ОЧЕНЬ Петербургские сказки — страница 17 из 32

Перепрыгивая через свежие рытвины и траншеи, Маша с Фрявой добираются до детской спортивной площадки. Еще издалека можно разглядеть ее поломанный "грибок", а, подойдя ближе, заметить и останки каких-то спортивных снарядов. Среди них почти исчезла, покрытая снегом, облезлая деревянная фигурка: лошадь не лошадь, верблюд не верблюд – без головы и хвоста с ржавыми металлическими ногами. Тут же стоит обледеневшая деревянная катальная горка, а посередине площадки громоздится ободранный фонтан с замерзшей струей. Неподалеку от него чернеет вход в подвал.

Их спор продолжается:

– … мне об этом и Воркис говорил, и Алибаба Викторовна на уроках ботаники: раньше не было ничего! – с жаром втолковывает Маша Фряве. – И ничего будет потом. И за это мы должны быть благодарны. Иначе мы будем стариться и даже когда-нибудь умрем! Что этого может быть страшнее, а?

Но переубедить Фряву оказалось делом нелегким.

– Это мы обсудим потом, – морщась, отвечает Фрява. Потом негромко свистит и так же негромко зовет: – Эй, Помогай!

В ответ из-под снега слышится чей-то слабый простуженный голос:

– Чего зовешь? Ты же знаешь, я всегда тут. Зови меня как-нибудь иначе. Сколько раз можно тебя об этом просить!

И только тут Маша обращает внимание на говорящее деревянное туловище без головы и хвоста, занесенное снегом. Видимо заметив ее недоуменный взгляд, слабый голос объясняет:

– Это меня так Хозяин наказал! А ведь ты, Маша, не раз сидела на мне со своими подружками и болтала о разных глу… о бесконечном. Удивлена?

– Большой энциклопедический словарь, дополнительный том, страница триста шестнадцать: "Помогай обыкновенный, из племени простых Помогаев. Не раз описан прозорливыми поэтами и особо одаренными художниками". Мой верный и единственный друг, – объясняет Фрява.

– И сноска! – напоминает голос из-под снега. – Про сноску не забудь!

– И сноска, – соглашается Фрява.

И тогда Маша спрашивает первое, что приходит ей в голову. А именно:

– Какой еще Хозяин? Зачем?

– Прошу заметить: не уничтожил, не стер с лица земли, но унизил: заколдовал, чтобы все видел, все слышал и никому не мог помочь. – С удовольствием втолковывает ее новый знакомый. – А ведь был я когда-то настоящим Помогаем! Носился по свету легкий, как ветер, и как ветер свободный! Сколько у меня было встреч! Побед! Славных дел! А теперь?… Зеленое стеклышко! Неужели то? Самое?! Лучшее на свете?!! Вы так громко о нем разговаривали!… Оно, конечно, уже у Хозяина. Нужно лезть в подвал и лететь к нему в так называемый Мурманск. – И, заметив, что Маша его не понимает, добавляет: – Ну, не совсем чтобы в Мурманск, а в ТАК НАЗЫВАЕМЫЙ Мурманск. И я не уверен в том, что вам отдадут его по-хорошему!

– Теперь нас трое! – замечает Фрява.

– Да и "лететь" придется, скорее всего, тоже фигурально: чаще всего ползком – по темным подвалам и может быть даже кочегаркам!… – продолжает пугать Помогай.

– Значит, это где-то рядом? Я согласна! – Не долго думая, Маша снимает с руки варежку и теплой голой ладошкой гладит Помогая по обледеневшей спине. И от этого движения деревянное туловище под ее рукой вздрагивает, оживает. И тут же шумно и охотно соглашается:

– Тогда седлайте меня скорее! Потому что… Потому что вон те две снежные бабы… Мне кажется, они передвинулись со своего места! А вот опять!… – Помогай начинает нетерпеливо переступать металлическими ногами в сугробе.

ИЗ ДЕЛА (ПОКАЗАНИЯ ТРЕТЬЕГО МЕЧТАТЕЛЯ):

Помогай. Профессия – робот. Один из многочисленных роботов-спасателей серии "S". Закамуфлирован под фольклорного героя вроде Конька-Горбунка. Вследствие многочисленных сбоев в системе управления демонтирован по приказу Начальника Управления работ.

(Первый мечтатель добавил к этому, что сбои Помогая сказались в основном в том, что он и в самом деле вообразил себя сказочным персонажем.)

Снежные бабы, на которых указывает Помогай, к этому времени подбираются к друзьям совсем близко. И неожиданно начинают стаскивать с себя тяжелые маскарадные костюмы, превращаясь одна в Воркиса, другая – в Алибабу Викторовну Яицких.

– Попались, голубчики! – прыгая на одной ноге и сдирая с себя громадные ватные штаны, кричит Воркис.

– Хватайте их, Воркис! – кричит Алибаба Викторовна, так же избавляясь от своих камуфляжных одежд. – Не подпускайте к подвалу!

– Вперед! – Маша с Фрявой одновременно пришпоривают Помогая. Тот пулей вылетает из сугроба и неожиданно несется в сторону, противоположную входу в подвал: прямо в руки Воркиса и Алибабы Викторовны.

– Стой!! Не туда!!! Забыл, где у тебя зад, а где перед, Помогай? – Строгий окрик Фрявы приводит Помогая в чувство. Но к этому времени Воркис, растопырив свои пухлые ручки и полуприсев, как вратарь, уже подбирается к друзьям с одной стороны. Алибаба Викторовна заходит с другой.

