– Марк, мне кажется, ты человек очень добрый и отзывчивый. Как сам считаешь, есть в тебе эти качества?
– Есть такое. Но не всегда такое бывает. Бывает так, что настроение реально очень плохое. Многое у меня зависит от настроения.
– А какие качества в других людях ценишь превыше всего?
– Если в друзьях, то это, например, веселье. Если с человеком весело, то этот человек прикольный сам по себе.
– Кем ты видишь себя в будущем?
– На сегодняшний день я хочу пойти в политику, да, серьёзно.
– Хочешь стать спикером или дойти до крутых высот?
– До крутых высот.
– Считаешь, потянул бы такую страну, как Россия?
– Он хочет бороться с коррупцией, – добавляет Юля.
– Да, страна у нас самая большая в мире, – продолжает Марк, – но города концентрируются в левой стороне, а в правой, где граница с Америкой, у нас их гораздо меньше, штук семь-восемь.
– То есть хочешь сказать, что там, где основная концентрация городов, ты бы смог проконтролировать ситуацию и навести порядок? А ты представляешь, сколько это губернаторов, сколько разных чиновников на местах?
– Он очень болеет за Навального, просил меня, чтобы я его отвезла к нему в штаб, – снова комментирует Юля.
– Ма-ам! – обрывает её Марк.
– А что, – добавляю я, – у Марка активная жизненная позиция. Навальный, по крайней мере, стремится поменять мировоззрение населения. Люди в большинстве своём у нас действительно инертные, боятся перемен, вся надежда исключительно на прогрессивную молодёжь. Только, Марк, лучше без революций, лучше путём реформ, революции мы уже проходили. Скажи, что конкретно тебя привлекает в Навальном?
– Его мысли именно. У нас экономика полностью расшатана, россиянин зарабатывает в основном меньше пятидесяти тысяч рублей, а цены у нас очень высокие. Допустим, приведу пример: больше половины зарплаты, где-то двадцать три тысячи, стоят плейстейшн, икс-бокс. Я считаю, дороговато. С 2014 года экономика начинает потихоньку восстанавливаться, это с тех пор, когда она у нас полностью упала. Цены были огромные. И сейчас, если у человека зарплата пятьдесят тысяч, он должен пахать два месяца, чтобы накопить на новый айфон икс. Я считаю, это неправильно – делать такие цены. Я считаю, каждый год выпускают новую модель, где максимум изменяется процессор, который подвинтили максимум на два гигагерца, камеру на один мегапиксель сделали больше – и всё. И за это мы переплачиваем где-то тысяч двадцать. Потом, еда у нас стала дороже. Приведу пример из моей любимой темы фастфуда. В 2013 году воккер стоил 90 рублей, а в 2018 году – 168 рублей. За пять лет подорожание на 80 рублей – это очень много. Рублей на 30–40 за пять лет – это должен быть максимум.
– Просвети меня, пожалуйста, Марк, потому что я плохо знакома с программой Навального. Он какие-то конкретные шаги в своей программе предлагает? Или просто транслирует недостатки, выступая за всё хорошее против всего плохого?
– Мне кажется, правильное предложение в его программе – это то, что нужно уменьшить миграцию к нам из южных стран. Потому что у нас в Москве всё наполнено иностранцами, – то есть надо усилить над этим контроль. Кто-то вообще без документов, нелегально, приехал к нам. Фактически россияне сидят по домам, а рабочие места получают иностранцы. Потом ещё, с 2001 года у нас где-то на миллион уменьшилось бюджетных мест в образовании. Эти миллион человек могли бы поступить на бюджет. Нужно возвращать бюджетные места.
– А если бы тебе представилась реальная возможность что-то решать, что бы ты в первую очередь сделал в политике, в экономике конкретно для людей, для общества в целом?
