Снаружи было неожиданно ветрено, будто задуло оттого, что она открыла дверь. Сделав несколько шагов к фонарному столбу, мисс Кабаз прислонила к нему мешок, но тот завалился набок, она вертела его и так и сяк, но он сопротивлялся. Она чертыхнулась, встряхнула его и с силой ткнула к столбу. Мешок наконец осел и замер. Она подождала несколько секунд, убедилась, что он не завалится опять, и развернулась к дому.
Но там, рядом с открытой дверью, в ее тени, кто-то стоял. Бешено застучало сердце.
– Кто это? – сипло спросила она.
– Извините, я совсем не хотел вас пугать. Я просто увидел, как вы вышли.
– Кто вы?
– Я ни за что бы не решился вам позвонить. – Голос был детский.
– Кто вы? – повторила она, потому что не знала, что еще говорить.
Тень зашевелилась, и в свет фонаря шагнул мальчик. Встал, опустив руки вдоль щуплого тела.
– Извините. Я знаю, уже довольно поздно, но у меня не было выбора. – Он виновато улыбнулся.
– Ничего, ничего, – сказала она неискренне, запахивая плотнее халат.
Тянуло сырой прохладой. Мальчик был в шортах, в тоненьком пуловере, с сумкой через плечо, белым кулачком сжимал веревки мешка, лежащего на земле у его ног.
– Вы, должно быть, замерзли?
– Немного. Но если расслабить мышцы – не так страшно.
Она никак не могла понять, сколько ему лет.
– Где ваши родители?
– Значит, вы меня не помните. А я надеялся, что вы меня узнаете. И мне не нужно будет все вам объяснять. У меня довольно заметная внешность.
Она попыталась вспомнить, но у нее ничего не вышло.
– Где ваша мама?
– Моя мама уехала и вовремя не вернулась.
– Что значит – не вернулась?
– Она должна была меня встречать. Но не встретила. Ключей от дома у меня нет, да и все равно я не смог бы жить один – у меня нет денег, и я совершенно не умею готовить.
Он замолчал, сделал еще шаг вперед, чтобы она смогла его рассмотреть, и опять улыбнулся. У него действительно была запоминающаяся внешность. Рыжие кудрявые волосы, бледное лицо и очень светлые глаза.
Тут она поняла, что действительно видела его раньше.
– Я живу с мамой в соседнем доме уже год. Я бы ни за что вас не потревожил, но я видел, как вы вышли из дома.
– А вы пытались позвонить маме? – Она не знала, как разговаривают с детьми его возраста, и потому говорила медленно.
– Нет. У меня разрядился телефон, а зарядку я оставил дома. Я никому не могу позвонить. – Он передернулся, словно по нему пробежал несильный электрический разряд, и, опять извиняясь, улыбнулся.
Мисс Кабаз жестом пригласила его войти.
Рыжеволосой снились гномы. Они гребнями расчесывали ее длинные волосы и пели песенку про поляны, на которых ночуют сумерки. Она наклонила голову, чтобы лучше расслышать их серебряные голоса. Один из гномов дернул ее за волосы, большая прядь осталась в его маленьких ручках, и она проснулась.
За окном вода колотила по серым лужам. Поезд стоял в Лилле.
– Мы что, приехали?
– Нет, мы вот уже час здесь стоим.
Она приподнялась, мужчине рядом пришлось долго и неуклюже выкарабкиваться, выпуская ее, а его женщины опять противно хихикали в кулачки.
В кафетерии было почти пусто, кроме буфетчицы – всего двое. Она и уже пьяный мужчина с синими щеками. Он подмигивал всему, на что падал его взгляд, хватался за столы и стены и всячески старался казаться трезвым. Глядя на него, можно было подумать, что поезд все еще едет.
Она достала деньги и, покосившись на пьяного, заказала себе вина. Буфетчица хотела что-то сказать и даже открыла рот, но к ней подошел начальник, строгий мужчина в серой униформе, и заговорщицки зашептал на ухо. Переварив услышанное, буфетчица объявила рыжеволосой, что в туннеле все серьезнее, чем они раньше думали.
– Не торопитесь. Стоять будем долго, – протянула ей маленькую бутылку и стакан.
– Но мне нужно в Лондон! У меня там маленький сын. Совсем один.
– Что можно поделать, если в туннеле пожар. Будем стоять. Пока не потушат.
– Тогда я успею его догнать. – Женщина кивнула в сторону синещекого.
Буфетчица улыбнулась нервно, на своем веку она насмотрелась на пьющих.
Объявили, что двери открываться не будут – пусть курильщики на это не рассчитывают. Сколько бы ни пришлось стоять в Лилле – никто не сможет выйти на территорию Франции, так как сели на поезд все в Бельгии, а выйти должны в Великобритании.
И тут народ побежал за едой – образовалась чудовищная очередь, все быстро закончилось, но люди не разошлись, а остались терпеливо ждать неизвестно чего. И между ними терся синещекий и спрашивал, откуда они все взялись.
Женщина допила вино и пошла на свое место. По дороге объявили, что поезд, скорее всего, вернется обратно в Брюссель.
– Оставьте ваши вещи здесь. – Мисс Кабаз показала мальчику на стул у стены. – Пойдемте позвоним вашей маме, и сразу все выяснится.
Он пристроил сумку и мешок на гладкой столешнице, потом втащил в прихожую объемный чехол.
