Я покачала головой.
— Спасибо за советы! Но ему нежелательно… В общем, посмотрим, как всё обернётся. Или?
“Да?”
— Зачем ты хотел купить дом?
Он помолчал.
“Не знаю, — ответил в итоге. — Наверное, хотел сделать его первым подарком для тебя. Дом, на который ты меня променяла. Это было бы и символично, и правильно.”
— Показать мне, как я ужасна и меркантильна?
Пауза была ещё длиннее.
“Честно? Дать то, что ты хочешь. А ещё… Скорее, полечить уязвлённую гордость. Знаешь ли, меня постоянно оценивают. Но всё же редко — настолько дёшево. И никогда раньше это не была моя пара. Знаешь, я понимаю умом и твои обстоятельства, и то, что ты делала свою работу. Я сам за здравый расчёт, если что! Тем более что парность ты не чувствуешь. И прости, что порой веду себя глупо. Просто мне…”
Он не закончил, но я каким-то образом очень ясно ощутила всё, что он хотел сказать. Даже прочувствовала до печёнок.
Мне больно. Мне обидно.
Мне... страшно.
“Извини, — каким-то образом в безликих буквах я буквально слышала досаду, — меня зовёт сестра, нужно отвлечься. Пообщаемся потом, хорошо?”
— Хорошо. Ещё одно, последнее, — сказала я тихо.
“Да?”
— Или, для меня никогда дело не было в деньгах. Дом… это было не про деньги. Я не знаю, как объяснить тебе, чтобы ты понял. Просто… Представь на секунду, что для вас всё изменилось, и госпожа Биланна погибает от голода и холода, что она не может позволить себе платья, что она кашляет кровавым кашлем, а ты не можешь ничего сделать. Скажи, повлияло бы это на твоё мировоззрение?
“Я…”
— Дай мне закончить! Да. Твоя мать больна. И поверь, просто поверь, что я понимаю и сочувствую всем сердцем; я не умаляю твоей боли. Но она стареет и болеет в компании слуг, волшебников, готовых облегчить её состояние, роскошной, идеально подобранной еды, дорогих зелий… И я делала всё, чтобы у моей семьи было что-то подобное. Вот и вся правда про меня. Элизавет… она предложила мне легальный статус. И дом, из которого меня никто не смог бы выгнать. И документ, подтверждающий моё право преподавать музыку… Фальшивое право, но тогда, для меня это было безумно заманчиво. Это было важнее любви — даже если я безумно влюбилась в тебя, даже если не видела никого, кроме тебя. Просто любовь — не главное в жизни. Вот и всё.
Он помедлил.
“Но я предлагал тебе защиту. Предлагал решить все твои проблемы…”
— Ты — прекрасный принц, и предлагал это Дайяне Гохорд. А потом — певице, которую хотел сделать временной любовницей. Но я понимала, что проблемы за моей спиной и тени моего прошлого… Они слишком серьёзны, Или. Вот и всё… А нет, последнее. Веришь или нет, хочешь или нет это признать, но я тоже чувствую парность. Мне тоже больно.
У меня в груди потянуло, и возникло чувство, как будто кто-то разделил мои переживания.
И, думается, так оно и было.
— Не отвечай, — шепнула я. — Просто подумай об этом.
“Хорошо, — ответил он. — Я подумаю. И я тоже влюбился в тебя. Тянулся, в каком бы облике ты ни была. И теперь… я очень жду нашей встречи.”
— Я тоже…
Стена опустела.
54
Вниз я спускалась в состоянии лёгком и мечтательном. Невидимая тяжесть, которая всё это время придавливала меня к полу, исчезла. Он любит меня! Любит! Он сам так сказал!
Хотелось превратиться, и летать за поездами до упаду, и раздуть перья от счастья, и много чего ещё… Но давящая атмосфера внизу быстро вернула меня с небес на землю.
Аджава с сопровождающими уже, слава Бездне, ушли. Но теперь тётя, дядя, папа Буджо и Бэн сидели за столом, и витала над ними чёрная туча.
— Придётся уехать, — сказал дядя хмуро. — И избегать островных рынков.
Тётя Ленна очевидно пригорюнилась. Немудрено: она была очень большой любительницей имбайских товаров. Особенно ценила сладости и специи, но и в остальном предпочитала покупать всё для дома у “своих”. Для неё этот запрет был довольно болезненным: я знала, что в глубине души она скучает по родным горным долинам. Порой она рассказывала мне о доме, и от её описаний мне самой безумно хотелось там полетать.
Думаю, это очень красивый край.
— Вы решили отказать Аджаве? — уточнила я.
Дядя Джума поморщился:
— А что мне сделать? Поддаться на шантаж? Взять Бэну в жёны эту… вертихвостку?! Нет, такому не бывать. Кровная вражда — это серьёзная угроза, но Аджава играет грязно. Я не собираюсь поддаваться… Хотя тебе, глупый мальчишка, мне так и хочется надрать уши! Как только додумался попасться в лапы этой горной лисы! Жизнь не научила, что женская юбка полна змеиных жал!
— Джума, — протянула тётя Ленна. — Как можно? Мальчик проявил доброту и благородство.
— А вот надо думать, кому отсыпать доброты, а кому и крохи пожалеть! — бушевал дядя. — Сам же хочешь быть дельцом, так неужто такого простого не понимаешь? И что, чем теперь твоя доброта нам аукается? Достойная женщина с такими просьбами не придёт! Вот наша Лисси, думаешь, стала бы себя нагло мужчине предлагать?!
