-за второй недели в магазине, а ехать куда-то далеко — значит впустую тратить на дорогу драгоценное время. Вот и вспомнила про «Ипанему».
— Владелец, видимо, шутник, — кивнул Демид на яркую вывеску, когда мы шли от парковки к ресторану.
— А мне нравится. Кстати, насчёт шутника — это ты зря. Бразильские сериалы очень популярны сейчас, и тема с Ипанемой — прямое попадание.
В подтверждение моих слов больше половины столиков были заняты, и ещё на нескольких стояли таблички «Reserved». Нас разместили, выдали меню, кишащее всякими морскими гадами и тварями, то есть морепродуктами, из всего многообразия которых мы выбрали большую сковороду запечённых мидий и белое вино (как обычно только мне). Я пришла в полный восторг, когда узнала, что сегодня ещё и вечер живой музыки в стиле босса-нова[1]. Всё это походило на сказку: тёплый летний вечер, замечательный мужчина и мелодичные песни Аструд Жилберту в очень достойном исполнении успевшей загореть до цвета бразил