стоящему в это вмешивался.
То, что происходит здесь, принадлежит только нам двоим… Я усилием подавила странную дрожь, которая пронеслась по телу после этих слов.
Нет уж, нельзя.
Не забывай, кто он, Ирлина. Не забывай, кто ты.
Держи себя в руках.
"Ты говоришь о Деррене?" — уточнила я.
— О том, что себя так называет, — ответил Ирон. — И я не хочу больше об этом. Тебе правда надо поспать, ведьмочка. Так что выбирай, какую сказку на ночь хочешь послушать.
Я прикинула. Интересных вопросов было много, и я с трудом выбрала одновременно и относительно нейтральный, и потенциально полезный.
"А расскажешь о своей короне? Когда вы с пикси разговаривали, мне показалось, там должна быть какая-то история со множеством интриг и тайн…"
— Э нет, — усмехнулся Ирон, нагло укладываясь рядом со мной поверх одеяла, — во-первых, это страшная сказка, а во-вторых, уж извини, она не для твоих красивых ушек. Так что придётся тебе выбрать сказочку попроще.
Да уж… Интересно, а какие сказки вообще рассказывают эльфийским детям? Что-то мне подсказывает, что, учитывая особенности культуры сидхе-данан, человек с нормальной психикой после таких историй ни за что не заснёт. С другой стороны, если уж мы заговорили о сказках…
“Так расскажи мне сказку, Ирон, — предложила я. — Свою самую любимую, которую ты обычно слушал в детстве. Или одну из любимых, на худой конец.”
На этот раз Ирон замолчал надолго. Я уж начала раздумывать, как бы замять эту ситуацию, когда он всё же заговорил.
— Эта просьба была для меня неожиданной, но в целом ты права. Так и поступим. Правда, выбор у меня не то чтобы большой…
“Что, среди сказочек, которые рассказывают феи, трудно найти что-то без убийств, расчленённых трупов и прочего?”
— И это тоже. Ладно, не суть. Слушай сказочку, ведьмочка, и засыпай… Итак, давным-давно, когда от земли было рукой подать до неба, а деревья сплошь умели разговаривать, жил на свете эльфийский принц. Он был прекрасней рассвета и ярче луны, любим семьёй и подданными, окружён уважением и богатством. Чем дальше, тем больше становилось очевидно, что растёт принц умным, хитрым и сильным юношей, который однажды сможет стать выдающимся государственным мужем. Но однажды во сне принц увидел волшебную бабочку с золотистыми крыльями, что порхала перед ним во тьме. Была она так прекрасна, что, даже проснувшись, принц долго ходил, словно очарованный. С тех пор появилась у него одна страсть, сильная и почти слепая: он обожал коллекционировать бабочек. Он ловил их, осторожно нанизывал на иглу и укладывал на бархатные подушечки. Ему нравилось смотреть, как красота, которая должна была увянуть спустя жалких несколько дней, застывает во времени — и принадлежит ему одному.
Сотни иллюзорных бабочек порхали по комнате, и я смотрела на них, погрузившись в полудрёму, и прислушивалась к чарующему голосу эльфа. Дневник под подушкой потеплел, и я догадывалась, что мой принц что-то ещё мне написал. И посмотреть бы, но слишком не хочется прерывать Ирона. Мне так нравится слышать его голос… Да и интересно, чем кончится история с бабочками…
— Годы шли, — говорил Ирон. — Принц повидал множество земель и отовсюду привозил новые украшения для своей коллекции. Тысячи прекрасных крыльев на бархатных подушечках смотрели на него со всех сторон. Но печаль вечности заключается в том, что с каждым годом всё сложнее находить что-то новое. Сколько бы миров не было освоено сидхе, сколько бы бабочек ни жило в этих мирах, рано или поздно окажется, что все они уже представлены в коллекции. Именно это и произошло с принцем. Когда он осознал ситуацию, то впал в великую печаль, которую не могло развеять никакое из земных удовольствий. Принц потерял интерес к любви, и вину, и книгам, и даже самому себе. И тогда ему снова приснилась бабочка с золотистыми крыльями. И он снова был заворожен её красотой. Проснувшись утром, он нарисовал её изображение и назначил огромную награду тому, кто скажет, где такую можно найти. И спустя несколько лет удача улыбнулась ему: один иномирец рассказал, что видел таких в одном из зачарованных дворцов своего мира. Тогда жизнь принца снова обрела смысл. Он отправился на поиски золотой бабочки, рассчитывая, что поймать её удастся легко. Но в чужой дворец его отказались пускать и на порог. Мол, золотые бабочки — местная драгоценность, а у нас вовсе осталась одна-единственная… Принца это раззадорило: он был из тех, кто получает желаемое. И не стоит за ценой. Так что он сделал достаточно: пролил крови, воззвал к возврату долгов, сплёл паутину лести и лживых слов, обвил чужие души лозой чар, привёл призрак войны из небытия… И вот уже он входил в тот дворец победителем, будущим хозяином, властителем этих земель. И ему принесли бабочку…
Ирон замолчал. Я плыла между сном явью, но не могла позволить себе уснуть: хотелось знать, чем дело кончилось.
