Спросил, еле двигая одеревенелыми губами:
– Выпить нету?
– Конечно есть, – тут же ответил Миша. – У Сушкина в столе всегда есть.
Так и оказалось. Фляжка Сушкина была почти пуста, но Артёму хватило и пары глотков. Водка обожгла нутро, ему сразу стало легче.
– Звони, Миша! – распорядился он.
– Куда? – уточнил тот.
– Всюду звони, куда можешь. Ольшанского вызови! Поднимай всех на ноги, отправляй на Старую улицу! Да, проследи, чтоб трупы внизу не трогали и не следили там. Я поехал!
Артём быстрым шагом направился к выходу.
– Как же ты машину поведёшь? – спросил Миша.
– Там Храпченко ждёт, он довезёт, – на ходу ответил Артём.
– А я как же? – крикнула Алина.
Артём остановился на секунду, оглянулся:
– Её можешь отпустить.
Артём ушёл.
Миша посмотрел ему вслед, озабоченно взялся за телефон. Однако прежде чем звонить, не удержался, спросил у Алины:
– Слушай, а как это инвалид их убил?
– А ты сходи вниз, позырь! – насмешливо отозвалась она. – Сразу фишку просечёшь!
Артём выбежал во двор, распахнул дверь «Жигулей». Машина была пуста.
На пассажирском сиденье белел исписанный крупным корявым почерком листок:
«Начальнику отделения полиции г. Приозёрска,
полковнику Балабину Б. Д.
от Храпченко С. И.
Заявление.
В связи с невозможностью дальнейшего прохождения службы прошу досрочно с сегодняшнего дня уволить меня из органов общественной безопасности…»
Дальше Артём читать не стал. Громко выругался, обежал машину, сел за руль. Ключ самовольно оставивший службу Храпченко, слава богу, с собой не забрал, он торчал в замке.
Артём завёл мотор, придерживая руль коленом, переключил левой рукой скорость. «Жигули» с рёвом рванулись со двора.
42. Месилово
Ромка пришёл в себя.
Прежде чем новая волна безумной боли опять захлестнула его, он в ужасе увидел, как совсем рядом с ним, в кровавой луже, почему-то лежит одетая в рукав от его бирюзовой рубашки рука. Ещё через мгновение он сообразил, что это его собственная рука, и опять потерял сознание.
Когда снова очухался, то услышал, что где-то далеко звонит телефон.
Чуть приподнял голову, увидел смотрящего на него своего одноклассника Рудика Новикова. Правая рука Рудика заканчивалась чем-то жутким.
Ромка всмотрелся и увидел, что это – окровавленная пила.
Жужжащая пила!
Тут же всё встало на место.
– Прости, прости меня, Немец! – изо всех сил закричал он. – Немец! Рудик! Ради бога, прости меня!
Ромке казалось, что он орёт на весь дом, на самом же деле он почти шептал.
Рудик с любопытством смотрел на него, вроде как прислушивался к этому шёпоту.
Потом грустно усмехнулся.
Света прильнула к двери в ванной, стараясь уловить, что происходит в гостиной. Ещё недавно оттуда доносились какие-то крики, а теперь всё смолкло, только было слышно, как звонит телефон.
Она подождала ещё чуток, затем выключила свет и осторожно открыла дверь.
Телефон в гостиной перестал звонить.
Стало совсем тихо, только слышно было, как на мерзкой, высокой ноте жужжит пила. Как будто незримая бормашина уныло сверлила чей-то зуб.
– Фаза номер два! – всё с той же печальной усмешкой объявил Рудик. – Тощий остаётся без ног!
– Нет! Нет! Не надо! – отчаянно завопил Ромка. – Не надо! Рудик! Пожалуйста! Умоляю! Нет!
Он захлебнулся, заплакал, попытался неуклюже отползти в сторону, но не смог, уткнулся лицом в пол. Кровь толчками выбрасывалась из обрубка руки.
Рудик приблизился.
Ромка услышал, как громко и противно зажужжало где-то уже совсем рядом. Отвратительный звук заслонял всё, лез в уши, разрывал сознание.
Это пила!!!
Он снова попытался увернуться, но острые зубья вонзились в его левую ногу.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Пила въедалась всё глубже и глубже, обильно разбрызгивала вокруг кровь.
Он задохнулся от адской боли и опять вырубился.
В следующий раз, когда Ромка пришёл в себя, он увидел, что рядом с отрезанной рукой теперь валяется его левая, одетая в штанину джинсов и белую кроссовку нога.
Светло-голубая штанина потемнела, промокла от крови, но больше всего его поразило, что на носке кроссовки застыло большое красное пятно.
– Как тебе награда, Тощий? – услышал он донёсшийся откуда-то издалека голос Рудика. – Доволен?
И почти в ту же секунду ожившая пила вошла в его правую ногу.
Он всё же очнулся ещё разок.
Ровно настолько, чтобы услышать последние слова Рудика, низко склонившегося над ним:
– Фаза номер три, Тощий!
После чего жужжащая боль врезалась в его горло, и Ромка Заблудший-Кондаков, по прозвищам Заблуда и Тощий, окончательно расстался с жизнью.
В ту секунду, когда голова Ромки отвалилась в сторону, в гостиной раздался новый отчаянный вопль.
Рудик недоумённо повернулся.
Прямо за его спиной в тёмном коридоре, с перекошенным от ужаса ртом, стояла Света Коновалова, завороженно смотрела на него округлившимися глазами.
