Очень дорого сердцу (СИ) — страница 38 из 42

А вот это уже было интересно.

— С чего это вдруг? — степень моего удивления зашкаливала.

— Как я уже говорил, Демид с матерью практически не общаются. Я, кстати, тоже. Раз в неделю в обязательном порядке «семейный» ужин больше похожий на поминки, да брату приходится в силу своего положения и должности светиться с ней на мероприятиях всяких. Она же теперь руководитель благотворительного фонда нашего холдинга… Так вот, этой весной, на приёме у губернатора по случаю Дня победы, на который он обязан был сопровождать маман, та увидела, как Демид, словно хороший знакомый, общается с одним армейским генерал-лейтенантом. Ты же знаешь, она падкая на такие вещи, особенно если у нового знакомого имеются государственные награды… — Видя, что я так и не поняла, к чему он вёл, Клим добавил: — Захаров Юрий Петрович.

— Дед мой что ли? — всплеснула я руками.

— Ты всё чуднее и чуднее, сестрёнка, — Клим по-доброму усмехнулся, — у неё дед — генерал-лейтенант, а она вся такая скромная…

— Ну, он в отставке давно… — пыталась оправдаться я, — да и звание это — его, моя здесь какая заслуга?

— Вот-вот, — Он показал на меня пальцем, — и я о том же. Демид так же не в курсе был. Сам мне рассказывал, что, когда увидел Захарова в кителе полном орденов-медалей, даже говорить толком не мог. Зато заслуги твоего деда очень даже по душе пришлись матушке. Засуетилась она, велела помощнику своему разузнать всё о тебе. А теперь… — Клим застучал пальцами по столешнице, изображая барабанную дробь, — смертельный номер! Помощнику удалось накопать, что Стрельцова Алевтина Павловна, внучка генерала Захарова, является любимой крестницей строительного магната Питера и Ленобласти Мелехова, а, если брать в расчёт сплетни, ещё и его единственная наследница!

— Вот людям заняться нечем! — сокрушённо покачала я головой. — Сам Мелехов ещё ничего о своих наследниках не знает, зато слух уже есть…

— Алька — ты мой кумир! Мать, услышав такие новости, неделю с мигренью лежала, стонала, понимая, какого журавля упустила, точнее сама выгнала…

— То есть теперь получается, что я завидная невеста?

— Ещё какая завидная! — подтвердил мою догадку Клим. — Как бы я хотел увидеть вашу теперешнюю с ней встречу, посмотреть, куда Галина Германовна засунет свою гордость, когда станет выворачиваться и подлизываться…

— Замолчи, меня сейчас стошнит…

— Да только Демид матери такой скандал закатил, когда она попыталась заикнуться о вашем воссоединении…

— Он против? — я подалась вперёд, словно от ответа зависела моя дальнейшая жизнь.

Но услышать его мне было не судьба — в прихожей громко хлопнула дверь, а звонкий голос Городовой сообщил:

— Я дома.

Мы застыли с Азаровым друг против друга, как два нашкодивших школьника, которых вот-вот поймают на попытке прогулять уроки.

— Лен, а ты чего так рано? Говорила же, что задержишься? — выговорила я в сторону коридора, а сама наблюдала, как Клим жестами спрашивает: «Что теперь делать?».

Развела руками, а Ленка, не зная, какой сюрприз ждал её на кухне (надеяться, что она обратит внимание на мужскую обувь в коридоре, — безыдейно, она была абсолютно невнимательна к таким мелочам), зашелестела чем-то и одновременно затараторила:

— Да вот, встреча отменилась. Блин, я эту запись к гинекологу неделю ждала…

На слове «гинеколог» мы с Азаровым-младшим синхронно замерли, но у меня хватило ума попытаться послать подруге звуковое предупреждение:

— Лена, ты это…

— Аль погоди, не могу босоножек расстегнуть… — перебила она, и моё предупреждение пропадало даром. — Короче, врачиха эта — дама с юмором, говорит: две недели задержки есть, одна ночь погоды не испортит… — На этой фразе Клим вскочил со стула, но я поймала его за руки. — Приём на завтра перенесли. Пришлось на работе на первую половину дня отпроситься… Чёрт, да что с этой застёжкой не так? — Я выдохнула, надеясь, что Городова больше не станет вещать о своих личных проблемах на всю квартиру, хотя она и так уже много сказала, но та упорно продолжала рыть себе яму. — Говорила же Азарову, что один презерватив лопнул…

Упомянутый Азаров побледнел и вытаращился на меня. А я что? Сама в шоке была. Так нас и застала появившаяся на пороге кухни Ленка: стоят два дурочка, друг друга за руки держат и глазами лупают. Городова быстро сообразила, чем вызван наш шок, промямлила: «Я кажется ключи от кабинета забыла в кабинете» и пулей устремилась к выходу.

— Лена!

Клим сорвался за ней следом, а я опустилась задницей на пол и начала ржать во весь голос. И как после этого не уверовать в происки судьбы?

Даже не удивилась, когда следующим утром застала на своей кухне взъерошенного ото сна Клима.

— Доброе утро, — сказала я и, налив в кружку чай, уселась напротив него за стол, — где она?

— Спит, — ответил тот и отхлебнул, судя по запаху, кофе из своей чашки, — к врачу к десяти, время ещё есть…

— Вместе пойдёте?

— Я предложил, но Городова ни в какую. Буду в машине ждать.

