— Я беременная фомора, тётя, — напомнила я негромко. — И могу переварить даже гвозди.
— Расскажи мне ещё тут про гвозди!..
Что же, это было странно. И неловко. И слегка глупо. Но для себя я в очередной раз поняла одно: мне действительно, очень сильно повезло с семьёй.
36
Дайяна-Элиза, леди Гохорд, лекарь второй категории
*
— Вы вполне уверены в своём решении? — спросила я у своей пациентки.
Та была весьма юна, около двадцати лет. Не аристократка, но точно из хорошей семьи: манеры и осанку нельзя не узнать.
— Д-да, — ответила она. — Так будет лучше для всех.
Что же, в первый момент они все так отвечают.
Мы пили чай в моём кабинете… Признаться, до сих пор словосочетание “мой кабинет” вызывает у меня приятную внутреннюю дрожь. И немыслимое волнение.
Не привыкла ли я раньше, что кабинет может быть только у отца, ведь он один занимается делами? У женщин может быть будуар, возможно, гостиная… К чему женщине кабинет, верно?
Но теперь, став лекарем, я поняла многие вещи. Например, про уверенность. И про самоуважение тоже.
Это отличное чувство — работать в собственном кабинете. Особенно хорошо, если ты это заслужил. Я, несмотря ни на что, всё же заслужила: практикуя магию бессонными ночами, убирая за людьми выделения и грязь, утешая слабых…
Я не умею драться за себя. Не сумела дать отпор, даже когда это было безумно важно... за что теперь всегда буду себя ненавидеть. Но я всё ещё плохо умею драться за себя… Только лекарю этого и не нужно.
Ему достаточно уметь драться за других.
И я дерусь за них. За растерянных девушек и женщин, таких, какой была я когда-то. Это оказалось просто, на самом деле; проще, чем можно было бы вообразить.
Когда принц оставил меня с леди Каталиной, она повела меня на осмотр и только качала головой...
— Прости девочка. Если бы ты обратилась за помощью сразу после того, как выпила ту дрянь, если бы хотя бы прошла полный курс лечения, то шансы бы были. Сейчас… Я постараюсь снять последствия, насколько смогу. Но смирись: детей у тебя больше никогда не будет.
Это стало ударом, если честно. Я смотрела на неё шокированная, почти раздавленная, и просто не понимала… не хотела понимать.
— А теперь скажи, будь добра: кто тебе это продал? Подруга, с которой мы вместе живём, раньше заведовала контролем за сбытом таких зелий. Ей пришлось уйти на пенсию в прошлом году, но связи сохранились, да и большинство таких “умельцев” мы с ней знаем поимённо. Я хочу найти урода, который продал тебе эту дрянь, и упрятать туда, где ему самое место: в тюрьму.
Я растерялась. Я не знала, что ответить.
— Я не покупала зелья, — призналась я в итоге. — Мне дала его матушка.
Помню, лицо леди Каталины потемнело после этих слов. Она задавала вопросы; я отвечала. Она слушала меня, а после молча пила что-то отчётливо алкогольное.
—Ты можешь подать на неё в суд, — сказала она в итоге. — Твоя мать — убийца. Ей самое место в тюрьме.
Я тогда пришла в ужас. Матушка? В тюрьму?
— Разве можно так поступать с кем-то, у кого подобная родословная? — вырвалось у меня.
Каталина зло сверкнула глазами.
— За такие вещи сажают. И плевать на родословную! Уж поверь, мы с подругой тоже не последние в этой империи люди. Продавим, не сомневайся.
— Но ведь все узнают… всё…
— Это правда, — признала леди, внимательно глядя на меня. — Тебе придётся рассказать всё.
— Я не стану, простите.
Она покачала головой.
— Воля твоя, Дайяна. Но однажды ты и сама поймёшь: пока жертвы молчат, справедливость не торжествует.
Я не нашла ничего лучше, кроме как промолчать в ответ.
Леди Каталина криво улыбнулась, как будто такого моего решения с самого начала ожидала.
— Хорошо, — сказала она. — Я поселю тебя в кабинете для персонала. И буду лечить сама, чтобы не пошли слухи. Довольна?
— Спасибо вам, — ответила я тихо. — Вы добры ко мне более, чем я того заслуживаю.
Она внимательно глянула на меня, но промолчала. За это молчание я по сей день ей благодарна.
Ночью после того разговора я практически не могла уснуть. Мысли метались в голове, кружились кладбищенскими татями. Измученная, я встала и вышла в коридор, надеясь сбежать от тьмы комнаты — и, возможно, от осознания того, что произошло.
И потом… Я едва не наступила на неё, на самом деле.
Она лежала в коридоре, и пол вокруг неё был чёрным от крови. На коже её расплывались знакомые узоры — такие же, как были у меня.
Позже я узнала, что пациентка, проигнорировав предупреждения, вышла из закрытой палаты в дамскую комнату, ибо очень стыдилась специальных приспособлений и чар.
Она, как и я, была из той семьи, в которой принято стыдиться всего природного. Особенно женского.
Учитывая её состояние, не удивительно, что у неё открылось кровотечение. Она не поняла этого сразу и потеряла сознание раньше, чем успела кого-то позвать.