– Света? – поразился Рудик.
Он совершенно не ожидал увидеть её здесь.
Света перевела безумный взгляд на работающую пилу, с которой ещё капала кровь, резко отступила назад, ударилась спиной об стенку.
Рудик опомнился, подошёл к ней очень близко.
– Не бойся, – тихо проскрипел он. – Он получил то, что заслужил… Зачем ты пришла? Он – говно, тебе с ним нечего делать…
Света молчала, глядела на него со страхом, не слышала, не понимала ни слова из того, что он говорил.
Рудик печально усмехнулся в своей обычной манере.
– По крайней мере, теперь уж точно нечего, – добавил он.
Открыл рот, хотел сказать ещё что-то, но неожиданно осёкся. По лицу его потекла кровь, и он повалился на пол с застывшим, слегка удивлённым выражением лица.
Света увидела, как его ручной протез с громким стуком ударился о паркет, пила перестала жужжать, остановилась, со щелчком исчезла в прорези обтянутого чёрной кожей кулака.
Она подняла голову, повернулась.
Напротив стоял Павло Горошевич, сжимал в руке железную кочергу от камина.
– Отойди-ка отсюда! – хрипло сказал он.
Света не двигалась, по-прежнему была в шоке, всё с тем же ужасом теперь смотрела на Павло.
Тот схватил её за руку, одним движением отодвинул в сторону. Потом примерился, снова размахнулся кочергой:
– Подохни, ублюдок! – злобно проскрежетал он.
Однако же нанести этот финальный удар не сумел. Раздался оглушительный грохот, и что-то сильно толкнуло Павло прямо на стенку. В голове у него образовалась большая дыра, из которой на светлые обои выплеснулась кроваво-серая мякоть.
Света дико завизжала, забилась.
– Ну что, Павло, нравится месилово? – раздался голос с сильным армянским акцентом.
Павло затрясся в агонии, неуверенно шагнул в сторону и повалился вперёд, зацепив свисавшую со стола скатерть. Оттуда на него, уже мёртвого, упала корзинка с фруктами. Жёлтые шары грейпфрутов покатились, рассыпались по всему полу.
– Это тебе за брата, сука подлая! – презрительно сказал Геворк Асланян.
Он стоял в дверях кухни (вошёл с заднего хода), держал в руках ещё дымящееся помповое ружьё.
Света перестала кричать, судорожно дышала, как собака во время жары. Настороженно следила за происходящим.
Геворк передёрнул затвор на ружье, подошёл поближе, ткнул неподвижного Павло ногой. Потом набрал слюны и смачно плюнул на него:
– Чтоб тебе на том свете места не найти, говнюк! – После чего шагнул вперёд, нагнулся к начавшему шевелиться Рудику: – Ты как, Рудик?
Света ахнула, очнулась. Заорала истошно:
– Геворк! Уйди! Не подходи к нему! Осторожно! Он – убийца!
– Кто? – не понял Геворк. Недоумённо повернулся к ней: – Ты что кричишь?
Она не успела ответить.
– Всем стоять! – прозвучала команда, отданная звучным мужским голосом.
В проёме открытой входной двери возник Артём, он здоровой рукой сжимал пистолет.
– Брось оружие! – скомандовал он Геворку.
Тот вместо этого быстро поднял ружьё, направил на него:
– Эта сука подлая Арама убил, Тамару убил!
– Брось оружие, говорю! – твёрдо повторил Артём.
Геворк не шелохнулся, только ещё крепче сжал ружьё:
– Посмотри, что он с Ромкой сделал! Он маньяк! Больной!..
Света не выдержала, закричала:
– Это не Павло! Это Рудик!
– Света, уйди! – тут же откликнулся Артём. – Геворк, брось оружие! Не делай хуже… Мы спокойно во всём разберёмся… Послушай…
– Ты первый убери! – с вызовом прервал его Геворк. – Тогда и поговорим.
Пока шла перепалка, Рудик окончательно ожил. Вытер кровь с лица, протянул руку, повернул механизм на запястье протеза. С еле слышным звуком выскочила наружу пила.
Ни Геворк, стоявший спиной к нему, ни Артём, находившийся на другом конце комнаты, не заметили этого. Но до Светы звук щелчка долетел. Она опустила глаза, увидела пилу, которая с тихим жужжанием опять начала работать.
– Геворк, осторожно! – отчаянно завопила она. – У него пила!..
Геворк не понял этого предупреждения. Слово «пила» он вообще не разобрал, так как одновременно со Светой начал кричать сам:
– Пусть он уберёт свою пушку! Скажи ему!
– Брось оружие! – почти синхронно с ним заорал и Артём. – В последний раз предупреждаю! Света, уйди, я сказал! Считаю до трёх. Раз!
– Он – убийца, ты что, не догнал? – возмутился Геворк. – Павло – убийца!
– Пила-а! – зажмурив глаза, отчаянно выкрикнула Света.
Но опять её никто не услышал, потому что именно в эту секунду вконец разозлившийся Артём закричал во всю глотку:
– Я сказал, брось ружьё, Асланян! Что на тебя нашло?
– Ты брось! – упрямо ответил Геворк.
Он сам не понимал, что творит. Знал только, что ни за что не уступит этому высокому русскому.
Ни за что!
Света зажмурила глаза – поняла, что сейчас произойдёт непоправимое.