— Бабочка была ещё жива: все знали, что принц привык сам вонзать иглу в свой трофей. Она била крыльями, а он стоял над ней, как вечный странник у финальной точки своего пути. Золотистая пыльца сыпалась на выжженные камни некогда красивого дворца. Принц всё смотрел и смотрел — на свою победу, на своё заветное желание, которое исполнилось. И что-то в нём менялось безвозвратно. А потом он сдёрнул полог и просто наблюдал, как золотая бабочка улетает прочь. Принц стоял на полуразрушенной башне, вдыхал запах гари, витающий над сожжённым им городом, и чувствовал, что мир вокруг навсегда стал каким-то другим. Он оставил за спиной лежащий в разрухе дворец. Он вернулся к себе и уничтожил всю свою коллекцию бабочек. В душе его воцарился мир… На целых полгода. Потому что ровно полгода спустя его нашли лежащим на бархатной кровати. Крылья принца были раскинуты, а грудь пронзала огромная стальная шпилька…
Ирон помолчал. Все иллюзорные бабочки рассыпались в пепел, и лишь одна, прекрасно-золотая, продолжала порхать по комнате.
— Убийцу принца так и не нашли, — закончил Ирон. — Но долго ещё слуги рассказывали о прекрасном юноше с золотыми глазами и волосами, которого перед тем видели в замке то там, то здесь… Был он или нет, знают только садовые феи. Но они не расскажут; они умеют хранить секреты. Правда затеряется в песках смерти, останется лишь сказка… О том, как опасно бывает гнаться за золотой бабочкой. О том, что золотая бабочка для каждого из нас своя.
Бабочка рассыпалась золотыми искрами.
“Ну и сказочки у эльфов, — подумала я, засыпая. — Впрочем, чего от них ещё ждать?”
*
Меня разбудило ощущение, будто началось светопреставление. Вокруг грохотало, звенело, трещало, падало. Я дёрнулась, но меня тут же удержала твёрдая рука.
“Всё в порядке, — Ирон говорил ментально, потому что во всём этом шуме что-то расслышать было почти невозможно. — Лежи спокойно. Сейчас всё закончится”.
И действительно, спустя несколько долгих секунд грохот и скрежет начали стихать, а пол с потолком более-менее определились насчёт того, кто в их паре сегодня сверху.
“Это то, о чём я думаю?”
— Да, — вздохнул Ирон. — Мы приземлились — хотя “упали” таки будет честнее. Добро пожаловать на остров принцев!
Часть 2. Остров принцев
30
Принцесса Иэ
*
— Ну и какой, спрашивается, Бездны?! — прорычала мне в лицо взбешенная хтоническая тварь. Зубы у неё были оскалены, лицо истончилось до такой степени, что сквозь кожу просвечивал птичий череп, глаза казались провалами в иной и очень тёмный мир, а волосы обернулись копной перьев…
Я испытала искреннее восхищение.
Поистине, прекрасен. А уж эмоциональный фон каков! Так и тянет облизнуться. Не будь я в столь плачевном состоянии, можно было бы перенаправить эту вкусную, обжигающую злость в куда более интересное русло…
— Ты меня вообще слушаешь? — уточнил Деррен на полтона ниже. Я вынужденно оторвалась от разглядывания мелких пёрышек у него на шее; у драконов в полуформе чешуйки там очень чувствительные. Мне стало интересно, у условных птиц так же? Как ни крути, дальние родичи. С другой стороны, Деррен всё же не птица-оборотень, а нечто иное. С третьей, как по мне, если уж браться и классифицировать его природу по стандартам многоликих, то Деррен действительно значился бы высшим оборотнем из птичьих. Ну, либо птицекрылым фейри из легенд, но наши учёные по сей день громко спорят, были такие в природе или являлись выдумкой. В нашем мире у эльфов точно появлялись только крылья насекомых, без исключений.
— Ты о чём думаешь вообще? — уточнил Деррен крайне подозрительно, но уже вполне спокойно. Полуформа стекала с него, оставляя человеческую оболочку. Жаль… Впрочем, это во мне говорит потерянный самоконтроль. Для таких игр не время и не место. Хотя когда-нибудь надо будет всё же разозлить его так же сильно…
Я позволила себе усмехнуться.
— О классификации, — говорить всё ещё было тяжело, но по крайней мере уже возможно. — Я думаю о классификации. Мне кажется, тебя вполне можно отнести к оборотням-птицам.
— Н-да? — хмыкнул он. — У тебя было такое выражение глаз, как будто ты хочешь меня как минимум сожрать.
Ну не сожрать, а всего лишь пару раз укусить, вообще-то.
— У тебя богатая фантазия.
— Ну-ну… Что же, вернёмся к делам насущным: какой Бездны, Иэ?
— Ты не мог бы конкретизировать вопрос?
Алый огонёк в его глазах заполыхал чуть ярче.
— Не притворяйся дурой. Я ведь могу разозлиться. По-настоящему.
Я прикрыла глаза, с сожалением признавая, что сеанс дёрганья хтонической твари за усы действительно стоит прекратить. Похоже, Деррен действительно очень зол. Не то чтобы я боялась за себя, но его угрозы по отношению к команде тоже вполне материальны.
— Я всё ещё не понимаю твою злость, Деррен, — ответила я спокойно. — Допускаю, тебе не вполне… понравилось состояние, в котором ты меня нашёл. Но это всего лишь издержки, на самом деле. В остальном все договорённости соблюдены.
— Правда? — надо признать, вкрадчивый тон в его исполнении получается просто отлично.