Зябнущие уставшие попутчики выстроились в очередь. Она не торопилась лезть в эту толпу – людей немного, стоять не придется. Наконец последний человек встал на скрипящую под его ногами ступеньку, и она двинулась к дверям, на ходу вынимая из кармана проездной. Двери с клекотом и стоном закрылись, троллейбус завздыхал, поднатужился и двинулся, поскрипывая и постукивая чем-то под днищем, в хрипящем динамике включился назойливо-бодрый дикторский голос, приветствующий на таком-то маршруте москвичей и гостей столицы.
Села. Привалилась головой к стеку. Закрыла глаза. Двадцать минут сна у нее есть.
Но сон не шел.
«Нужно найти фонарик… Где-то у меня был фонарик?» – думала она.
И сама себе усмехалась: с фонариком в ночном лесу отыскать раненую собаку, при том что совершенно непонятно, в какую сторону она могла шарахнуться из-под машины… Утопия…
«Наверное, надо прихватить кусочек мяса, что ли… может, он почует запах и отзовется хотя бы стоном».
Она достала телефон.
– Да, мам.
– Веня, подойди к холодильнику, достань из морозилки собачье мясо, оно нарезано порциями. Отломи один кусок и положи размораживаться.
– Зачем? Я Линду и кота покормил. С Линдой погулял.
– Пойди и сделай это. – У нее не было сил объясняться с ним. – И еще. Поищи, пожалуйста, в моем письменном столе, в самом нижнем ящике, фонарик. Достань его и проверь, есть ли в нем батарейки и работает ли он.
– Мам, зачем?
– Не надо меня ни о чем спрашивать. Просто пойди и сделай!
– Мам…
– Если его не будет в столе, посмотри на кухне в пенале. Если батарейки не работают, поищи у себя свежие и вставь.
– Да зачем?
– Веня! Пойди и сделай. Я буду минут через пятнадцать.
И она убрала телефон.
Троллейбус стонал, хрипел, чавкал, но исправно проворачивал под колесами асфальтовую ленту длинного-длинного шоссе. Двери, заедая, открывались, выпускали выходивших – входивших в это время уже не было – и, так же заедая, дергаясь, закрывались вновь. Вскоре в салоне не осталось почти никого – ей было ехать дальше всех, почти до конечной. Где-то с середины пути, как всегда в любое время года, бензиновый угар стал отступать, и сквозь этот вечный запах большого города потянуло лесом. Значит, скоро выходить.
Наконец за окнами мелькнул зеленый неоновый крест – аптека. Она тяжело поднялась и пошла к выходу.
«Может быть… пока я ехала, он все же пришел? Набегался. Ночью еще достаточно холодно, подмерз и пришел?»
Она ступила во двор. Пусто. Феликса не было, она это чувствовала. И все же тихонько позвала:
– Феликс! Феликс! Иди домой, Феликс!
Для порядка обошла детскую площадку, заглянув под все горки, качели и кусты, осмотрела все пространства под всеми лавочками у подъездов, прошлась вдоль стен обеих «сталинок», образующих старенький, тихий, не тронутый современностью, словно еще пахнущий бельем на веревках и пивом под «вечернего козла», уютный микрорайончик. Конечно, Феликса нигде не было. И она откуда-то знала, что его тут нет.
Поднялась в квартиру, повернула ключ в замке.
Сонная Линда, переваливаясь с лапы на лапу, вяло замахала трехцветным роскошным веером хвоста.
В коридоре возник сын.
– Ты нашел фонарик?
– Фонарик? А… нет. Сейчас…
Он нырнул в ее комнату, загремел ящиками стола… Пошел на кухню.
– А мясо вынул?
– Мясо? Не… сейчас…
– Сейчас уже не надо.
Она поставила сумку и повернулась к выходу.
– Мать! Фонарика нигде нет! – показался из кухни сын. – Где еще посмотреть?
– Уже нигде, – она открыла дверь.
– Ты куда? – изумился он.
– На кудыкину гору.
Дверь хлопнула, она стала спускаться по ступенькам, отгоняя от себя все другие тягостные мысли. Сейчас надо сосредоточиться и найти Феликса. Все остальное потом.
Выйдя из двора, увидела лес, темным провалом зияющий в конце улочки. Два последних фонаря в конце – и полнейшая темнота за ними.
– Феликс! Феликс!..
Бесполезно. Тишина. Только кто-то в доме, вдоль которого она шла, недовольно хлопнул фрамугой – дескать, орут тут всякие по ночам.
Вот и место, где, как ей казалось, его могла сбить машина. Она еще раз прошла по нему: как и днем – ничего.
– Феликс! Феликс!..
Может, застонет где-нибудь, заскулит?
Ступила в темноту под сосны. Ни зги. Пошла, как ей показалось, по привычной дорожке – скорее догадываясь, что идет по ней, нежели что-то видя: теперь ватной была не только тишина, но и темнота. Впрочем, здесь просто некуда было бы свернуть – значит, надо искать в плотно окружающих дорожку кустах.
Руками нащупала колючие ветки в темноте и, перебирая по ним, пошла.
– Феликс! Феликс! Феликс!..
Минут через десять развилки дорожек. Тишина давила на уши, словно она нырнула глубоко в воду, глаза уже слезились от напряжения.
Дальше он мог побежать куда угодно. Хотя… если ранен, то далеко бы он убежал?
На ощупь нашла кусты по другую сторону дорожки, пошла обратно.