Я закашлялась, вспомнив, как вела себя в этот Новый Год. В глазах Бэна промелькнуло искреннее сомнение: он явно в мою скромность не верил. Но промолчал, молодец. Открой он сейчас рот, от дяди прилетело бы по самую маковку.
— Так наша Лисси — джинна… то бишь фомора! Не человек! А эта пришла к тебе и вела себя, как продажная девка. Зла моего не хватает! Приютил же на свою голову… В общем, готовиться надо к переезду. Здесь оставаться нельзя.
Понятно…
— Можем пока в Сиреневый Коттедж вернуться, — заметила я.
— Что, думаешь, отвоюет его Лирана?
— Думаю, уже отвоевала…
Словно иллюстрируя мои слова, в дом вошла Лирана Жифф во всём своём косатковом великолепии.
— Ну что вы такие грустные? — спросила она. — Дом ваш! И официальный статус. И денежная компенсация на счету в банке. И отмена обвинений в присвоении чужого имени. И новый мобиль.
Повисла ошеломлённая тишина.
— А мобиль откуда? — слабо спросила я.
— А мобиль — за молчание! Один мне и один вам. Потому что нечего кое-каким магам ради выгоды сомнительные бумажки освидетельствовать… Да и вообще, за наглость и вседозволенность надо платить. Дорого. Я так считаю. И что вы делаете такие удивлённые лица? Неужели думаете, премьер бы отреагировал иначе? Да он когда договор прочёл, его чуть удар не хватил, бедняжку. И я прекрасно понимаю, почему. Одного не могу понять: как она вообще на такое решилась? Уж сколько я ненавижу леди Элизавет Биолифф, но дурой её до этого момента не считала.
— Она была уверена, что я не вернусь, — ответила я тихо. — Потому и решилась на подобное.
— Ясно, — поморщилась косатка. — Ну что же, за самонадеянность тоже надо платить… и да. Дело не моё, но, поскольку я каким-то образом считаюсь и вашей стряпчей, таки спрошу: а что происходит? Похороны, а я и не знаю?
Мы переглянулись, и дядя Джума с неохотой обрисовал ситуацию.
— Ха! — сказала Лирана. — Ловко, а? Пойти, что ли, тоже за кого замуж выйти? У меня список тех, кому можно предъявить, длинный! Сорвали, понимаешь, ягодку!.. Не хмурьтесь, шутка. А если по сути... Ну слушайте, господа, так дела не делаются. Мы же не на Имбайях, чтобы жить по островным законам! Предлагаю прямо сейчас составить заявление на клевету с угрозами. И притащить эту предприимчивую юную особу и её отца в суд. Адекватный, нормальный суд, где ей зададут правильные вопросы и под клятвой получат ответы. Можно ещё по ходу заседания на один из этих ваших чудных артефактов всё записать, чтобы потом сомневающимся и желающим отстоять честь и очередь всё чин чином предъявить. Вот и всё решение вашей проблемы.
Я молчала, всё ещё слишком шокированная новостями, и рассматривала небрежно брошенные Лираной на стол бумаги.
Мой официальный статус. Дом. Деньги… Поверить не могу, что на деле всё это оказалось так просто! Умом понимаю, что одна из лучших стряпчих города — это не “просто”. И, приди я к премьеру с улицы, всё кончилось бы очень по-другому. Но всё же…
Так вот ты какая, справедливость?
Жаль, что работаешь ты только для тех, у кого правильные связи и правильные адвокаты.
— Не знаю, — сказал дядя хмуро (я подозревала, что ему всё ещё было тяжело работать с женщиной в таком ключе). — Не по-людски это, вот что. С такими делами в суд идти…
— Ага, — хмыкнула Лирана. — То есть, угрожать расправой у нас по-людски. А в суд — ни-ни?
Дядя вздохнул:
— Есть в твоих словах правда, есть. Хотя и не нравится мне это, но…
— А что с ней будет? — спросил вдруг Бэн. — С Акивой?
— Тебе ль не всё равно, — махнул рукой дядя. — О себе и своём деле думай. Она сама всё так решила…
— Или её заставил отец, — Бэн отвёл глаза.
— И что? Слушай. Ты себя винишь из-за той девицы, из-за которой тебя поломали?
— А даже если так? — сверкнул глазами Бэн. — Я обижался, злился, но когда Акива рассказывала, как с ней обошёлся отец, у меня… Если подумать, Дайяна на себя была не похожа, когда смеялась надо мной и говорила ужасные вещи. Не знаю, почему она это сделала и чем ей грозили; уже поздно спрашивать. Но не так просто отказать родителям, верно? И потом, Аджава — опасный человек.
— Пойдём мы в суд или просто уедем, для неё это не кончится хорошо, — вздохнула тётя Ленна. — Аджава… не самый чистоплотный человек. И очень тяжёлый на руку.
— И она сама себя в такое положение поставила, — отрезал Джума. — Значит, поделом. Госпожа Лирана…
— Нет, — отрезал Бэн.
— Что? — поднял брови Джума.
— Нет, мне не подходит такой вариант, — повторил Бэн. — Надо придумать что-то другое.
Дядя нахмурился, явно готовясь высказать всё, что думает. И я поняла, что настал мой звёздный час.
— Может, подговорим того парня, что на нас напал, её украсть со свадьбы? — уточнила я.
— Да кто её теперь красть станет, — отмахнулся дядя.
Я пожала плечами:
— Ну, тот парень хотел открыть своё дело. А мы так-то теперь и доплатить можем. За избавление от проблемы, так сказать.