Надо сказать: я недооценила Кио.
— … Вот тут малая холодильная ниша, — говорил он, под моим ошалевшим взглядом демонстрируя секреты своих покоев. — Меню ограничено, конечно, но что-нибудь по вкусу ты сможешь найти. Вот здесь несколько блюд под чарами стазиса; нажми на руну огня, чтобы разогреть. Вот моя личная библиотека. Тут почти нет книг на всеобщем, но…
— Я знаю стародраконий, — отмахнулась я.
— Да?
— Да. До гильдии и всего прочего моя семья позаботилась о всестороннем образовании. Да и потом нужно было порой работать с очень разными слоями — всё же не рядовая крыса, а один из хвостов крысиного короля.
— Логично. Так вот, если не найдёшь чтива по вкусу, то вот… — он прикоснулся к нескольким камням у зеркала во всю стену, которое я мысленно уже успела окрестить мечтой онаниста.
Изображение поплыло, показывая совсем другую комнату… точнее, зал.
— Это то, о чём я думаю?
— Можешь пока понаблюдать за Отбором со стороны, — подтвердил он с невинным видом.
Я покачала головой и мысленно переименовала зеркало из мечты онаниста в мечту вуайериста.
— Это вместо эротических иллюзий, что ли? — уточнила я. — Такой специальный способ подсматривать за конкурсантками в душе?
— Нет! — возмутился Кио. — Подсма… наблюдать можно только за общими комнатами. И за гостиными заинтересовавших девушек, но только в том случае, если их покровитель разрешил. Это сделано, чтобы молодые, не нашедшие пару драконы могли понаблюдать за девушками со стороны.
— Ага, — я ухмыльнулась. — И ты хочешь меня убедить, что это ваше зеркальное шоу смотрят только драконы без пары.
Кио закатил глаза.
— Официально — да. Неофициально можно положить в казну довольно крупную сумму и тоже получить доступ. Так, некоторые драконицы… и некоторые оборотни… и драконьи пары… и особо приближенные человеческие аристократы...
— Не продолжай, суть я уловила, — ухмыльнулась я. — И даже догадываюсь, какие бешеные ставки по этому поводу на местном отборном тотализаторе.
— Вообще-то не…
— Не ври, я не вчера родилась.
— Ладно, да.
— То-то же.
— Насколько мне известно, ты там проходишь под именем «Самая горячая блондинка этого Отбора».
— О как. Сочту за комплимент! И многим ты разрешал за мной подсматривать? — интересно же. Нет, во время самых важных разговоров я применяла лёгкие чары от лишних ушей, но всё равно неплохо бы знать список тех, кто мог наблюдать за тобой, как за рыбкой в аквариуме.
— Нет, — поморщился Кио. — Я не открывал никому возможности наблюдать за своими конкурсантками. Исключение — мои избранные сотрудники. И только в рабочих целях.
Ну, звучит не так уж и плохо.
— А я смогу говорить через зеркало, как ты со мной тогда, перед балом? — если уж наглеть, то наглеть.
— Это особенная привилегия, доступная только мне и членам Императорской семьи, — отметил он. — А с кем ты хотела поговорить? Учти, если ты решила устроить какое-то собственное расследование…
Серьёзно?
— Я что, совсем на идиотку похожа? — поразилась я. — Или на героиню глупой сказки?.. Ладно, торможу иногда, признаю. Бывает. Но поверь, мне хватает мозгов понять, что расследованием придворных интриг должны заниматься существа, в этих самых интригах разбирающиеся, а не непонятные девицы со стороны. Нет, если ты мне поручишь кого-то поспрашивать, то я вся готовая, как говорится. В остальном? Нет, спасибо.
— Хорошо, — мне показалось, или Кио вздохнул с облегчением? — С кем бы ты хотела поговорить в таком случае?
— С Дорлиной, — сказала я честно. — Должна же я проверить, как она там? На правах феи-крёстной.
26
С ведьмочкой я связалась не сразу: организм, измученный за совершенно безумное утро, требовал хотя бы немного сна. Отказывать ему я не стала — мало ли, что нас на драконьем Отборе дальше ждёт?
Так что в комнату Доры я заглянула далеко пополудни. И застала совершенно фантасмагорическое зрелище.
Ведьма восседала в кресле, красная, со слезами на глазах, и читала книгу. Рядом на столе стояло множество пирожных, выполненных в форме радужного дракона.
Так.
— Дорлина? — позвала я осторожно. — Ты там в порядке вообще?
Она вскинула голову и завертела головой:
— Феечка? Ты того… в зеркале?
— Да, — вздохнула я. — Извини за вторжение, меня не выпускают.
— Меня тоже, — вздохнула Дорлина. — Слушай, я тут книжку читаю… а зачем мужику пихать в женщину дубинку и жезл?
Я честно призадумалась.
— Ну, это — вполне распространённая разновидность пыток, — сказала откровенно. — Говорят, есть у главы гильдии Буйволов специальный стул с выкручивающейся дубиной, на который он должников сажает… И чем больше долг, тем больше выкручивают дубину. Ещё может быть нечто из разряда извращённых фантазий. У нас был случай, когда один богатенький сыночек в девчонку из борделя пихал судейский жезл, потому что у самого не стояло.
— Жах! — охнула Дорлина. — И что девушка? Жива?
— Умерла, — поморщилась я. — Внутренности в кашу — это тебе не шутки. А он ещё и на помощь не сразу позвал… Псих малолетний.
