— Остановись! — Виташа подскочил к Портулаку и схватил его за руки. — Здесь еще остались нормальные люди?
— Остались. Это я, — сказал Панургов, протягивая Каляеву налитую до краев рюмку. — И вот что я предлагаю: всем рассесться за круглым столом и спокойно обсудить ситуацию ab ovo. С яиц, говоря по-нашему, по-русски.
— Я за. — Виташа с готовностью поднял руку.
— И я. — Марксэн изящным движением перехватил каляевскую рюмку.
— И я не против, — сказал Каляев.
— Я тоже, — сказала Зоя.
— Голосуйте же, голосуйте, — с жаром прошептала Людочка на ухо Любимову, будто предстоящее обсуждение могло что-то изменить в судьбе Владимира Сергеевича, сгинувшего вместе с Верховским и Бородавиным. — Я за! — выкрикнула она.
— Мне, собственно, обещали новости о Викторе Васильевиче Игоряинове. — Любимов тронул Людочку за плечо. — Мы зря сюда приехали.
Но Людочка закричала ему в лицо:
— Неужели вы ничего не поняли?! Виктор Васильевич — вампир. И Мухин, и Портулак — тоже вампиры, их Бородавин покусал! Вас пригласили, чтобы вы удостоверились в этом. А теперь... теперь... и папа мой с Верховским!..
— Что за чушь вы мелете! — возмутился Олег Мартынович. — На вас так общение с этой публикой подействовало?! Поедемте отсюда, они вас до помешательства доведут!
Любимов потянул Людочку к двери, но она вырвалась и отбежала к ширмочке, за которой спал Мухин. Директор «Прозы» остался стоять с вытянутой рукой.
— Вы, Олег Мартынович, похожи на памятник Ленину с бульвара спортивной славы, — сказал грубый Панургов.
— Не дерзите! — отмахнулся Любимов и в опасении, что ему припишут позорное бегство, уходить передумал.
— Голосуем дальше, — сказал Панургов, узурпировавший права председателя. — Ты, Муся, естественно, за, ты, Верхняя Вольта, — человек разумный и тоже спорить не будешь, а тебе, Вадим, в твоем положении сам Бог велел.
— Нет, я против. — Портулак распахнул, отрывая с мясом пуговицы, рубашку, и стало ясно, что он очень пьян. — Зачем попусту тратить время? Лучше я удовлетворю пожелания аудитории и разденусь. Какую часть моего тела вы хотите освидетельствовать в первую очередь? Дамы, отвернитесь...
— Нет уж, Вадюля, не лишай нас такого удовольствия, — сказала Зоя.
Портулак покончил с рубашкой и взялся за пояс брюк.
— Прекрати! — не выдержал Каляев. — Мы, кажется, все переигрываем. И к тому же Зоя права: стань ты трижды вампиром, в наших отношениях ничего не изменится, — он попробовал дать задний ход и перевести все в шутку.
— Благодарю покорно, польщен-с, чертовски польщен-с! — Портулак согнул в шутовском поклоне тощий торс. — Тебе, Дрюша, полагаю, даже лестно будет иметь в друзьях натурального вампира.
— Зря вы так, Вадим! Андрей прав, — сказала Людочка, заставившая себя проглотить обиду, нанесенную Портулаком. — Настоящие друзья не предают никогда. Мы не оставим вас в беде.
— Эврика! — Каляев резко взмахнул руками и чуть не потерял равновесие. — Знаю,что делать и как снять подозрения с Вадима. Муся, у вас есть чеснок?
— На кухне связка висит.
— Принесите, пожалуйста.
Муся пошла за чесноком. Тут опять позвонили. Людочка выглянула в коридор и горько вздохнула: вместо ожидаемых Владимира Сергеевича и Верховского вошел Борис Бунчуков. Стоит ли в подробностях говорить о сувенирной бутылочке коньяка и банке пива, которые выпил по дороге лауреат литературной премии?
— Шпиговать кого-нибудь собираетесь? — поинтересовался он, заметив чесночную связку. — Есть такое замечательное древнеиндейское блюдо «вампир-фри». Мы с Дрюшей как раз сегодня обсуждали по телефону рецепт его приготовления. Принципиальный вопрос в том, класть внутрь вампира эстрагон и курдючное сало или не класть...
— Класть. — Каляев выдрал из связки головку побольше и ткнул в ладонь Портулаку: — Ешь, Вадим!
Портулак понюхал чеснок и уперся:
— Не буду!
— Что и требовалось доказать, — сказала Людочка. — Он на моих глазах превратился в вампира. — Сейчас она нисколько не сомневалась, что самолично наблюдала этот процесс.
— Да, вампиры боятся чеснока, — приняла участие в разговоре Кирбятьева.
— Съешь, Вадим, что тебе стоит? — Виташа посмотрел на Портулака жалобными глазами.
— С бутербродом, — смягчил условия эксперимента Каляев. — Съесть головку чеснока в чистом виде — не только вампир загнется.
— Нет уж, я в чистом виде, — внезапно решил Портулак и мазохистски откусил от головки, как от яблока.
— Смелое решение и, главное, доступное всем. Ты бы еще, Вадим, его перчиком посыпал, — одобрил Бунчуков. — Хорошо отпугивает тараканов, мышей и нечистую силу. И перхоть ликвидирует — изнутри головы.
— О том, Боря, и речь, — бодро сказал Панургов и заботливо протянул Портулаку бокал. — Запей, легче пойдет!
— И мне налей, — попросил Бунчуков, — а то у меня в организме жажда.
Портулак проглотил чеснок, выпил водки и откусил еще. Из глаз у него полились слезы.
— Ядреный, собака, — сказал он, прежде чем откусить еще раз. — Лучше, Эдик, вина налей.