– Я бы в первую очередь улучшил систему здравоохранения, потому что у нас всё выглядит как-то бедно, слишком бедно. У нас все государственные и даже негосударственные больницы выглядят просто ужасно. Не считая Москвы и Санкт-Петербурга, в других городах больницы выглядят как кусок серого камня. Это всё надо улучшать. Потом, в образовании то же самое. Я считаю, что человек в пятом классе должен выбирать предметы, на какие он будет ходить, а на какие нет. Допустим, человек идёт учиться на экономиста, зачем ему биология?
– А как же кругозор, Марк? Может быть, многое зависит от программы и от учителей? Если бы программа была составлена по-другому и, допустим, учителя очень интересно рассказывали?
– Это нереально, потому что биология сама по себе неинтересный предмет. Даже если учитель интересно рассказывает, я всё равно буду сидеть и смотреть в окно. Должно быть право выбора.
– Признаюсь тебе, Марк, что не только от тебя слышу об ужасно неинтересной биологии в школе. Уже несколько твоих ровесников, не сговариваясь, жаловались на этот предмет. Составителям учебников, кстати, на заметку. Ну а если говорить о более глобальном, что бы ты пожелал всем людям, всему человечеству?
– Мира. Потому что у нас много войн. Сейчас идёт гражданская война во многих странах. Я имею в виду не только оружейные войны, а именно политические. Из-за того что политики воруют, то есть воюют…
– Воруют тоже, Марк, твоя оговорка неслучайна. И воруют, и воюют.
– Это да. Но вот я читал про США. Люди там говорят, что нормально относятся к нашей стране, но в нашей стране почти все ненавидят американцев. Я считаю, что это неправильно. В Америке была придумана куча разных изобретений. Многие из тех, кто говорят про США плохо, ездят на «фордах», на «шевроле».
– Могу согласиться, но только отчасти, Марк. Американцы в основном умны тем, что скупают лучшие мозги по всему миру. Делают научные открытия, создают новые технологии в основном за счёт иммигрантов. Обеспечивают в Силиконовой долине талантливых людей технической базой и достойной зарплатой – в этом они преуспели.
– Да. У нас люди поэтому и переезжают. Эмигрируют в другие страны, потому что зарплаты маленькие, всё дорого. Я считаю, у нас всё нужно менять. И тем более дороги. У нас каждые два месяца перекладывают дороги, из-за этого создаются пробки.
Тут медсестра привела в палату ещё одного мальчика с мамой. Новому пациенту нужно было освобождать кровать, и вообще пора было закругляться, не утомлять больше Марка. Хотя я с радостью продолжала бы разговор (некоторым образом я забыла, что нахожусь в больнице). И я задаю свой коронный вопрос, рождённый наверняка на заре человечества:
– Если бы ты мог исполнить одно желание, любое, но только одно, что бы ты исполнил?
– Я бы исполнил, чтобы у нас все в мире жили одинаково, потому что есть люди, которые глумятся над людьми ниже себя по статусу. Я хочу, чтобы всем всего хватало.
– Спасибо тебе, дорогой Марк. Ты подобрал очень верное слово «глумятся». И ещё мне кажется, большинство взрослых людей, дай им возможность исполнить единственное желание, пожелали бы что-нибудь для себя лично, а ты пожелал для всего человечества.
Напомню, Марку всего двенадцать. И я верю (ведь надо в кого-то верить), что будущее нашей страны за такими, как он, – свободомыслящими, лишёнными фальши, открытыми миру, готовыми не к пустой болтовне и пусканию пыли в глаза, а к реальному разумному действию, желающими блага каждому отдельному человеку.
Выйдя за территорию больницы, мы с Юлей вздрогнули от чьих-то выкриков: «Посмотри, что ты мне сделала, тварь! Отвечать будешь!» Крепкого телосложения мужчина тащил по проезжей части к своему «мерседесу» женщину. Ухватив за шиворот пальто, волок её за собой. «Мерседес» перегородил 1-й Добрынинский переулок с его односторонним движением и плотно припаркованными по обеим сторонам машинами и на первый взгляд выглядел абсолютно целым. Возможно, паркуясь в жуткой тесноте, эта несчастная задела его мимо проезжавшую машину. Возможно, это сделала вовсе не она. Почти поднятая в воздух силой его руки, она неспособна была сопротивляться и напоминала обездвиженную жертву. Слышно было только: «Отпустите меня, пожалуйста, у меня там ребёнок». И в ответ: «Плевал я на твоего ребёнка, тварь, сука!» Дальше шёл мат.
На фоне Морозовской больницы эта сцена смотрелась по-особому ужасающе. То были разные миры. По одну сторону реальности – Марк, его мама и бабушка, прошедшие через 14-е отделение, разговор с Марком, всё ещё звучащий в моих ушах. По другую – орущий, готовый растерзать женщину за царапину на куске железа недочеловек.
Увы, эти миры ежеминутно пересекаются в разных точках планеты. С подобной земной реальностью трудно спорить, но выбор всегда и повсюду за каждым из нас.
Аня. Москва. 14 лет
12 февраля 2018 года
Москва
Алёна, мама Ани, пригласила меня к ним в гости на Профсоюзную. С порога меня встретил запах блинов и слова молодой красивой Алёны: «Сегодня же Масленица! Первый день!»
А я, честно говоря, забыла про Масленицу.
Алёна, Аня и я пьём чай на кухне. Чаепитие – уникальная возможность объединиться незнакомым людям. У Алёны три дочки, Аня из них старшая. Младшие сейчас на прогулке с папой. Аня – тоненькая былинка с огромными невероятной глубины карими глазами, с ёршиком коротеньких с рыжинкой волос, нежная, но, по моему впечатлению, с характером. Сидит за столом напротив меня, вполоборота к окну. У меня есть возможность разглядеть её черты подробнее, но я этого не делаю, я обезоружена её глазами.
– Блины очень вкусные, – говорю я.
– Это Анюта тесто готовила, она у нас спец по блинам, – улыбается Алёна.
Выпив чай, Аня на время уходит к себе в комнату. А мы разговариваем с Алёной.
– Алёна, как вы узнали об Аниной болезни?
– Это был 2016 год. Анечке было двенадцать лет. В конце лета, во второй половина августа, у нас началась рвота, никакого отравления не было, Аню рвало желчью. Мы тогда были на даче, и я вызвала скорую.
– Аня чем-нибудь до этого болела?
– Никогда, до двенадцати лет ничем не болели. Аня входила в первую группу здоровья, педиатры диву давались. И ни травм, ни ушибов, ни переломов. Есть опухоли мозга, саркомы например, которые могут быть спровоцированы травмами, а в нашем случае врачи абсолютно не знают, откуда могла возникнуть такая опухоль. Не было никаких предпосылок. На дачу по скорой приехала обычная фельдшер, сказала, посмотрев Аню: это такой переходный возраст; возможно, гормоны перестраиваются. И всё, уехала. Аню периодически стало рвать. Через две недели мы вернулись в Москву, сразу пошли к педиатру, прошли полное обследование. Результат обследования – здорова, здорова, здорова со всех сторон. Нас направили к неврологу. Я ей рассказала об Аниных симптомах: боль в животе, изредка, не перманентно головокружения, рвёт периодически. Невролог говорит: «Пубертатный период, вегетососудистая дистония, попейте ноотропы». В сентябре назначила нам церебролизин. Я очень долго сомневалась, стала консультироваться: почему именно этот препарат? В результате приняла решение Ане его не колоть. Потом нам поставили диагноз гастрит, а ребёнку всё хуже и хуже. Она всё зеленее и зеленее. Я смотрю на неё, думаю: «Господи, может быть, я зря не стала ей церебролизин колоть?» Сама продолжаю её водить по остеопатам, они говорят кто что; кто-то из них сказал, что это у неё аллергия на лактозу: исключите молоко, и всё восстановится. В общем, какой-то бесконечный процесс. В итоге мы решили, что это анорексия, потому что не было никакого конкретного объяснения со стороны врачей. Худенькая она была всегда, а тут похудела до тридцати шести килограмм