— И что ему было?
— А что ему, судейскому сыну, будет за смерть шлюхи? — ухмыльнулась я криво. — Пальчиком погрозили, что жезл папочкин испачкал — и только.
— Как так можно? — всхлипнула Дорлина. — Она ж хоть… ну… не особо чистоплотная, но — живая!
— Торговля телом — опасная работа, — честно сказала я. — Многие думают, что, раз платят, то могут делать действительно всё… Ладно, не суть. А с чего ты вообще про пытки взялась читать?!
— Да я не думала, что это про пытки! — возмутилась она. — Меня просто тоже никуда не пускают, вот я и попросила какую-нибудь книгу, которая может на Отборе пригодиться. Мне принесли, а тут вон — мужик девку похитил, вроде начал приставать, а потом сначала нефритовый жезл, а потом дубинку в неё запихнул! Она, бедная, так кричит, так стонет… Ужас!
Я открыла рот, закрыла его.
И поняла, что имеет место несовпадение парадигм.
— Она задыхается, умирает, — вещала между тем Дорлина. — А ещё он, кажется, фомор.
— Там так написано? — не ржать. Только не ржать.
— Не-а, но у него как-то слишком много рук… Руками он прижал её руки, гладит в одном месте, щипает в другом, за чем-то потянулся... Я уже пять рук насчитала… Думаешь, арахнид? В начале вроде человеком был. Но вдруг полукровка?
Здесь я не выдержала и всё же расхохоталась.
— Что смешного-то? — обиделась ведьмочка. — Логичная теория. Свою предложи, если такая умная!
— Дорлина, ты мне вот что скажи, — начала я. — Ты знаешь, откуда дети берутся?
— Ну да, — фыркнула она. — Я что тебе, вот дурочка совсем? В деревне все с детства такое знают! Но это-то тут причём? У нас, знаешь, как-то без жезлов и дубин обходятся с этим делом. Хуй им, спрашивается, на что?
Я вздохнула.
— Ну, тут о нём же и речь. Это просто… ну… эвфемизмы.
— Чего?! — ведьма возмущённо отбросила книжку. — Но зачем?! Уже бы написали: член. Ну хоть панька-встанька, на худой-то конец! Или вот да, конец… Все бы всё поняли. А дубинки?! Я ж читаю про дубинки — и думаю про дубинки!!! И про жезлы! И почему нефритовый?! Они нефрит-то в жизни видали?! Чем он болеет, если у него жезл-то такого цвета?!
Ну, определённая логика в её словах присутствовала.
— Чтобы было романтичнее? Или приличнее? — предположила я.
— В смысле?! — возмутилась она. — То есть, он её насильно своровал, и это вроде как прилично и романтично. А вот член членом назвать — эт уже ни-ни?
Я пожала плечами. Если честно, дороги, по которым блуждали человеческие представления о приличиях, для меня были тёмным лесом. И тут я с Дорлиной была на одной волне: похищение и принуждение намного неприличней всяких там слов. Но… человеческая мораль — штука сложная. Она ходит своими путями.
Сама я, по правде, обожала грязные разговорчики. И в моменты, когда меня уносило совсем (точнее, когда я позволяла самоконтролю полностью отрубиться) бывала очень громкой. И грязной на язык. Это давало дополнительный кайф, как на мой вкус. И я тоже никогда не понимала смысла… эвфемизмов. Возможно просто потому, что прекрасно знала, что бывает с телом после жезла, например…
— Тупо это всё, — буркнула Дорлина. — Глупая книжка!
— Не злись так, — сказала я примирительно. — Справедливости ради, мужчины обожают давать своему органу имена. Был у меня, например, любовник Джойми, который звал свой член Джойми-младшим. И требовал, чтобы я описывала, какой он красивый, этот младший Джойми…
— Зачем?!
— У всех свои фетиши. Кому младший Джойми, а кому вон — дубинка.
— Пф, — Дорлина сложила руки на груди. — А я всё равно говорю: тот, кто это написал — дурак.
Я покачала головой. А ведь она действительно расстроилась, кажется. И теперь злится больше на себя, чем на неведомого дурака-автора… Неприятно чувствовать себя дурой. Особенно в такой ситуации.
Особенно в восемнадцать лет.
Но, как оказалось, всё было даже немного сложнее.
— Меня вон мой жених тоже украл, — выдала Дорлина вдруг. — Поленом по затылку — и в подвал, амулетами обвешанный. Правда, никуда не запихивал ничего… не успел. Но всё равно оно знаешь... Не романтично было. Совсем. Дурак автор.
Ага. Что же, начинаю теперь понимать, откуда ветер дует.
И да, в реальности это и правда совсем не романтично.
— Это из-за того ты стала суженого искать?
— Ага, — вздохнула Дорлина и отвернулась. — И из-за этого тоже. Тут какое дело: моя семейка хотела меня замуж выдать. Ну, я тебе говорила. Парень — сын старосты, выкуп за меня давал хороший, да ещё и в голодный год. Но… вот не люб он мне был. Вроде бы и собой хорош, и богат, и статен. Но было в нём такое что-то… Я же слышу, как шепчутся наньи над рекой. И они плохое о нём говорили.
Я понимающе кивнула. Наньи, души нерождённых или убитых матерями младенцев, видели чужие тайные грехи и мало о ком шептались просто так.