Какое-то время она молча и безучастно разглядывала меня – до тех пор, пока ее не отвлек веселый круглоголовый парень, вынырнув из толпы, курсирующей по квартире. Он по-хозяйски положил ей руку на плечо, нагнулся, со вкусом поцеловал в щеку и что-то стал шептать на ухо. Она тихонько рассмеялась, как-то неожиданно по-матерински потрепала его вихры рукой – по тонкой кисти от этого с едва уловимым звоном скользнуло несколько изящных серебристых браслетов-колец – и снова, как только парень исчез, невозмутимо сложив руки на коленях, застыла. Широко распахнутые глаза светились, как два бриллианта, все так же неподвижно и почти не мигая рассматривали нечто, что находилось по ту сторону реальности.
От нечего делать я, наблюдая за этой ничем не обеспокоенной бесстрастностью, мысленно рядил девушку то в платье Джульетты, оплетая кудри этой безупречной головки нитками жемчуга, то в брюлловскую амазонку, прикалывая на высокую прическу широкий берет с пером, то в скромный клетчатый кринолин тургеневских героинь, упрятывая бледный голубоглазый лик в глубокий капор с широкими лентами… Все неизменно шло ей, так же как скромный розоватый спортивный костюмчик, в котором, как потом я узнал, она ходила дома, или какая-нибудь незамысловатая маечка, на ней всегда обретавшая вид элегантного наряда. Все было к лицу, все гармонично…
Новогодняя ночь быстро утратила свои индивидуальные черты и потекла по стандартным «вечериночным» законам, и вскоре, чтобы не стеснять гостей моего сына своим «возрастным» присутствием, тем более что свет окончательно погас и в темноте завозились «танцы» с характерным придыханием, я поднялся и отбыл на кухню.
За мной немедленно прибежал сын.
– Пап… Ты чего?
– Витек, я тут посижу… чего я вам там мешать буду.
– Ты не мешаешь.
– Ну ладно тебе… Что ж я сам на таких вечеринках в свое время не бывал? – Сын дипломатично улыбнулся. – Иди… Тебя там ждут. Я тут посижу.
– Ну, блин… Что ты тут один торчать будешь? – досадовал сын. – Чем мне тебя занять, чтобы ты не скучал?
– Ничем… Иди. Я еще часок посижу, допью вот, – я покрутил в руках бокал с густым, тягучим вином, – и потихоньку поеду спать.
– Ага! Идея!
Сын явно рад был тому, что придумал.
– Я тебе сейчас притащу целую бутылку хорошего вина… Настоящего, испанского. Мне подарили! И – комп. Егор тут один фильмец принес, я еще не видел. Но он говорит, что сто́ящий. А раз говорит, значит, точно сто́ящий!
Сын нырнул в глубину квартиры, и вскоре я уже был снабжен свежим бокалом, новой, еще не откупоренной, замысловатой бутылкой и ноутбуком. И пока он что-то там настраивал и искал «фильмец», его девушка заботливо разложила на чистую огромную тарелку множество разнообразных салатов, огромную жареную куриную ногу и придвинула кюветик с соблазнительнейшего вида куском торта.
– Если захочешь чаю – вот чайник, тут заварка, но лучше зови! – напоследок инструктировал меня сын и, плотно обвив талию своей девушки уверенной хозяйской рукой, звонко чмокнув ее в щеку, провозгласил: – А мы пошли, да?
– Да! – преданно глядя ему в глаза, сказала девушка.
И они исчезли. А я остался. Неторопливо откупорил бутылку. Плеснул в бокал, зачерпнул салата и углубился в просмотр.
Но вскоре в кухню вылетел тот самый круглоголовый парень, что шептал нечто на ухо прекрасной безмятежной девушке.
– Вы чего тут один?
Парень сунул под кран апельсин, по-свойски, деловито достал из ящика кухонного стола нож, остался недоволен его остротой, со знанием дела покопался в других отделениях, нашел точилку, наточил, аккуратно обтер нож губкой и двумя-тремя точными движениями распластал апельсин в фантастически красивый цветок.
– Вовсе не один, – улыбнулся я, – мы тут с «фильмецом».
Парень ловко переселил цветок на вынутую из сушилки чистую тарелочку и заглянул мне через плечо.
– А-а! Да… стоит того… Получите громадное удовольствие. Это я притащил. Витек, зараза, еще не посмотрел. Подождите. Я сейчас.
Парень с апельсиновым цветком исчез, я нажал «play», однако через несколько минут он снова оказался возле меня.
– Егор! – деловито сунул мне руку.
– Вадим Петрович, – я искренне ответил на рукопожатие.
Открытая и ясная улыбка парня нравилась мне, я не видел причин отделываться от него привычной возрастной вежливостью.
Егор достал из буфета свежий бокал, плеснул себе и мне из бутылки, подвинул табуретку.
– Не возражаете?
– Да нет.
И мы, прихлебывая вино, уставились в экран.
– Я его уже четвертый раз смотрю, – внезапно сообщил Егор. – Жаль, конечно, что Брэд Питт так стремительно стареет… но… актерище…
– Четвертый раз? – изумился я. – Зачем?
