– Конечно, – сказал Прокоп.
Дверь с треском распахнулась. В проёме стоял Станик. Глаза его сверкали, ноздри воинственно раздувались.
– Ты должен помочь учителю! – крикнул он.
– Ты подслушивал? – рявкнул в ответ Грень.
– И что с того? – В возбуждении и гневе Станик сделался похожим на своего отца, как слегка уменьшенная и немного более новая копия. – Ты должен помочь, а если испугаешься, то это сделаю я сам.
– Ничего никому не нужно делать, – воздев руки, Прокоп встал между Стаником и Гренем. – Это касается только меня одного. Станик, поверь: любое вмешательство может только навредить. Никто из вас ни в коем случае не должен вмешиваться. Иначе всем – мне, Анне, вам, – придётся очень плохо. Поверь мне, Станик! Я должен просто уйти. И это всё. Обещаю, что мы ещё увидимся. Мы обязательно должны встретиться. Но это произойдёт, только если ты меня сейчас послушаешь и поверишь…
Прокоп продолжал говорить, и градус общего возбуждения понемногу упал. Станик с Гренем успокоились.
– Иди, матери помоги, – неуверенно буркнул Грень, и теперь Станик не стал перечить. Взглянул в последний раз на Прокопа и вышел из комнаты.
– Всё в порядке, Грень, – сказал Прокоп.
– Прости… я не могу… – ответил тот. – Давай, я тебе денег дам.
Он полез за бумажником, но Прокоп его остановил.
– Не нужно денег. Но если ты не против, я бы захватил кое-какие инструменты.
– Да конечно же! – Лицо Греня выразило облегчение, а вслед за тем покрылось краской стыда.
– Я бы со всей душой, – отвернувшись в сторону, проговорил он. – Только мне парня поднимать надо. Да и Майе не вечно же в курьерах болтаться, ты пойми!
– Не беспокойся, Грень, – сказал Прокоп. – Поверь, я тебя очень хорошо понимаю и не собираюсь ни в чём винить. Спасибо тебе за всё…
Он вышел со двора до заката и направился по дороге, ведущей из посёлка. До назначенного часа ему предстояло сделать немалый крюк, чтобы незамеченным подобраться к лагерю. Солнце садилось в густые и тёмные облака, наплывавшие стеной из-за горизонта. Они обещали непогоду, затяжной дождь и это было Прокопу на руку.
Росистая трава вымочила одежду Прокопа насквозь, сразу же, как только он, дождавшись захода солнца, осторожно пополз к ограде лагеря. С внешней стороны проволочного забора не было тайных препятствий, ловушек или датчиков – это Прокоп отчасти знал из информации, которую сумел собрать Ландо, а также благодаря самостоятельно проведённой тщательной разведке. Охрана лагеря полностью полагалась на технику, не оставлявшую потенциальным беглецам ни шанса на успех. Сегодня пустовали даже вышки, поскольку оба часовых прогуливались в пространстве между проволокой и контрольной оранжевой полосой, неторопливо о чём-то беседуя. Уже дважды они прошли совсем рядом с Прокопом и это начинало его беспокоить. Не хватало ещё, чтобы побегу помешала не бдительность тюремщиков, а их пренебрежение своими обязанностями. Впрочем, беседа охранников вскоре завершилась. Они разошлись и полезли на свои вышки.
Прокоп взглянул на светящийся циферблат часов: десять вечера, темнота практически полная. Он подполз к забору и принялся аккуратно и практически бесшумно резать проволоку мощными ножницами, которые взял в мастерской Греня. Лёгкие щелчки отточенных до бритвенной остроты лезвий тонули в шорохе травы, которую всё сильней ерошил поднявшийся ветер. Приближалась непогода.
Это была лёгкая работа, и Прокоп закончил её за несколько минут. А потом стал ждать Анну. Он почти успокоился. Всё пройдёт, как задумано. Четырёх часов, на которые будет заблокирован микрочип, им хватит, чтобы спокойно сесть на поезд и пересечь границу округа. Потом, сойдя на полустанке, добраться до небольшого аэродрома – это совсем недалеко, и маршрут Прокоп знал наизусть. На ожидающем их самолёте Ландо они переберутся в сопредельную страну. Там врачи частной клиники навсегда избавят Анну от электронного «поводка». О том, что они будут делать дальше, Прокоп не задумывался – над этим будет время поразмыслить в более подходящей обстановке…
Прокоп посмотрел на часы: одиннадцать десять! Анна только что приняла капсулу. Через двадцать минут она должна появиться.
Он услышал какой-то шум. Вспыхнули прожекторы, залив территорию лагеря ослепительным светом. Побежали вооруженные дубинками и электрошокерами охранники. Из бараков потекли ручейки заключённых, которых охранники выстраивали по периметру центральной площади лагеря. Затем часть охранников расположилась редкой цепочкой вокруг столпившихся заключённых, а другие направились в бараки. Томительно текли минуты, но больше ничего не происходило. Молча стояли заключённые, лениво переминались с ноги на ногу охранники.
Начал накрапывать дождь. Редкие поначалу капли падали всё чаще, превращаясь в струйки. Начавшая было подсыхать одежда Прокопа вновь до предела напиталась влагой, его начал охватывать холод. Пытаясь согреться, Прокоп поочерёдно напрягал и расслаблял мышцы, но помогало плохо – просто вместе с холодом приходила усталость.
Минуло двенадцать. Всё то же томительное молчаливое ожидание. Разве что охранники в оцеплении успели смениться дважды, отправляясь обсохнуть и погреться. Прокоп боролся с холодом и тревогой, грозившей перерасти в отчаяние. Минуты складывались в часы, убивая надежду, а Прокоп не мог ничего поделать. Он уговаривал себя: ничего страшного, время ещё есть. Потом принимался ругать, что не придумал запасной план, не передал Анне хотя бы ещё одну капсулу…
Зазвучали отрывистые слова команд. Толпа заключённых колыхнулась, разделилась на группы, которые двинулись к баракам. Охранники, не обращая на них внимания, дружно направились в тёплые, сухие караулки. Часы Прокопа показывали без четверти три. Прожекторы разом погасли. Теперь территорию лагеря вновь скупо освещали лишь редкие фонари на столбах, да изредка пробегал по траве прожекторный луч с центральной вышки. Прокоп вглядывался в сырую полутьму до боли в глазах, и в какой-то момент ему показалось, что он уловил возле барака короткое движение. Прокоп сморгнул, прищурился, уставившись в ту же точку, и теперь действительно ясно увидел бегущую к ограде фигурку. Это была Анна.
Зажёгся прожектор. Полоса света неторопливо оглаживала периметр ограды. Анна метнулась в сторону, бросилась наземь, сжалась в комочек. Прожекторный луч скользнул мимо без задержки, а в следующую секунду Анна уже стояла перед контрольной оранжевой полосой всего в нескольких метрах от Прокопа. Она помедлила секунду, потом решительно пересекла рубеж. Сердце Прокопа на секунду остановилось, однако вокруг по-прежнему царила ночная лагерная тишина. Таблетка пока ещё действовала.
– Анна, сюда! – сипло позвал Прокоп, не узнавая собственного голоса, но она услышала, скользнула под приподнятой Прокопом колючкой и оказалась с ним рядом.
– Когда ты приняла капсулу? – прохрипел Прокоп.
– В одиннадцать. Как ты сказал.
Негнущимися от холода пальцам Прокоп достал контейнер с капсулами и сунул Анне. Раскрыть его он был не в силах.
– Прими ещё одну. Скорее!
Препарат действует четыре часа плюс-минус тридцать минут – так сказал инженер Менчик. Полчаса нужно чтобы «Фактор Н» проник в кровеносные сосуды и заблокировал сигнал проклятого маячка. С момента приёма четыре часа уже минуло. Если им повезёт, микрочип останется нейтрализованным, пока они успеют покинуть зону охвата приёмниками сигнала. Если нет – тревога может подняться в любую минуту.
– Бежим, Анна!
Прокоп вскочил и тут же рухнул с коротким, приглушённым стоном: мышцы затекших ног свела мучительная судорога.
– Что с тобой? – испугалась Анна.
– Всё в порядке, – скрипнул Прокоп. – Бежим… скорее…
Он поднялся, сделал шаг, однако новый приступ судороги вновь заставил его припасть к земле.
– Я сейчас. – Прокоп растирал бёдра, икры руками. – Подожди минуту…
Сильные руки, подхватив за плечи, вздёрнули его на ноги.
– Наставник, я помогу вам.
– Станик? – ошеломлённо пробормотал Прокоп, слабо пытаясь освободиться. – Зачем ты здесь? Иди домой, парень…
Станик поддерживал его за плечи, помогая передвигать непослушные ноги, он почти нёс его несколько метров, пока Прокоп вновь не обрёл власть над телом.
– Всё в порядке, – сказал Прокоп, отстраняясь. – Станик! Как ты здесь оказался?
– Я просто хотел помочь. Пойдёмте, наставник.
– Конечно!..
Они побежали. Лагерь оставался всё дальше. Скоро беглецы достигли места, где Прокоп оставил рюкзак с вещами и припасами. Он уже почти уверился, что удача их не покинула, когда услышал за спиной пронзительный вой сирены, возвещавший о том, что один из преступников покинул охраняемый периметр.
За пять лет существования программы «электронных поводков» из этой колонии было совершено несколько попыток побега. Бежавших ловили в считанные часы, задолго до того, как каждый из них сумел выбраться за пределы зоны охвата установленного в колонии сканера. Поэтому сейчас охранники не торопились. Поисковая команда без особой спешки готовила автомобили и снаряжение, почти сознательно давая фору объекту погони. Для охранников погоня превращалась в настоящее развлечение в череде однообразных дней тюремной службы. Беглецу попросту некуда было деться. Он не мог воспользоваться транспортом, поскольку на железнодорожной и автобусной станции установлены такие же сканеры, на сигнал которых при появлении преступника тут же сбегутся местные полицейские. Если он устремится в лес – финал будет тем же. Сканеры определят его местоположение с точностью до сантиметра. Спрятаться невозможно, убежать от тренированных, азартных преследователей – нереально. Разве что погоня продлится немного дольше: ровно до того момента, когда у беглеца иссякнут силы. А это обязательно произойдёт, пусть и не так быстро.
Охранник Кулич не знал, кто именно решился сегодня на бессмысленную, заранее обречённую на неудачу затею. Он неторопливо шагал к своему экипажу, думая не о предстоящей погоне – это было не очень интересно, – а о том, правильно ли сделал, доверив свои деньги в рост открывшемуся в поселке месяц назад филиалу столичного банка. Он был почти уверен, что бежал кто-то из свежей партии осуждённых за неуважение к Верховному Избраннику. В этой партии Кулич запомнил двух-трёх, которые ему сразу не понравились. Юнцы, не потерявшие гонор, не осознавшие, что отныне и до конца дней им придётся жить по новым правилам, изменить которые они не в силах. Но ничего. Поимка и примерное наказание наверняка отучат от глупых поступков и мыслей не только их самих, но и тех, кто от таких мыслей пока не избавился.