– Что это? – Ее брови исчезли под короткой челкой.
– Виолончель.
Поднялись в гостиную на один пролет.
– Но я не помню мамин номер наизусть. Он в телефоне, который разрядился.
Она все равно взяла в руки телефонную трубку, и в тишине запели звуки набора.
– Куда вы звоните?
– Сначала нужно позвонить в полицию. Заявить, что вы потерялись.
– Прошу вас, не звоните туда. Пожалуйста. Мне только шесть лет. Официально родители не имеют права оставлять детей одних, пока им не исполнится четырнадцать, и я боюсь, что полиция может доставить ей много хлопот. Я не хотел бы стать источником ее проблем. Она должна была приехать сегодня, но, видимо, опоздала на поезд.
Это был странный мальчик – он говорил так, будто читал вслух скучную книгу для взрослых. Это никак не вязалось с ее представлением о мальчиках шести лет.
– Ну а если с вашей мамой что-то случилось?
– Нет. С ней ничего не случилось.
– Откуда вы знаете?
– Я ее хорошо чувствую. У нас сильная связь.
– Ну хорошо. Я не буду звонить в полицию. До завтра. Но как она узнает, что вы у меня?
– Я оставлю ей записку. А сейчас можно я пойду вымою руки – я дотрагивался сегодня до всяких поверхностей. Хотя и пользовался антисептическим гелем для рук “Санителль”. Я вам его рекомендую. Часто подобные вещи делают руки сначала липкими, а потом очень сухими, – этот, пожалуй, лучшее средство. С экстрактом алоэ и витамином Е.
Она отвела его в ванную комнату, порылась в шкафу, достала чистое полотенце и села в гостиной у окна, кутаясь в халат. За окном, вокруг фонаря, зачиркали блестки дождя.
В окне мельтешили столбы, деревья, поля и только небо стояло неподвижно. В нем пуговицей торчала луна. Яркая, плоская, холодная. Поезд тащился обратно в Брюссель. А ей нужно в Лондон.
Красное вино увеличивает количество красных телец в крови. Она представила их – несчастные, стоят толпой, держат плащики на груди. При чем здесь плащики? А почему бы нет? Так вот, они мне нужны, эти красные тельца. У меня их недостаток. И оттого все время низкое давление. Поэтому лучше согреваться красным вином.
Девушка, сидящая через ряд, читала книгу, и румянец заливал ее скулы, названия не видно, только часть имени автора – Vladi… Дальше не разглядеть. Кого с таким увлечением и волнением читают? Красное вино – размытое сознание. Вагон качнуло, девушка подняла книгу. Lolita. Что же еще.
Как глупо все вышло в гостинице. Как глупо. О каких мужчинах я могу думать, если у меня есть сын. Мой любимый мальчик. Мой маленький принц.
Странная все-таки картинка за окном: размазанная трава и застывшее небо, сюр, Магритт. Недавно на “Сотбисе” продавали его гуашь – сидящие гробы, два, рядом. Это постоянное влечение человека слиться в пару, и успокоиться, сидеть, а лучше лежать. Найти пару, и лежать, долго, годами, – скучно. Вот я нашла, и уже лежала, и уже сидела, и чего, чего, спрашивается? Еще вина? Хватит.
Как ровно расчерчены поля. Разноцветные прямоугольники, просто как по линейке, с самолета совсем загляденье. А что это мы так низко, а, это не самолет, точно, больше вина не буду, а то забуду, куда еду. Когда-то давно была у стоматолога, выпросила таблетки и газ, а когда вышла на улицу, долго понять не могла, кто я, – может, дом, и стоять нужно прямо? А может, автобус, тогда нужно куда-то двигаться, или, может, совсем никто?
Впереди вскочила женщина с красным лицом и, проводя рукой вокруг себя, закричала, что они всей семьей из Израиля, а в Лондоне их ждет пересадка на самолет в Аргентину, на который они точно не успевают, и кто им вернет огромные деньги за билет, она не знает. Этого, к сожалению, не знал в вагоне никто. А поэтому все молчали и смотрели на ее красное лицо. Женщина постояла еще, а потом села.
Пассажиры отвернулись к окнам, в кулаки захихикали эти, с резцами, люди оборачивались на них с укоризной, те стягивали губы, сдерживались, но ничего не могли поделать, резцы так и лезли наружу. Рыжеволосой хотелось гневно им прокричать, что нет ничего смешного в чужом несчастье и что у нее ребенок шести лет, совсем один, и неизвестно, где он ее ждет, и что телефон у него не отвечает, но мысль о том, что они опять будут смеяться, остановила. Она демонстративно стала смотреть через проход, будто знать не желала своих попутчиков.
Там молодой человек со сложной стрижкой читал книгу Into a dark realm Раймонда Фейста. А слева от него старушка закладывает страницу в журнале запиской: “Дорогая моя Дженни… ”
Все по парам. А она опять одна. И опять в Брюссель. Из Брюсселя в Брюссель. Смешно. Желтое в окне. Какие-то глупые цветочки размазывались в пюре. Мне плохо – нет, мне хорошо – нет. Мне очень плохо – может быть. Отлично! Она уже научилась скрывать кое-что от себя. Манипулировать собой. Скоро научусь обманывать себя и стану счастливой. Где мой любимый сын?
– Почему вы не замужем?
Мисс Кабаз вздрогнула и обернулась. Мальчик пытался сложить большое полотенце.