— Хапнешь ты с ней, братиш… — озвучила я своё мнение и головой покачала.

— Я знаю.

И улыбка такая довольная, счастливая на его лице расплылась, что невозможно было не улыбнуться в ответ.

— Ладно, мне в больницу пора…

— А тебе-то зачем? — Клим напрягся.

— К бабушке. Я и в город только из-за её инфаркта приехала. Слава Богу, всё обошлось, завтра выписывают. Из больницы в дом стариков поеду, за город. Ночевать тоже там останусь. Так что квартира в вашем распоряжении, голубки.

Глава 4

Сегодня выписывали бабушку. Дед с утра уехал в больницу, помочь ей с выпиской и вещами, а я осталась в их доме на хозяйстве. Наготовила еды на несколько дней вперёд, чтобы Марии Фёдоровне не нужно было заботиться о готовке, убрала везде, где было нужно и можно. Время шло, а старики всё не возвращались. Чтобы скрасить ожидание, насобирала в малиннике плошку ягод, и, когда места в ней уже не осталось, решила побаловать себя, объедаясь любимой ягодой, снимая горячие от солнца малинки губами прямо с веток. Измазалась вся, и лицо, и футболка, в малиновый сок (зато так вкуснее), и вприпрыжку поскакала принимать душ, размышляя, кто, глядя на меня сейчас, поверит в то, что завтра мне исполняется двадцать пять?

Вещей с собой привезла мало. Пришлось переодеваться в хлопковый сарафан, в котором и приехала сюда. Мне нравилась эта вещь тем, что фасоном сарафан походил на школьный фартук, с квадратным вырезом спереди, «крылышками» по плечам, летящей юбкой солнце-клёш и почти до талии обнажённой спиной — самое то для знойного лета. А ещё он был кипенно-белым, выгодно оттеняя мою кожу, успевшую за пару часов вчерашних и сегодняшних солнечных ванн стать золотой.

Я спускалась по лестницы на кухню, когда услышала звук подъехавшей к дому машины. Наконец-то! Завязала влажные после душа волосы в высокий узел на макушке и встала ровно против входа встречать прибывших. Дед показался в дверях первым.

— Что вы так долго? — подалась я на встречу, принимая из его рук сумку с бабушкины вещами, которая в следующую минуту со стуком упала на пол.

Потому что вслед за Юрием Петровичем, придерживая мою бабушку под локоток, в дверях появился Азаров-старший. Моё внезапное появление перед ним сказалось на Демиде ещё хуже, чем его передо мной: он побледнел, странно дёрнулся корпусом вперёд, как если бы пропустил апперкот в солнечное сплетение от невидимого боксёра.

Я кое-как справилась с эмоциями. Подняла с пола сумку под любопытствующими взглядами деда и ба, но меня больше беспокоил тяжёлый, пристальный взгляд человека, стоящего за ними. Того Демида Денисовича, которого я знала, считала свои мужчиной четыре года назад, уже не было. В нём не осталось ничего мальчишеского, казалось, он стал больше, мощнее, окружённый почти осязаемым ореолом силы и уверенности, глаза, перестав блестеть серебром, впивались в моё лицо и тело холодной сталью. Но, какими бы разительными не были перемены, Демид по-прежнему великолепно выглядел, притягивал своей брутальной красотой, и этому, чёрт возьми, очень тяжело было сопротивляться. Я мечтала о нашей встрече, но, как только это случилось, вся решительность вмиг улетучилась, уступая место неуверенности и мандражу.

— Ну что, хозяйка, обед готов? — потирая руки, спросил дед, не обращая внимание на появившееся в воздухе напряжение.

— Конечно, проходите, — как можно беспечнее ответила я, кивнула свободной рукой на столовую, а сама ушла в комнату.

Оправданием моему побегу чистой воды служила сумка с вещами, которую я продолжала сжимать в руке. На самом деле мне просто нужно было перевести дыхание и хоть немного прийти в себя. Поняла вдруг, что не готова ещё видеть его, о разговорах вообще речи не шло. После того, как Клим рассказал мне о терзаниях брата, я подсознательно стала чувствовать вину перед Демидом. Конечно, у меня была слабая надежда, что тот откажется от приглашения остаться на обед, но, вернувшись в столовую, поняла, что по-моему сегодня не будет — дед в этот самый момент говорил Демиду:

— Вы нас так выручили, забрав из больницы, так что просто обязаны остаться.

Я без аппетита ковырялась вилкой в тушёном в сметане кролике, вставляла в нужные места беседы нужные фразы, улыбалась. И никто даже представить не мог, с каким трудом мне всё это давалось. Потому что Азаров тоже не был предрасположен к еде, зато очень даже был заинтересован во мне: с лёгкостью поддерживая общие темы в разговоре с дедом и ба, одновременно успевал прокатываться тяжёлым, словно каток, взглядом по их внучке.

Готова была уже выдохнуть с облегчением, когда все встали из-за стола, ведь понимала, что дальнейшее пребывание Демида здесь ничем не обусловлено, но бабушка, наверное, решив отомстить мне за все обиды прошлых лет разом, спросила:

— Демид, вы можете отвезти Алечку в город?

— Конечно, — не задумываясь ни на секунду ответил тот.

— Что?! — попыталась возмутиться я.

— Ну, а что тебе здесь сидеть? — Мария Фёдоровна, глядя на меня, невинно хлопала глазами. — Я всё равно сейчас отдыхать лягу, дед к друзьям-товарищам своим убежит…