– Ничего, сейчас разберемся! – Помогай начинает вертеться на месте. – Все. Сообразил. Летим! – Он дает задний ход, каким-то чудом проскакивает мимо Воркиса и Алибабы Викторовны, огромными скачками несется через двор и скрывается в подвале.

КАССЕТА ПЕРВАЯ. РЕПОРТАЖ ПЯТЫЙ. МЕСТО НАБЛЮДЕНИЯ: ДЕТСКАЯ ПЛОЩАДКА. ВРЕМЯ НАБЛЮДЕНИЯ: 23.35. ТОЧКА НАБЛЮДЕНИЯ: ЗАМЕРЗШИЙ ФОНТАН.

Алибаба Викторовна отирает со лба пот, отбрасывает в сторону ненужный более прибор ночного слышания и устраивает своему непутевому мужу разнос:

– Как вы могли так оплошать, Воркис? Это же уму непостижимо: пытаться выкопать то, что еще не закопано! Ну, рассказывайте, как эта идея пришла вам в голову?

– Это все от усердия, Алла, – признается Воркис.

– Впредь запрещаю вам так невежливо сокращать мое полноценное имя! Да и я, пожалуй, буду звать вас по-прежнему: коротко и по-военному точно: "Воркис". Итак?

Привычно вытянув руки по швам любимых спортивных замызганных штанов (к этому времени он уже избавился от любимой же полосатой пижамки), Воркис видит, как, ожидая объяснений, Алибаба Викторовна играет острыми желваками на тощих скулах.

– Просто я немного опередил события, Алибаба Викторовна. И всего-то на несколько минут. А вы раскричались! Подумайте, что такое, если разобраться, эти несколько… – На мониторе хорошо видно, как Воркис, вращая глазами, ищет и не может найти нужного слова. – Это же ничто, пустой звук, пшик – даже слов к ним не подобрать! Кто и когда их видел? Да и есть ли они на самом деле? Тем более что мы с вами вообще живем в Вечности! Считайте, что я сделал это из безграничной любви к вам. Кроме того, я полагаю, что у нас, в Вечности, "до" или "после" не имеет значения! – Говорить это без привычной бурной жестикуляции, продолжая держать руки по швам, очень неудобно, поэтому Воркис вовсю крутит головой, шевелит плечами и даже несколько раз привстает на цыпочки.

– Вольно, – разрешает Алибаба Викторовна, и Воркис обмякает, и тут же с головой ныряет в стоящий поблизости мусорный бак, до верху забитый разноцветными отходами. Вылезает он оттуда с какой-то книжкой в руках:

– Вот, послушайте, о чем вопиют "из бака" лучшие умы современности… – Воркис начинает быстро листать книжку (при этом Алибаба Викторовна незаметно для него тонко улыбается уголками рта) и, как ни странно, быстро находит нужное место, и начинает читать из книжки с такой поэтической страстью, которую в нем до этого момента предположить было нельзя:

Неверная! Где ты? Сквозь улицы сонные

Протянулась длинная цепь фонарей,

И, пара за парой, идут влюбленные,

Согретые светом любви своей.

Где же ты? Отчего за последней парою

Не вступить и нам в назначенный круг?

Я пойду бренчать печальной гитарою

Под окно, где ты пляшешь в хоре подруг!

Нарумяню лицо мое, лунное, бледное,

Нарисую брови и усы приклею,

Слышишь ты, Коломбина, как сердце бедное

Тянет, тянет грустную песню свою?

Он переводит дух, снова быстро листает книжку:

– А вот дальше:

Жду тебя на распятьях, подруга,

В серых сумерках зимнего дня!

Над тобою поет моя вьюга,

Для тебя бубенцами звеня!

Воркис пропускает еще несколько страниц:

– Ну и последнее:

И свила серебристая вьюга

Им венчальный перстень-кольцо.

И я видел сквозь ночь – подруга

Улыбнулась ему в лицо.

(В этих стихах мы все, конечно, узнали “Балаганчик” Александра Блока, – добавляет за кадром голос второго мечтателя).

От услышанного взгляд Алибабы Викторовны становится мягче:

– Теперь, видимо, придется лезть в подвал. А это страшно! – вздыхает она и добавляет мечтательно: – А что там, Воркис?

Видимо на этот вопрос ответ у ее мужа готов уже давно:

– Кошки, мыши, тритоны, мокрицы, плесень и всякое такое же… непраздничное. А, кроме того, – никому не нужные вещи и… трубы.

– Трубы? – не может скрыть удивления Алибаба Викторовна и еще раз окидывает взглядом развороченный Воркисом двор.

– Буквально целый подвал труб! – отвечает Воркис (уже по своей воле он вновь застывает перед камерой по стойке смирно).

– Зачем же там столько труб, Воркис?

– Этого никто не знает, Алибаба Викторовна. Ни один человек на свете!

– Даже вы? Вы же сантехник! – наконец оценив и усердие, и позу проштрафившегося сообщника, улыбается Алибаба Викторовна.

– Ну какой я, к черту, сантехник, Алибаба Викторовна? Такой же, как и вы – ботаничка! Но, между нами, я догадываюсь…

– Ну? Я никому не скажу, Воркис! – И глазом, который в этот момент оказался к нему ближе, Алибаба Викторовна подмигивает мужу.

– Точно? – переспрашивает Воркис и, не дожидаясь ответа, начинает признаваться: – Я думаю…

– Ну, что? Что вы думаете?

– Думаю, что их украли, – понизив голос, говорит Воркис. – Украли и спрятали. А чтобы никто больше не утащил, – соединили друг с другом сваркой. Ничего другого мне не приходит в голову! Кроме того, я сделал одно открытие…

– Боже! Еще одно? Какое же именно, Воркис?

– Вы никому не расскажете?