Эразмус ненадолго задумался. Очевидно, никто раньше ни о чём подобном его не спрашивал, и до Поппи внезапно дошло, что с момента их знакомства она только и делает, что задаёт ему непривычные для него вопросы.
– Я не полагаюсь на чутьё, как и другие люди, – наконец заговорил Эразмус. Открыв Жюля, он начал раскладывать перемешанные его мамой страницы. Они не были пронумерованы, но у Эразмуса была своя система. Особенная система. – Люди позволяют своим чувствам влиять на принятие решений и оценку окружающих и называют это чутьём. Я так не делаю. Я смотрю на людей. Я вижу их, и как бы они ко мне ни относились, хорошо или нет, это не влияет на моё восприятие.
– А что насчёт Реджины Покс? Ты же видишь, что она полнейшее чудовище?
– Она ужасно несчастна.
– Она задира! – воскликнула Поппи.
– Да. Но по большей части она несчастна. Но ты этого не видишь, да?
Поппи закусила губу.
– Пока она поливает людей грязью – в том числе тебя, – нет, я не буду испытывать к ней ничего, кроме злости.
– Понаблюдай за ней, – предложил Эразмус. – Как она каждые две минуты проверяет в зеркале причёску. Как на большой перемене она говорит, что не голодна, но на самом деле она не хочет, чтобы все увидели, что отец положил ей с собой кусок жареной курицы двухдневной давности. Она ест втихомолку в туалете.
Поппи посмотрела на него. В его глазах не было ни намёка на презрение. Так это была правда. Эразмус Толл на полном серьёзе считал Реджину Покс несчастной.
– Но с тобой всё иначе, – подытожил он, глядя на огороженные поля.
– В смысле? – не поняла Поппи.
– Я не могу прочесть тебя, как других, – тихо сказал Эразмус. – Ты для меня загадка.
Поппи промолчала.
– Поэтому я с тобой разговариваю, – добавил он, уставившись на неё немигающим взглядом. – В тебе есть задачка, которую я не могу решить.
Поппи специально повернула голову так, чтобы солнце светило в глаза и ей не пришлось бы смотреть на Эразмуса. Что с ним такое? Он мог быть холодным, как стекло, и бесчувственным, как камень, но это не мешало ему понимать её. Понимать, что Поппи живёт в постоянном страхе – перед чем, она и сама не знала. Он просто время от времени нападал на неё подобно вынырнувшей из мрака ледяной руке.
В кустах рядом с ней послышалось низкое рычание. Поппи прыгнула за спину Эразмуса, хотя такая реакция была чрезмерной.
Рычание повторилось. Эразмус снял с плеча ранец и подкрался к кустам.
– Эразмус, берегись! – прошипела Поппи, пятясь.
Кусты зашелестели, и Поппи поймала взгляд пары печальных глаз.
Эразмус сунул руку в ранец и достал «лимонную утеху» (наверняка купленную в магазине Бонхильды Бонхоффер). Быстро развернув упаковку, он положил сладость на ладонь и вытянул руку.
Митси нагнала их и, ничего не говоря, опустилась на колени рядом с Эразмусом.
– Почему ты за нами идёшь? – вздохнул он. – Разве ты не должна быть дома с нянькой?
– Она моя сиделка, а не нянька, и она постоянно спит, – ответила Митси. – Просыпается, только когда мама приходит домой после лотерей Бинго.
Раздалось похожее на волчье рычание, и из кустов выскочил Марли-пёс. Он понюхал «лимонную утеху» и быстро её съел.
Проглотив угощение, Марли побежал по дороге, но вскоре остановился и обернулся на них. Он коротко гавкнул, что на фоне недавнего рычания из кустов прозвучало довольно-таки жалко.
– Он определённо хочет, чтобы мы последовали за ним, – сказала Поппи.
Эразмус вздохнул.
– Я не представляю, откуда в тебе такая уверенность, что ты понимаешь животных. Повторяю в последний раз, они не говорят по-человечески.
Марли опять гавкнул, затем свернул влево и потрусил по центральной улице в сторону супермаркета.
– Мы всего лишь хотим узнать, откуда у тебя эти пятьдесят фунтов, – сказал констебль, стоя со скучающим видом у кассы.
Девушка-кассир неистово работала челюстями, жуя жвачку.
Поппи, Эразмус и Митси зашли в супермаркет под звон висящего на двери колокольчика.
– Я… э-эм… продал швою штарую штиралку, – промямлил Марли.
Констебль, чьё имя, судя по бейджику, было Банти, прищурился.
Марли совсем сник. На конвейерной ленте высилась гора кошачьих консервов. Кто бы ни жил в воде под баржей, он явно сильно проголодался.
Бассет-хаунд свернулся клубком на ступнях Марли.
– Что случилось? – спросила Поппи женщину с крупными зубами, наблюдавшую за всем из прохода.
– Он хотел расплатиться за весь этот кошачий корм одной пятидесяткой, – объяснила женщина. – Девочка на кассе почуяла неладное. Оказалось, прошлой ночью ограбили магазин Бонхильды Бонхоффер. Она женщина умная: первым делом проверила запись с камер видеонаблюдения, и кто бы мог подумать – он был там! Рылся в кассе, будто завтра конец света. Удивительно, что он не забрал всю наличку!
Она наклонилась к Поппи, и та уловила запах хрена изо рта женщины.
