Поппи повернула голову и успела заметить, как медсестра ей подмигнула, пока Деннис неохотно побрёл к выходу. Затем медсестра улыбнулась кому-то, сидящему у изножья койки, и тоже выскользнула за дверь. Поппи, пересилив боль, подняла голову.
Эразмус сидел, вытянув руки вдоль туловища, и внимательно на неё смотрел.
– Ты пришёл! – слабо улыбнулась Поппи.
– Я узнал о том, что случилось, – сухо отозвался Эразмус. И пояснил: – Ты препарировала крысу. Запаниковала. Подожгла крысу. И упала в обморок.
Поппи нахмурилась.
– Я не впадала в панику! И это не я подожгла крысу.
– По словам ненадёжных свидетелей, из твоих глаз забили огненные лучи, которые и подожгли крысу, – сказал Эразмус, щурясь, будто полицейский, на страницы Жюля.
– Чушь. Кто такое сказал? – спросила Поппи, но не стала дожидаться ответа. – У меня в кармане был мамин мел. Мне стало нехорошо…
– Ты запаниковала, – прервал её Эразмус.
– …и затем я достала из кармана кусочек мела и почувствовала что-то ещё. Не просто недомогание. А затем крыса просто взорвалась.
– Просто взяла и взорвалась?
– Как попкорн.
– Попкорн не взрывается, – тихо возразил Эразмус, хотя по нему было видно, что он думает о чём-то другом. – Он расширяется под воздействием температуры.
Эразмус достал из сумки карандаш и сделал в Жюле пометку.
– Добавил попкорн в свой лист покупок? – спросила Поппи и тут же об этом пожалела. Из-за этой попытки пошутить у неё закружилась голова и сжался желудок.
– Нет, – отозвался Эразмус. – Паутина… Мел… Взрыв.
Он поднял на неё глаза.
– Думаю, ты сотворила – за неимением более походящего слова – магию.
Поппи немедленно ему поверила, хотя это было невозможно.
Да, она увидела на своём подоконнике нечто ужасное, и в Пене определённо происходило что-то странное. Но если пролистать «Великие тайны мира», наверняка найдётся немало похожих историй из городков по всей Англии, якобы связанных с ведьмами и гоблинами. Несмотря на головную боль, ей стало смешно от мысли, что кто-то посчитал её волшебницей.
– Ты правда так думаешь?
– Я заглянул в школьную лабораторию. Бунзеновские горелки не работают. Газ перекрыли пару месяцев назад, потому что они не соответствовали стандартам безопасности. Пробковая доска была покрыта антивоспламеняющейся краской. И наконец: крысы сами по себе не загораются.
– Может, причина была в скопившихся в её желудке газах? – предположила Поппи.
«Это моё сотрясение мозга говорит», – подумала она.
Эразмус пытливо на неё посмотрел, как если бы она сказала что-то на удивление умное.
Но затем Поппи добавила:
– Ну, знаешь, как в роликах со взрывающимися китами.
Эразмус насупился и отвёл взгляд, будто ему внезапно стало скучно.
– У тебя нет интернета, – быстро сказала Поппи.
– Во-первых, да, у меня нет выхода в интернет, – холодно ответил Эразмус. – А во‑вторых, киты не взрываются как бомбы, о чём ты так любезно решила упомянуть, их разрывает под давлением скопившихся внутри газов. – Он безжалостно добавил: – С человеческими телами такое тоже бывает. Когда-нибудь с тобой тоже может это случиться, если повезёт.
Поппи была не в настроении спорить.
– Да-да, я всё поняла.
– А теперь, – сказал Эразмус и снова поднёс к Жюлю карандаш, – нам нужно восстановить утраченные тобой заметки. Что ты помнишь из того, о чём мы говорили?
– Погоди… утраченные мной заметки?
– Да, именно так я и сказал.
– Прошу прощения, не напомнишь, как так вышло, что это я потеряла твои заметки? – спросила Поппи, вспыхнув от злости.
Эразмус опустил карандаш и прислонил папку к предплечью.
– Я не имел в виду, что ты в этом виновата. Люди подвержены приступам страха, особенно в присутствии задир. Я это понимаю. Но если бы ты немного поторопилась помочь мне собрать заметки, мы бы не потеряли так много страниц, поэтому я прошу тебя сосредоточиться и вспомнить, о чём мы говорили за прошедшие недели.
– Я думала, это ты у нас с памятью в тысячу терабайт?
– Это будет петабайт, и я не компьютер, – на полном серьёзе возразил Эразмус.
С Поппи было достаточно.
– Забавно, – бросила она, садясь, и соскользнула с койки. – Потому что порой ты ведёшь себя именно так.
И Поппи решительно направилась к двери. В этот момент заглянула мисс Ннамани и жизнерадостно воскликнула:
– Привет!
Поппи в страхе подпрыгнула.
– Прости, Поппи! – засмеялась учительница. – Я пришла проверить, как себя чувствует наш пациент. Но с ней явно всё хорошо.
– Пациент? – переспросила Поппи.
– Она говорит о тебе, – сказал Эразмус.
– А-а, конечно. – Поппи кашлянула. – Я в порядке.
– Смотрю, за тобой приглядывал наш ответственный медбрат, – улыбнулась мисс Ннамани.
– Здесь и медбрат есть? – удивилась Поппи.
– Она говорит обо мне, – сказал Эразмус.
– А… Ну разумеется, – промямлила Поппи. – Медбрат Толл любого доведёт своей заботой до полного выздоровления. Никто не продержится долго в палате, слушая его бесконечные рассуждения о том, сколько миллиграммов и мегабитов лекарств тебе положено.
«Стоп, это прозвучало как-то неправильно, – подумала Поппи. – Может, я и правда сильно ударилась головой?»
– Но медбрат Толл не понимает, что истинная задача медсестёр и медбратьев заключается вовсе не в этом, а в том, чтобы быть добрым и заботиться о других.
Поппи внезапно вспомнила о мисс Ннамани.
– Ну, увидимся в классе! Пока, Эразмус! – торопливо выпалила она и выскочила за дверь.
Поппи побрела по коридору в сторону офиса, почти чувствуя себя сбежавшим из приюта пациентом, только больничного халата не хватало.
Деннис неохотно согласился позвонить бабушке и не отрывал от Поппи цепкого взгляда, будто она в любой момент могла начать изрыгать лаву.
– Спасибо, сэр. Всего наилучшего, – с притворной любезностью попрощался он и повесил трубку.
– Моя бабушка не мужчина, – заметила Поппи.
– Ну, говорила она очень даже мужским голосом, – фыркнул Деннис, раздув ноздри. – Твоя «бабушка» подъедет через десять минут. Подождёшь снаружи?
– С удовольствием, – с саркастической улыбкой ответила Поппи, сгорая от желания сделать именно так. Находиться в компании с Деннисом было то же самое, что беспомощно смотреть на сосущего из твоей руки кровь комара и не иметь возможности его прихлопнуть.
На школьную парковку заехала машина цвета соплей и с большой наклейкой «Прокат авто» на боку. Из-за бликов на ветровом стекле Поппи не смогла разглядеть лица водителя, но увидела, как он помахал ей и призывно бибикнул. Она указала на себя, и водитель показал ей большой палец.
Деннис наблюдал за ней своими маленькими глазками через жалюзи, поэтому она подошла к машине. Боковое стекло опустилось.
– Папа?
– Хей, Попс!
– Папа?
– Поппи?
– Что ты здесь делаешь?
– Приехал за тобой.
Его глаза бегали из стороны в сторону.
– Нет. Что ты делаешь в Англии?
– Хотел сделать тебе сюрприз! Мне дали пять выходных на две недели раньше, чем я тебе говорил, и я подумал: «Поппи любит сюрпризы, так почему бы мне не поехать прямо сейчас?»
Поппи села в машину и схватила папу за руку, вне себя от счастья. Она по нему соскучилась. Папа поцеловал её в макушку.
– Скучала по мне? – спросил он.
– Угу, – проглотив сухой всхлип, выдавила она.
Поппи смотрела на папу всю дорогу до бабушкиного дома. На его взлохмаченные волосы мышиного цвета, на нос с горбинкой и на добрые глаза. Он вёл всё так же, осторожно входя в каждый поворот. Но его щёки впали, и в уголках рта затаилось что-то тихое.
Поппи не видела его несколько недель. Всё её раздражение разом испарилось, сменившись той всепоглощающей теплотой, что испытываешь, возвращаясь домой. Она рассказала ему о школе, о сортировке бабушкиных пуговиц, о Пене и городской кондитерской, но ни словом не упомянула шёлковую книжку, Эразмуса и мамины мелки. Время от времени Поппи поглядывала в зеркало заднего вида, проверяя, не появились ли в её волосах новые серые пятна, и от папы это не укрылось.
– Школьная медсестра позвонила и обо всём рассказала, – сказал он через какое-то время.
– Что именно? – спокойным тоном спросила она.
– Что у тебя случилась паническая атака.
– Это так они это назвали? – фыркнула Поппи.
– Попс, если тебя что-то волнует… – начал папа, затем вздохнул и куснул ноготь. – Ты можешь всегда поговорить с бабушкой.
– С чего мне волноваться? И хватит кусать ногти, – шлепнула она его по запястью.
Папа опять вздохнул.
– Поппи, тебе не нужно притворяться, что ничего особенного не произошло. Потому что это имело большое значение. До сих пор имеет.
Поппи отвернулась и, чувствуя себя неуютно, скрестила на груди руки. Как мог такой чудесный момент так быстро перерасти в «разговор о жизни»?
– Ты была такой напряжённой с тех пор, как мама нас покинула, и… – Папа замолчал и поднёс руку ко рту, чтобы укусить ноготь, но быстро вернул её назад на руль. – И бог свидетель, мне тоже было нелегко. Я тоже был в постоянном напряжении. Но нельзя волноваться всю жизнь. Нет ничего хорошего в том, чтобы тревожиться и не спать из-за того, что может никогда не произойти.
– Я не волнуюсь, – солгала Поппи, глядя в окно.
– Может, ты слишком много читаешь? – предположил папа таким тоном, будто это был совершенно нормальный вопрос, какой родители задают своим детям. – Мне кажется, тебе стоит попробовать велоспорт. Так ты будешь чаще бывать на открытом воздухе. Не передать, как велосипед помог мне. Я познакомился с кучей новых людей, и ты тоже…
Щеки Поппи загорелись. Она впилась ногтями в шёлковую обложку лежащей в кармане книжки.
– Ты не можешь вот так внезапно сваливаться мне на голову и начинать воспитывать! – перебила она, стиснув зубы. – И перестань говорить, что мама «нас покинула». Она нас не покидала. Она умерла. Её больше нет. Конец истории. И я уже не маленькая девочка, пап… я быстро расту, пока тебя нет рядом.