Где-то по верхушкам сосен пробежал сквознячок – легкий шелест, который в этой гробовой тишине почему-то показался страшным. И снова все стихло.
– Феликс! Феликс! Феликс!
Она звала скорее от отчаянья – уже почувствовала, что в лесу его нет.
За поворотом дорожки показался выход – забрезжили фонари.
Встала в воротцах ограды.
Куда дальше?
Пройти по всей улочке вдоль леса, в который раз осмотреть газон школы? Еще минут пятнадцать бесполезных поисков.
В кармане ожил телефон.
– Мать! Час ночи. Ты там так и будешь шарахаться одна по темноте?
Она молча отключилась.
Сын прав. Он жестоко и неумолимо прав. Надо идти домой. Только от его прагматичной правоты почему-то воротит с души… И почему-то не несут домой ноги, ну просто не несут, и все!
Она в растерянности застыла на перекрестке.
И тут у торца соседнего дома появился облезлый кот. Подошел. Внимательно осмотрел Анну, сел, обернул себя хвостом. Совершенно пустая улица, второй час ночи, фонарь и какой-то чужой кот… Полный сюр…
Телефон опять ожил.
– Все, мать, кончай дурить. Давай домой… Ты его не найдешь… Он сам утром придет.
– Ты не хочешь выйти и помочь?
Минутная заминка.
– Ну, если тебе так надо… Я просто не вижу в этом никакого смысла…
– Мне – не надо.
Она снова отключилась.
– Что мне делать?
Кот перемялся с лапы на лапу и тихо ответил:
– Мяу!
– Прости. Идиот Веня не разморозил мясо. Сейчас я отдала бы его тебе.
– Мяу! – повторил кот и отвернулся так, словно она говорила с ним о какой-то ерунде.
Конечно же, надо было идти домой. Конечно. Здравый смысл потихоньку поднимал свой голос: «Если Феликс был сбит машиной, то уже умер. Прошло слишком много времени. Если же загулял, то сейчас спит где-нибудь и завтра вправду придет, как это бывало не раз. А тебе завтра к девяти. Тебя и так уже еле держат ноги. К тому же завтра последний срок сдачи статьи, и без нее у тебя будут проблемы…»
– Мяу!
Голос кота мгновенно разогнал доводы здравого смысла, напомнив, что она чувствовала: Феликс ее где-то ждет. Но где?
– Что – мяу? – Кот с укоризной смотрел на нее огромными, поблескивающими в свете фонаря блюдцами. – Что – мяу! Я и сама знаю, что нужно искать! Но где?
Кот поднялся, потянулся и снова сел, обернув себя хвостом. Словно показывал, что чего-то нужно ждать. Но чего?
Ночь. В домах почти нигде не горят окна. Тишина. Сосны. Фонарь. Чужой облезлый кот.
– Хоть бы ты показал, куда идти…
Кот лизнул лапу, протер ею глаз и остался сидеть.
– Я тут, по-твоему, должна стоять до утра?
Помолчали.
Анна поняла, что от усталости и волнения уже близка к помешательству. И вправду: почти два ночи, она, без пяти минут пятидесятилетняя женщина, кандидат наук, работник двух институтов и одного университета, после тяжелейшего дня стоит на перекрестке и разговаривает с уличным котом.
– Мяу! – словно прочитав ее мысли, подал голос кот.
– Мяу или не мяу, а домой идти надо. Мне завтра к девяти…
Она двинулась было по улочке обратно к дому, но кот встал и пошел за ней.
– Мяу! – Его голос, казалось, обрел требовательные нотки.
– Э, нет, милый! Домой я тебя взять не смогу. Мой прагматичный сын просто не откроет мне дверь.
– Мяу! – словно с досадой отозвался кот и опять сел.
Он явно не хотел к ней домой. Наоборот, словно пытался ее удержать, звал остаться.
Она остановилась. Нашарила в кармане сигареты. Закурила. Дымок начинавшимся легким сквознячком сносило в сторону леса.
– Мне опять идти в лес?
– Мяу!
Постояли еще. Докурила. Тишина. Немота ночи.
– Все, прости. Я пошла домой.
Но как только двинулась к своему двору, кот встал, проворно перебежал ей дорогу и, обогнув ее с другой стороны, вернулся на прежнее место.
– Мне тут с тобой стоять до утра?
Нет, что-то здесь было странное. Может, еще подождать?
Достала вторую сигарету, осознавая всю нелепость ситуации, и вновь закурила.
Кот сидел неподвижно, словно изваяние, и в свете фонаря казалось, что от его шерстки исходит сияние.
– Нет, я так точно свихнусь, – сморгнула Анна.
Тишина. Лишь где-то вдали прогрохотал грузовик.
Она достала телефон – начало третьего! Полное безумие!
И тут вдруг кот встал, яростно выкусил из спины блоху, встряхнулся и медленно пошел к соседнему дому.
– Э! Куда ты?
Кот добрел до дырки в цоколе, прыгнул в нее и исчез.
Собственно… Пора было домой. Давно пора.
Анна сглотнула подступившие слезы, смяла недокуренную сигарету и поплелась к дому.
И вдруг в давящей тишине ночи раздалось басовитое «гав!».
Она остановилась и прислушалась. Нет, это был не голос Феликса. Так мог лаять только какой-нибудь матерый овчар – кому-то, видать, не спалось, и он решил ни свет ни заря прогуляться со своим питомцем.
Надо все же идти домой.