– Он украл у неё пятьсот фунтов! – мрачно продолжила женщина. – И ему это не впервой. От него сплошные неприятности. Ты знала, что в прошлом году он ворвался в церковь на вечер Бинго и пытался убедить людей, будто бы в лесу живут какие-то… штуки, которые пытаются украсть наших детей! Он настоящий псих.
Поппи увидела, как Эразмус включает свою видеокамеру. Она поморгала, стараясь запомнить все слова женщины.
– Ну а у нас есть информация, что эти деньги ты получил из… иного источника, – вздохнул констебль Банти. – Мне придётся попросить тебя пройти со мной в участок.
Он взял Марли под руку и повёл его к выходу. Тот со страхом в глазах закрутил по сторонам неряшливой головой и поймал взгляд Поппи.
– Поппишлаб! Что бы они ни говорили, я ничего не крал, Поппишлаб! – отчаянно воззвал он к ней. Затем выражение его лица изменилось, и он добавил ясно и настойчиво: – Кошкам нужна еда! – Он закивал, будто она должна была понять, о чём он говорит. – Кошкам нужна еда.
Поппи кивнула, вспомнив пузыри, видневшиеся из-под дверцы в полу баржи.
– Пришмотрите за моим маленьким Марли! – крикнул здоровяк ребятам.
Митси присела рядом со скулящим бассет-хаундом и придержала его за ошейник.
Эразмус внезапно пихнул Поппи в бок локтем и указал на затылок Марли, которого как раз выводили из магазина. Ошибки быть не могло: среди всклокоченной массы тёмных волос белело большое пятно. Совсем как у Поппи.
Поппи чувствовала ответственность за Митси и проводила её до дома. Девочка настояла на том, чтобы оставить пса у себя, сказав, что её мама, миссис Фелт, скорее всего, его даже не заметит.
Эразмус жил с ней по соседству, в единственном на их полукруге улицы доме, в котором не горел свет, не считая уличного сенсорного фонаря, отвечающего за безопасность. Он вспыхнул, когда Эразмус свернул на поросшую травой подъездную дорогу.
– Сколько, по-твоему, сейчас времени? – спросил папа, когда Поппи зашла в дом.
Она посмотрела на стоящие в коридоре часы.
– Десять минут седьмого.
– Я думал, мы собирались провести время вместе, – сказал папа. – Я ведь улетаю через пару дней.
Поппи кольнула совесть. Она не собиралась забывать об их уговоре.
– Марли арестовали, – сообщила она в качестве своего рода извинения.
– О нет, бедный Марли! – поморщилась бабушка. – За что?
– Говорят, он обчистил кассу твоей любимой кондитерской, – ответила Поппи.
Папа переводил недоуменный взгляд с одной на другую.
– Кто такой Марли?
Бабушка хотела ответить более деликатно, но Поппи её опередила:
– Местный пьяница, живущий в доме на реке. Хотя вообще-то он не пьёт. И его дом не совсем дом, а баржа.
– И что ты делала в компании местного пьяницы?
– Ну, он вроде как… знакомый, – отозвалась Поппи, проверяя, что на плите.
– Так. Нет. Категорическое нет, – назидательно помахал пальцем папа. – Моя дочь не будет общаться после школы с местными пьяницами.
– На самом деле он не пьёт, пап. Просто у него проблемы с дикцией, – вздохнула Поппи, решив опустить тот факт, что проблема эта была вызвана некими страшными магическими существами неизвестного происхождения.
– Это он так это называет? – с сарказмом спросил папа. – Проблемы с дикцией?
Он повернулся к бабушке с явным намерением высказать ей всё, что думает по поводу того, что она разрешает Поппи водиться со всякими «с баржи». Но, посмотрев на её опухшую ногу и синюшную руку, передумал и снова развернулся к Поппи.
– Я хочу, чтобы ты пообещала мне, Поппи, – снова поднял он указательный палец, – что отныне после школы ты будешь сразу идти домой, и чтобы никаких прогулок непонятно где. Люди вроде него могут представлять серьёзную опасность.
– Да пожалуйста, – бросила Поппи, распаковывая рюкзак. От её сожалений не осталось и следа. Папа порой был таким узколобым!
– Что это за отношение! – возмутился он. – Это тебя тот странный мальчик, о котором мне рассказывала бабушка, научил?
Поппи заметила, что бабушка хотела вмешаться из-за эпитета «странный», но папа на этом не остановился:
– Потому что если это так, я не желаю, чтобы ты с ним общалась!
Бабушка открыла рот, но папа грубо вскинул руку, не дав ей и слова сказать, и повысил голос:
– Я знаю, что у его семьи трудности, но у нас достаточно своих проблем, чтобы взваливать на себя ещё и чужие!
– Ой, да хватит быть таким «нормальным»! – не выдержала Поппи. – Ты никогда не понимал тех, кто всю жизнь только и делает, что в поте лица пытается найти своё место в мире! Поэтому ты не любишь бабушку!
Она ощущала себя кошкой, из самых лучших побуждений принесшей на обеденный стол мёртвого зайца. Бабушка вышла вперёд.
– Может, мы с твоим папой и не всегда сходимся во взглядах, Поппи, но это не значит, что мы не прикладываем значительные усилия, чтобы уважать чужое мнение, – сказала она и подняла брови, намекая, чтобы папа её поддержал.
Он открыл рот, но бросил лишь короткое: