Митси закрыла книгу и крепко прижала её к груди.
Поппи очень скоро узнала о миссис Фелт всё необходимое: она возглавляла школьный родительский комитет, пекла пирожные для распродаж, тренировала команду по нетболу, заведовала школьным ателье, ларьком и канцелярским магазином и не могла запомнить возраст своей дочери.
– У тебя в нашей школе есть друзья, Поппи? – спросила миссис Фелт.
Поппи не знала, что на это ответить. Не притворяться же, что Эразмус ей друг. Он был слишком зациклен на себе и своём драгоценном расследовании. Эразмусу не было дела ни до кого, даже, наверное, до родной матери.
– О да, есть! – вставила Далия, оторвав взгляд от издания с занимательным заголовком «Как добиться правильного хруста: советы хиропракта».
– Кто? – спросила Поппи и повернулась к ней, но едва не упала, наступив на край школьной юбки.
Далия с крайне самодовольным видом посмотрела на миссис Фелт.
– У неё есть ухажёр. Я слышала, как они говорили по телефону прошлой ночью!
Митси это, похоже, сильно заинтересовало, потому что она выползла из своего закутка, чтобы было лучше слышно. Сердце Поппи быстро забилось, и она взмолилась, чтобы её щеки не заалели, как помидоры.
– Он не мой ухажёр, – возразила она, из последних сил сдерживаясь, чтобы не рассердиться на Далию.
– Как его зовут? – подперев кулачком подбородок, спросила миссис Фелт.
– Лазарус! – громко ответила Далия и быстро заморгала, чтобы вернуть на место съехавшую контактную линзу.
– Эразмус! – не подумав, поправила Поппи и немедленно об этом пожалела.
Глаза Митси округлились.
– Вы меня подслушивали? – спросила Поппи Далию.
– О, не будь такой скромницей, – застонала Далия. – Всего секундочку!
Поппи не желала больше об этом говорить, хотя ей и хотелось поставить Далию на место. Она чувствовала, как щёки начинают гореть, и была готова на что угодно, лишь бы сменить тему.
– Знаешь, кто это? – спросила Далия миссис Фелт.
– Мальчик-спаржа! – подала голос Митси.
– Митси!
– Но, мам, его все так называют! – настаивала Митси. – Мальчик-спаржа! Он на год старше меня.
– Да, мы и в первый раз прекрасно это расслышали, Митси. При-ку-си язык! – смутилась миссис Фелт.
– Чудное прозвище! – улыбнулась Далия. – А почему его так называют?
Митси задумалась.
– П-потому что он один раз принёс на обед банку консервированной спаржи.
Миссис Фелт нервно засмеялась.
– Он, э-эм… хороший мальчик, не так ли, Митси?
Митси промолчала.
– Его мать… – шепнула миссис Фелт Далии и сделала вид, будто глотает из бутылки.
Обе женщины то ли были уверены, что Поппи их не видит, то ли считали, что она не поймёт значения этого жеста. Но она поняла. И всё же она не собиралась жалеть Эразмуса. Ему ведь было на неё начхать. Почему она должна просить у него прощения, только потому что его мама пьёт? Бывает и хуже.
– Он хороший мальчик, – заверила миссис Фелт Поппи. – Он просто немного… проблемный.
– А-а, любишь плохишей, да, Попс? – понимающе кивнула Далия.
Щеки Поппи опять обожгло.
«Она просто старая и одинокая», – уговаривала она себя.
Когда они выходили из ателье с новой формой, чтобы пойти дальше в администрацию школы, Поппи услышала, как миссис Фелт говорит Митси, с судорожными движениями отпаривая свитер:
– О боже, мне скоро бежать на пилатес с Харриет! Давай-ка ты почитаешь мне свою любимую историю, пока я собираюсь? Громко и отчётливо. Губы, язык, кончики зубов – хорошенько артикулируй, слышишь?
Митси кашлянула и медленно начала:
– В… го-роде, где река глубока и дере-евья черны, жили-были, сколько их помнили, четыре страшные сес… тры… сестры.
Выходные и всю следующую неделю бабушка звонила почти каждый день, чтобы сказать, что врачи решили оставить её «ещё на одну ночь», потому что, как она говорила, медсестры «хотят провести на мне ещё пару экспериментов перед тем, как отпустить на волю, – не часто в их отделение кладут такую красавицу». Большую часть времени Поппи штудировала немецкий в бабушкиной мастерской, чтобы не волноваться хотя бы за один предмет в новой школе. Когда уставала зубрить существительные и спряжение глаголов, она наводила там порядок. Ей нравилось скручивать, скреплять и сортировать мили блестящих лент, запутанные проволочные клубки и рулоны тканей всевозможных цветов, начиная мускусно-фиолетовым и заканчивая золотисто-сливовым.
Поппи проглотила готовые сорваться с языка слова огорчения, когда бабушка позвонила вечером с уже поднадоевшим оправданием. Её «ещё одна ночь» затянулась уже на целую неделю с лишним.
– Береги себя, дорогая, – сказала бабушка на прощанье. – Всегда будь осторожна и добра. Ты же следуешь моим правилам? Ни одно не забыла? – И она перечислила их: – Не стирать и не оставлять бельё сушиться после шести вечера, прятать весь сахар в доме, закрывать окна и, самое важное…
Они договорили хором:
– Никогда, ни при каких обстоятельствах не протирать подоконники.
Понедельник наступил неожиданно, и лишь тогда Поппи поняла, как на самом деле её пугала новая школа.
«Новая школа, – думала она. – Новые запахи, новые учителя, новые люди, новая обувь, новая форма, новые компании, новые книги».
Тем туманным утром Далия подвезла Поппи к школьным воротам. Она остановилась не за углом или где-нибудь в сторонке. А прямо перед школьными воротами. Глотнув свой зелёный смузи, она бросила короткое напутствие:
– Кажется, школьная администрация в той стороне.
И умчалась прочь.
Стиснув пальцами лямки рюкзака, Поппи направилась через кишащий людьми двор к административному зданию.
«Дети могут быть такими жестокими», – подумала она, когда теннисный мяч отскочил от баскетбольного кольца и ударил её в пятку. Группа потных мальчишек бросилась за мячом, и началась куча-мала. Эта школа не так уж сильно отличалась от прошлой. Мальчики всё так же дрались, а девочки всё так же кучковались рядом с уборными, жуя жвачку, но ко всему этому она давно привыкла. Осталось только выяснить, на что было больше шансов: кулак в лицо или предложение поделиться чипсами.
Один из самых безучастных людей, которых Поппи приходилось встречать, привёл её в класс. Деннис, пухлый потный коротышка с раздувающимися ноздрями, работал в школьной администрации вместе с Бет, обожающей обклеивать кабинет бумажками для заметок.
– Мистер Хорн, – позвал Деннис мужчину, который, как предположила Поппи, был её учителем. – Новенькая.
У Поппи возникло стойкое подозрение, что стоящий за ней Деннис указывает на неё пальцем.
Мистер Хорн был улыбчив и молод и носил очки в роговой оправе и забавный галстук с флагами стран мира.
– Прикольный галстук, Хорни! – крикнул кто-то с последних рядов.
– Новый день, день галстук! – пропел в ответ мистер Хорн.
Достав из кармана шоколадную вафлю, призванную помочь ему выдержать такой долгий путь, Деннис побрёл назад в офис.
– Ты Поппи, – сказал мистер Хорн и, взяв у неё рюкзак, проводил за свободную парту.
– Да, – прокряхтела она.
Хорошо, что он сам назвал её по имени. Вряд ли бы ей хватило смелости представиться.
– Поппи, добро пожаловать в школу на Северной Загадочной улице! Уверен, мы покажемся тебе менее…
Он обвёл взглядом шумный класс и отвлёкся на девочку с хвостиком на затылке, которая пыталась засунуть в рот «Посмертные записки Пиквикского клуба». Поппи тотчас узнала эти волосы цвета горчицы. Именно эта девочка воровала сладости в кондитерской Бонхильды Бонхоффер.
– Реджина Покс, немедленно вынь изо рта книгу!
– Но, сэр, она сказала, что мне слабо!
– Кто тебе это сказал? – спросил мистер Хорн.
– Она, сэр! – заныла Реджина, указав на Поппи. – Новенькая!
Поппи открыла рот, прекрасно понимая, что ей не хватит духа сказать что-то в своё оправдание.
– Новенькую зовут Поппи, и я нахожу твоё заявление, Реджина, крайне неправдоподобным, – отрезал мистер Хорн, и щеки Поппи потеплели.
Реджина, очевидно, была недалекого ума, потому что она отчаянно заморгала и, проигнорировав слова учителя, продолжила настаивать на своём:
– Но сэр, когда кто-то берёт тебя на слабо, ты просто обязан это сделать.
– Нонсенс. В жизни не слышал более безосновательного и бессмысленного аргумента.
– Нельзя обзываться, сэр! – возмутилась другая девочка.
– Как я её обозвал?
– Нон-чего-то-там, сэр, – ответила девочка. – А как вы поступите, если кто-то скажет, что вам слабо? Вы не захотите доказать ему, что он ошибается? Просто струхнёте?
– Так, – сказал мистер Хорн. Жестом попросив Поппи сесть за парту, он поднялся на возвышение, где стоял его стол. – Раз уж мы об этом заговорили, давайте и начнем с этого наш урок. Словосочетание «брать на слабо» переводится на английский глаголом «dare». Кто знает, откуда это слово взялось?
«Из немецкого», – про себя ответила Поппи. Ей очень нравилось находить затаившиеся в этимологии английских слов немецкие корни. Должно быть, она незаметно для себя пошевелила губами, потому что мистер Хорн спросил:
– Поппи?
Её сердце привычно забухало, словно она повисла вниз головой с края обрыва. Она почувствовала, как за её спиной Реджина Покс и другая девочка скрестили на груди руки.
– Из не-кхм-мецкого, – кашлянула она, прочищая горло.
– Что-что?
– Из немецкого, – прошептала она не громче паука.
– Верно! Из немецкого. Этот глагол происходит от староанглийского слова «durran», которое пришло из немецкого, но оно имеет индоевропейские корни, судя по схожести произношения этого же слова на греческом и санскрите.
Поппи нравился мистер Хорн. Его переполняли энергия и желание поделиться своими лингвистическими знаниями со скучающими учениками.
– Первое значение глагола «dare» – это «осмеливаться». Пробовать новое. Поворачиваться лицом к собственным страхам. А не бездумно что-то делать. Так что, Реджина, когда кто-то предлагает тебе на слабо проглотить сокращённую версию романа «Посмертные записки Пиквикского клуба» – это никакая не смелость, а чистой воды глупость.