И я едва не споткнулась об неё. А потом застыла, потому что мне показалось, что там, на полу, в белой окровавленной рубашке, лежу я сама.
Помню остальное урывками. Кажется, я упала возле неё на колени, безжалостно испачкав кружевную сорочку. Помню, я кричала, но все звуки как будто ушли, и руки мои сияли, и я просила её не умирать…
Потом прибежали другие лекари. Мне сказали, я спасла её. Мне сказали, без меня она бы умерла.
И тогда я почувствовала себя сильной; возможно, впервые в своей жизни. И поняла, что могу драться за других. Что, возможно, была создана именно для этого. Ведь лекарская магия дана мне не для ублажения мужчин, верно?
Нет. Совсем нет. Потому на следующий день я сказала, что хотела бы изучать женские болезни. И лечить их. Я не сказала: “Спасая их, я буду спасать себя”.
Я не сказала, но леди Каталина, кажется, всё поняла.
И теперь у меня есть лекарская подвеска. И кабинет. И собственная зона ответственности.
А ещё она поручила именно мне общаться с девочками, девушками и женщинами из “сложных” семей. Я должна говорить с ними, слушать их, а потом раз в несколько дней приходить к леди Аджиоке, нашей штатной ведьме-менталистке, и советоваться с ней. Раз в неделю я отчитываюсь перед самой леди Каталиной, и она даёт мне советы.
Я не была уверена, что смогу, если честно. Но леди Каталина настояла. Она считает, что это пойдёт на пользу и пациенткам, и мне.
Теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что она скорее права.
Обычно я приглашала своих пациенток для таких разговоров к себе. Во-первых, для конфиденциальности, разумеется: многие рассказанные здесь истории не должны были стать достоянием общественности. Во-вторых, для собственной уверенности. Глядя в глаза каждой из них, я снова переживала собственные чувства, всё ещё ужасно непростые. И, когда всё становилось сложным, я напоминала себе: это — мой кабинет. Моя территория, только моя.
Здесь безопасно.
Вот и девушку, которая проходила у меня под именем Нэлла, я пригласила на чай именно сюда.
Нэлла приехала сюда инкогнито, на мобиле без опознавательных знаков, сжимая в руках чек для внушительного анонимного пожертвования. Вроде бы ничего необычного, ситуация более-менее стандартная. Но девушка вела себя странно, и у леди Каталины возникли вопросы.
Она посчитала, что с Нэлли я должна поговорить наедине.
— Послушайте, — сказала я пациентке, — я не знаю вашего имени и клянусь не запоминать лица. Здесь нас никто не услышит. Со мной вы можете быть откровенны, Нэлл. Ситуация неоднозначная: большой срок, обстоятельства вашего… прибытия. Леди Каталина попросила убедиться, что всё происходящее для вас, скажем так, вполне добровольно.
Нэлл молчала, опустив взгляд. Её губы дрогнули, будто она пыталась что-то сказать. Я подождала, чтобы, быть может, случилось чудо… Но нет, она не решилась.
— Милая, — попробовала я ещё раз. — Если таково ваше желание, то ничего. Так случается. Но я хотела бы услышать это от вас.
— Я делаю, что должна, — ответила она. — И больше не желаю это обсуждать.
Что же, так значит так.
Мне хотелось схватить её за плечи и потрясти. Но я знала, из своего опыта знала: чтобы тебе помогли, нужно осмелиться попросить о помощи. Но есть и вторая истина, весьма тесно соседствующая с первой: когда помощь действительно нужна, попросить о ней почти невозможно осмелиться.
Я помню.
— Нэлл, я спрашиваю вас, потому что сама была в неоднозначной ситуации, — сказала я ей. — Я была напугана. Я не верила, что могу выжить сама по себе, и позволяла другим решать за себя. Теперь я сожалею о том периоде.
Она только покачала головой:
— Если я оставлю этого ребёнка, весь мой мир рухнет. Мне это не нужно! Я… я не могу оставить его. Я хочу, но не могу.
— Его отец?
— Привёз меня сюда.
Вон оно что.
— Он женатый мужчина?
— Он… важный человек.
— Он угрожал вам?
— Нет, он просто… Так будет лучше.
Что же, кажется, я получила свой ответ.
— Хорошо, — я тепло улыбнулась и сжала её ладонь в своей. — Спасибо за ваши ответы. Возможно, это займёт ещё пару дней: нам нужно взять некоторые анализы. Если захотите поговорить со мной, дайте мне знать.
— А сколько это может занять? У меня просто зачёты…
— Вы учитесь?
— Да, в академии магии… Неужели это так важно?
— Нет, — я мысленно отругала себя за излишнее любопытство. Оно всегда только отпугивает. — Идите отдыхать, Нэлл.
Она фальшиво улыбнулась в ответ, встала и пошла прочь.
Я наклонилась над тетрадью, чтобы внести комментарии по этому конкретному случаю. Леди Каталина гарантирует анонимность тем, кто об этом просит. Но здесь это может быть во вред…
Перо замерло над бумагой, когда я услышала шаги.