– Как? – недоуменно уставился на меня Егор. – Это же подлинный шедевр! Тут же надо все внимательно смотреть… вот обратите внимание…
И пока в комнате отплясывались танцы, мы с Егором на кухне взахлеб погрузились в разговоры о кино. Вернее, чуть не впервые в жизни, я, лектор с двадцатипятилетним стажем, почти молчал, лишь изредка кивая, мыча и задавая вопросы, а Егор… Егор вдохновенно рассказывал, едва успевая произносить слова, которые пулеметной очередью вылетали в пространство кухни, заполняя его целиком и превращая в какой-то совершенно иной, нереальный мир. Перебивая сам себя, перескакивая с одного на другое, буквально захлебываясь в скопище мыслей, которые, толкаясь, просились наружу из его крепкой, словно орех, головы, он живописал, мешая все подряд: наряды кинодив – с наиболее острыми моментами классических фильмов; киноляпы – с саундтреками; скандалы с участием звезд – с особенностями построения киносценария. Словом, за какие-то два-три часа, которые я просто не заметил, передо мной были развернуты во всей полноте су́дьбы актеров, режиссеров, сценаристов и даже гримеров!
Уму непостижимо, сколько он знал о кино и киномире! К тому моменту я уже месяца три каждый вечер «травился» каким-нибудь голливудским блокбастером или семейной мелодрамой, конечно, почти не различая лиц и лишь изредка опознавая какого-нибудь голливудского «звездаря», о котором с придыханием на перерывах между собой щебетали мои студентки.
Но он… Непостижимо, как в свои двадцать пять – двадцать семь уже все успел посмотреть (и не по одному разу!), обо всем этом прочесть всех, кто когда-либо что-либо об этом написал, и держать в своей голове в таких мельчайших подробностях. Он помнил наизусть, какой фильм каким режиссером когда был выпущен, какие шли пробы на какие роли и кто из великих, что называется, пролетел мимо «Оскара»… Про оскароносцев во всех номинациях вообще шпарил по годам безошибочно, попутно сообщая, кто из звезд как облажался, произнося знаменитую речь, или, напротив, сколь уместна, оригинальна или умна она была… Не в пример своей жене, порывистый и азартный, мгновенно вспыхивающий брызжущими во все стороны эмоциями, он вскакивал, бегал по кухне, размахивал руками, показывая, откуда и как выскакивал Брюс Ли, «с какой руки» и как точно ударил Джеки Чан, как танцевал Джон Траволта или размахивала катаной Ума Турман.
Егор был глубоко потрясен тем, что я не видел ни «Бешеных псов», ни «Криминального чтива» и даже почему-то пропустил «Основной инстинкт» и «Девять с половиной недель».
– Это в вашем-то возрасте! – кричал он мне. – Стыдно! Это классика! Это я должен был бы не знать, они же появились тогда, когда я еще под стол пешком ходил! А вы-то!
– Но зато я видел «Восемь с половиной»…
– О, шикардос! Феллини! – трубил Егор восхищенно.
– Но ты, наверное, не видел «Ночного портье»? – неловко пытался поддеть его я и тут же осознавал свою ошибку. Потому что Егор со снисходительной улыбкой, не тормозя, парировал убойным аргументом:
– Обижаете! Но почти на ту же тему есть сегодня лучше… современнее, острее… «Рассекая волны» видели?
И приходилось сознаваться, что не только не видел, но даже и не слышал…
Ошеломленный и восхищенный его увлеченностью, подавленный широтой познаний, я отчего-то краснел, что-то невразумительное мямлил в ответ о кандидатской, которую надо было писать как раз тогда, когда родился Витек… Мямлил и тут же догадывался, что понят им не буду и что если и совершил я какой-то страшный грех в своей жизни – так это то, что не видел второй серии «Убить Билла».
– Как?! – обрушивался он на меня всем своим кипучим темпераментом. – Вы же пропустили самое главное!
– Но помилуй… Я посмотрел первую часть… О ней столько говорили… А я пожалел, что пошел. Пожалел, что в кинотеатрах не выдают такие специальные пакетики, как в самолете… ну, когда тебя это… тошнит… там столько крови, что я просто не смог себя заставить через год смотреть вышедшую вторую часть… там все так бессмысленно… там же просто убивают, и все, – неловко оправдывался я.
– Что-о-о?! – ревел он мне в ответ. – Бессмысленно?! Просто убивают? Да там не просто убивают, там… Там надо уметь смотреть!
– Ну все, отец, ты попал, – смеялся Витек, выходя на кухню за очередной порцией шампанского для гостей. – Он теперь до утра не заткнется… Нашел свежие уши…
– Ты че! – кричал красный от досады Егор. – Ты понимаешь, твой отец не видел второго «Убить Билла»! Это же позор! А еще профессор! Чему вас там только учат в вашей профессуре! Да там самый смысл! Если смотреть фильм, учитывая вторую часть…
Витек, крепко сжимая пальцами горлышки бутылок, хохоча во все горло, исчезал туда, где дымили, орали и танцевали, а вдохновенный Егор растолковывал мне, уже изрядно седеющему несмышленышу, в чем, собственно, заключается глубокий замысел «удара пяти пальцев».
К утру, когда сын, чуть не силой вызволив меня из кухонного «киноплена», вызвал такси и, сажая в машину, извинялся за то, что Егор, такой-сякой, так и не дал нам «хорошенько пообщаться», я не разделил его тревог за мою утомленность от «навязчивого» собеседника.
– Ты знаешь, Витек, Егор – удивительный человек! Он одержимый, увлеченный! А это по нынешним временам дорогого стоит! Мы договорились, что я приду к нему в гости и он подробно, чуть не покадрово покажет и объяснит мне смысл этого самого «Убить Билла». Знаешь, это для меня целый мир…