я, кстати, не знал, какой там детектив происходит с новым далай-ламой.
по традиции далай-лама выбирает панчен-ламу, который будет руководить поисками нового далай-ламы после смерти старого.
«выбирает» — это, конечно, не совсем правильное слово. далай-лама должен найти ребенка, в которого переродился предыдущий панчен-лама. а панчен-лама потом должен найти ребенка, в которого переродился далай-лама.
в каком-то смысле это супермонархия, когда власть веками сохраняется в руках одних и тех же людей.
ну и, в общем, в 1989 году умер старый панчен-лама, нового искали шесть лет и в 1995 году нашли. но поскольку тибет уже давно оккупирован китаем, а далай-лама живет в изгнании, то у китайского правительства были свои идеи на этот счет.
в результате шестилетний мальчик, которого выбрал далай-лама, через несколько дней просто пропал, а вместо него лояльные китайскому правительству буддисты нашли другого.
далай-лама оказался в патовой ситуации, потому что выбрать другого мальчика он не может, он уже сказал, что старый панчен-лама переродился в того ребенка, который пропал.
в результате далай-лама говорит две взаимоисключающие вещи:
а. он говорит, что перерождаться вообще не будет, идите все в жопу.
б. а если переродится, то в какой-нибудь приличной стране, а не в тибете.
я, кстати, не знал, что можно выбирать, где перерождаться. это новое для меня знание.
мне даже кажется, что меня с этим немного кинули в прошлый раз. наверняка я спросил, где тут тонкие настройки, можно ли уточнить географию, а мне сказали: не волнуйся, дефолтные сработают нормально, никто еще не жаловался, тут у нас machine learning и big data, прыгай.
короче, мы живем в историческое время, когда линия далай-лам может прерваться (линия панчен-лам уже прервалась) или далай-ламой внезапно окажется не тибетец, а, например, канадец.
заходит в детский сад толпа монахов, обступает ребенка на горшке и говорит: давно не виделись, у нас тут как раз поднакопилось документов на подпись.
конечно, у ювенальной юстиции и социальных служб могут возникнуть определенные вопросы.
в целом далай-лама, к моему глубокому сожалению, в интервью выглядит хитрым и неприятным стариком.
на вопрос, почему он не запретит своим подданным сжигать себя в знак протеста (а в тибете за последние 8 лет 140 человек покончили с собой путем самосожжения), далай-лама сказал, что не хочет расстраивать семьи тех, кто себя уже сжег, например.
чтобы семьи не расстраивались, в резиденции у ламы есть доска почета погорельцев.
я, собственно, и раньше подозревал, что все эти банальные фейсбучные посты про compassion и прочую ерунду пишет какой-нибудь индийский копирайтер-фрилансер, а теперь так и вовсе в этом уверен.
из той же книжки про конфуция: у китайцев нет кризиса среднего возраста.
получается, мы отдуваемся сразу за себя и за того парня.
еще мне понравилось, что конфуций, кажется, ничего не записывал и вообще не очень думал о том, как собрать свое учение в какой-нибудь цельный текст или, еще лучше, учебник.
собственно, даже устно он изрекал что-то только по случаю. не было такого, чтобы он подошел к какому-нибудь ученику и сказал:
— итак, василий, сегодня по расписанию мы говорим про чжи, что переводится с китайского как здравый смысл.
обязательно нужно было дождаться, пока василий накосячит, и только потом с ним поговорить.
или птица какая мимо пролетит, а конфуций сразу своим:
— кстати, о птицах, друзья…
ну и что-то там про птиц.
«учитель лишь сообщает об истине, высказываясь по тому или иному поводу».
у нас это называется фейсбук.
ну, т. е. с истиной и учителями есть некоторые недоработки, но высказаться по тому или иному поводу это ж хлебом не корми, механизм-то отлажен.
я, в общем, не очень про искусство и культуру, но за последние несколько дней пережил сразу несколько потрясений.
во-первых, фаюмские портреты. им две тысячи лет, и это, в общем, не то чтобы совсем уж искусство. это очень прикладная штука: погребальные портреты, которые крепились на лицо мумии, чтобы отлетевшая душа могла найти в случае надобности свое тело.
короче, их не настоящий художник рисовал, а человек-полароид, у которого была довольно печальная работа. каждый день ему подгоняли новый труп, а он вздыхал и брал кисточку или что у него там было.
наверняка жаловался по вечерам жене, что работает в никуда. что ни нарисуешь, все хоронят. и платят не очень. да и черт с ними, с деньгами, когда б ценили. но и не ценят же. день и ночь одно и то же.
но реально люди на них как живые. и эти люди, в общем, не сильно отличаются от нас. девочка, например, похожа на арью старк, а печальную брюнетку хоть сейчас немного приодеть — и на бал, где пьер уже наступил на ногу наташе ростовой.
пьер и наташа это не совсем мы, конечно, но что там — туда-сюда двести лет.
блин, илья глазунов до сих пор не умеет так рисовать. а ведь он стоял на плечах гигантов, и его никто не заставлял сидеть в морге целыми днями.
ну а второе потрясение — это статуэтки из тель-асмара (ирак). совершенно невероятные глазастые скульптуры, которые олицетворяют то ли богов, то ли людей, которые пришли помолиться этим богам. про них, в общем, не очень много известно.
но мы знаем, что пять тысяч лет назад кто-то специально сложил их в кучку и закопал.
по одной из версий в храм прибыла новая партия статуэток, а старые за ненадобностью просто списали.
давайте я про своего учителя расскажу.
у меня однажды был охрененный учитель, самый лучший учитель в мире.
ну, то есть у меня много было хороших учителей, но этот был самый лучший.
формально борис иваныч преподавал у нас музыку, но у него был хороший музыкальный слух, и он страдал.
поэтому урок обычно проходил так. борис иваныч садился за пианино, вздыхал, смотрел на нас, снова вздыхал и, наконец, брал баян. я думаю, что баян нас хоть немножко, но глушил.
— ну, давайте, кхм, попоем, — говорил борис иваныч.
лицо у бориса иваныча было удивительное. на рублевских иконах такие лица или на картинах эль греко и модильяни. ну, знаете, когда натурщик не пришел, и художник вынужден был для отрисовки лица использовать тепличный огурец.
я даже не знал, что такое возможно, должны же быть какие-то правила для лиц. где-то должно быть записано, что нельзя взять лицо поэта пастернака и растягивать его как ириску до бесконечности.
но лицо бориса иваныча было именно таким.
и сам он был очень длинным, метра два, и нескладным.
мы обычно пели песню про ленина или гайдара, который всегда впереди, или про орленка, который взлетел выше солнца. впрочем, ни одну песню нам не удавалось допеть до конца. как правило, к середине второго куплета терпение бориса иваныча заканчивалось, он резко собирал мехи, откладывал баян в сторону и говорил:
— вот, кстати, у нас в ульяновске была такая история…
или вообще разворачивал стул спинкой к нам, усаживался на него как на коня и давай:
— шли мы однажды с другом вдоль реки…
и рассказывал, как там у них в ульяновске все было устроено, и что там у них на реке. я уже ни одной истории не помню, но я помню, что истории были классные, и что борис иваныч был первым чужим взрослым в моей жизни, который разговаривал с детьми как с живыми людьми.
ну и он как бы разговаривал со всеми сразу, конечно, но казалось, что с тобой.
и ему можно было задавать вопросы, и если он чего-то не знал, он так и говорил, что не знает. или говорил «дай подумаю», а потом говорил, что нет, все-таки не знает.
я думаю, он понимал, что школьная музыка, в общем, так себе предмет, что музыке невозможно научить, если ее нет у тебя внутри, и рассказывал нам о жизни, которой научить плюс-минус можно. я думаю, он был самым плохим учителем музыки в мире и при этом очень-очень хорошим учителем и человеком.
и вот две эти ипостаси — учитель музыки и хороший человек — боролись в нем в течение сорока минут. где-то ближе к последней трети урока учительский долг вновь одерживал победу над здравым смыслом. но борис иваныч был не только хороший, но и умный.
поэтому половине класса он раздавал деревянные ложки, а второй половине разрешал петь. в основном, девочкам.
я сначала радовался ложкам, а потом заподозрил подвох. я подумал, что борис иваныч, наверное, не слышит, как хорошо я пою. дело в том, что у меня был сосед, дима, прекрасный парень, но не певец. и он орал еще громче меня.
и я подумал, что борис иваныч из-за соседа дает мне ложки, что соседские скрип и вой забивают мой тенор.
и я пошел записываться в хор. в хор можно было записаться только в начале года, в сентябре. короче, это как олимпиада, только еще страшнее.
— ну, кхм, давай, — сказал борис иваныч и наиграл какую-то мелодию на пианино.
я к этому был не очень готов, потому что всю неделю репетировал орленка, и он у меня получался уже очень громко и хорошо. а те ноты, которые сыграл борис иваныч, были слишком близко друг к другу, я такие не репетировал.
тем не менее, я спел.
— очень, кхм, хорошо, — сказал борис иваныч. — нам в хор как раз нужны ложечники. что думаешь? я еще на уроке заметил, какое у тебя чувство ритма.
я не помню, как дошел до дома в тот день. ложечники. ложечники!! нет в русском языке такого слова, которое бы одновременно описывало стыд, гнев, слезы и сопли, но я был этим несуществующим словом переполнен по самую макушку, до боли в слезных протоках.
а на следующем уроке, через неделю, борис иваныч отложил на кульминации «орленка» баян (я принципиально не пел, даже рот не открывал) и рассказал, что был такой федор шаляпин, великий, вообще говоря, певец, а его в детстве не взяли в хор, вот такая с этим певцом произошла смешная история.
а сам борис иваныч шел куда-то со своим другом и что-то с ними опять интересное случилось.