— Всем налей! — Каляев отобрал у Портулака остатки чесночной головки. — Репутация Вадима очищена. Или есть несогласные?
— Я бы тоже хотела так думать, но чеснок еще ничего не доказывает, — сказала Людочка. — Час назад в нашем доме был разоблачен вампир, который укусил Вадима. Он не боялся чеснока, и это могло передаться... Иммунитет!
— Поняли?! Чеснок не доказательство! — повторил Портулак с таким видом, будто именно это он утверждает битый час. — Продолжаем эксперименты. Кто знает еще что-нибудь про вампиров?
— Они бессмертные, света боятся и в гробу спят, — пискнула Людочка.
— Зубами цыкают, — сказал Бунчуков.
— У Алексея Толстого, который Константинович, в рассказе «Упырь» цитрусовые любят, — добавила Зоя. — И летают они. А Дракула у Стокера дышит зловонно...
— Еще что? — спросил Портулак, но никто ему не ответил: на Дракуле познания присутствующих исчерпались. — Значит, так: в гробу я не сплю, можете маме позвонить и проверить, цитрусовые не ем, у меня от них крапивница, с детства пятнами покрываюсь, летать не умею, но, если хотите, могу попробовать. — Он полез на подоконник. — Какой здесь этаж?
— Четвертый, — сказала Муся.
— В самый раз! — Вадим ударил ребром ладони по строптивому шпингалету. — А что до дыхания, Зоя, то оно и точно зловонное — чесноком от меня несет за три версты!
Он открыл первую раму и взялся за вторую.
— Прекрати, Вадим, уже не смешно, — устало сказал Каляев. — Я все это затеял, и я же тебя прошу: прекрати! Вот, Борька, до чего наши шуточки нас довели! Какого черта вы с Вадимом за меня взялись? Я же своими глазами видел то, что осталось от Игоряинова. Зачем сюда было еще и других приплетать? Так мы до истины никогда не докопаемся.
— А истина іп ѵіпо, — заговорил Бунчуков. — Шуточек не было, честное тамплиерское. Я Вадима сутки не видел. Если же говорить о нечисти в литературе, то советую перечитать Николая Васильевича Гоголя. Дело не в том, зловонное дыхание у вампира или не зловонное, — дело в присутствии или отсутствии у вампира морали... А мораль — это соль земли, — неожиданно закончил он и, привалившись спиной к книжным полкам, сполз на пол. — Притомился я, голуби. Мало того, что последние сутки очень тяжелые выдались, так еще и вы тут с абсурд... абсурдистской пьесой...
Гнусно заскрежетало — это Портулак отодрал один шпингалет на внешней раме и взялся за другой.
— Вадим, ты ведешь себя невежливо, — сказал Бунчуков и прикрыл глаза. — Я развиваю мысль, а ты создаешь излишний шум и сбиваешь меня. И вообще, не пойму, что ты делаешь... Я посплю, ладно?..
— Я собираюсь полетать. Вдруг получится, — ответил Портулак и нанес по раме завершающий удар; что-то треснуло, и окно со стуком распахнулось.
Прямо в руки Бунчукову упала хлопушка. Лауреат литературной премии разлепил веки и прочитал надпись, сделанную ядовитыми желтыми буквами: «Беречь от огня и детей!»
— Еще суицида мне здесь не хватало, — сказала Муся, но не сдвинулась с места; в голове ее складывался сюжет — с вампирами и почему-то с лесбиянками, и она опасалась вспугнуть трепетную музу.
— Рожденный ползать — летать не может. Вадим, где твой питейный сосуд? — спросил Панургов. — Или ты полетаешь сначала?
— Неужели вы не видите, что он серьезно?! — взвизгнула Зоя.
В окно влетело облачко пуха. Каляев инстинктивно прикрыл нос платком с желтым вензелем.
— Да, я не шучу, — сказал Портулак и согнулся в три погибели, чтобы поместиться в проеме окна.
Слева от него был Виташа, справа — Каляев. Они переглянулись и стали приближаться к окну.
— Стой, стой! — закричал Ляпунов и резвее, чем позволяли нетвердые ноги, бросился к Портулаку, ухватил его под колени; оба рухнули на пол, смахнув заодно со стола стопочку бумаг с карточкой «Идеи и замыслы». — Я понял, я понял, что произошло! — кричал Марксэн, не выпуская Портулака.
— Я должен полетать! — упорствовал Портулак, цепляясь за подоконник.
— Допился, — сказал Панургов торжественно. — Но ничего, я позвоню, и его за два дня приведут в порядок.
Вадим освободился от объятий Марксэна, но на пути к окну встретил Виташу и Каляева. Соединив усилия, они оттащили его в глубь комнаты и затолкали в кресло.
— Маразм... — прошептал Любимов, не глядя, взял со столика налитую рюмку и выпил.
Каляев переступил через копошащегося на полу Ляпунова и закрыл окно.
— Я понял, я все понял, — повторил Марксэн, оставив попытки принять сидячее положение. — Все ясно на примере Ивана. Он до сих пор не знает, что с ним. И Вадим не знает. Если Люда говорит, что их обоих укусили, то выходит, что объективно, Вадим, ты и Ваня — вампиры, а субъективно — люди. Это объясняет, почему ты нас не покусал. Ты сам не знал, что ты вампир.
— Налейте мне, — попросил Портулак и нашел взглядом Каляева. — Да, Дрюша, ты прав, я вампир. (Людочка вскрикнула.) Правда, летаю я на троечку — не освоился еще. И гроба себе еще не завел. Почему чеснок и солнечный свет на меня не действуют, сказать не могу, но это, полагаю, погоды не сделает, коли я сам признался. Какие еще будут вопросы?