Саня с горящими глазами оскалился и нажал на педаль газа. «Нива-Тайга» прыгнула вперёд.
Рудик понял, что ему не убежать, и, сжав зубы, повернулся, чтобы встретить машину лицом к лицу.
Почти в ту же секунду она с разгону впечатала его в ствол дерева.
Саня ударился лбом о переднее стекло, оно разбилось, частично осыпалось. Окровавленная голова его высунулась в образовавшуюся дыру. Глаза при этом смотрели куда-то вдаль.
Но на самом деле Саня уже ничего не видел – был без сознания.
Капот «Нивы» смялся не слишком сильно. Потёк радиатор, из него повалил дым. Но главным образом пострадал выдающийся вперёд бампер (Санина гордость, специально приделывал!). Изрядно погнутый теперь бампер врезался в Рудика чуть выше колен, вдавил в дерево его стальные ноги.
Искусственная рука инвалида в результате сильного удара отлетела от плеча, валялась рядом в траве. Удивительным образом пила при этом опять заработала. Она обиженно жужжала, словно какое-то ужасное металлическое насекомое.
Сам Рудик уронил голову и туловище на капот и не двигался.
Так прошло несколько минут.
Дым, шедший из радиатора, в конце концов привёл калеку в сознание.
Он поднял разбитое в кровь лицо, беспомощно захлопал ресницами, пытался сообразить, что теперь делать.
В памяти вдруг мелькнула жуткая, постоянно возвращающаяся к нему на протяжении всей сознательной жизни картинка: намертво прижатый колонной Немец.
Рудик испугался, рванулся, но ноги были стиснуты как в тисках.
Неужели опять?
Саня постепенно начал приходить в себя. Потряс головой, освобождаясь из дыры. С шумом, показавшимся ему невыносимым, посыпались вокруг осколки стекла.
Из нефокуса возникло окровавленное лицо Рудика, уставившееся прямо на него.
Саню поразило, что глаза инвалида оказались наполнены слезами и болью. Он выглядел совсем крантовым, отчаявшимся.
На самом деле это было ложное впечатление. После секундной слабости Рудик уже понял, что делать, полностью контролировал себя.
По-прежнему глядя в глаза Сане, он потянулся единственной рукой к левому протезу. Ему повезло – джинсы, к счастью, порвались при ударе. Он расширил дыру, разорвал штанину окончательно. На бедре оказалось прикреплено некое подобие плоского футляра. Он открыл его, вынул находившийся внутри стальной обоюдоострый нож.
Положил оружие перед собой на капот и начал отсоединять, отщёлкивать ножные протезы – сначала один, потом другой.
На Саню опять стала наваливаться тьма. Он боролся, пытался оставаться в сознании.
Смутно увидел, как Рудик в метре от него с силой воткнул нож в капот.
Саня услышал звук пробитого металла, успел пожалеть испорченный капот и отключился.
Рудик полностью освободил обрубки ног от протезов.
Напряг силы и, крепко уцепившись рукой за рукоятку воткнутого ножа, стал подтягивать тело кверху.
Саня снова очнулся, попытался двигаться, но был всё ещё слишком слаб, погружён в тёмное переливающееся марево.
К тому же дышал с огромным трудом и болью – сильно ударился грудью о руль.
Рудик вытянул тело на капот, передохнул немного, полежав плашмя. Потом приподнялся на локте, не без труда вытащил из капота загнанный туда по самую рукоятку нож. Вытянул вперёд руку и снова с размаху воткнул его сантиметров на двадцать дальше, чем в первый раз.
Стал опять не спеша подтягиваться вперёд.
Саня по-прежнему сидел неподвижно.
В тупом ужасе смотрел, как лицо инвалида становится всё более отчётливым, приближается к нему.
Рудик протащил тело вперёд, снова вырвал из капота нож и повторил ту же процедуру.
От разбитого стекла его отделяло теперь совсем немного.
Саня окончательно вынырнул из своего марева, наконец всё ясно увидел, но было уже поздно.
Рудик сделал последний рывок, вытащил нож, остриём разбил, обрушил в салон ещё державшиеся остатки стекла.
Теперь он оказался лицом к лицу с Саней. Горько усмехнулся, медленно поднёс нож к его горлу, пристально заглянул в глаза.
Саня поразился, как изменился взгляд калеки. Слёзы исчезли, он смотрел жёстко и холодно.
Саня внутренне содрогнулся, прикрыл веки. Не хотел больше ничего видеть, ждал последнего движения острого ножа, прикосновение которого леденило ему шею.
Всё, конец!
В эту секунду совсем рядом раздался звук, который заставил брови Рудика поползти вверх.
Это жужжит пила!
Прямо над ухом!
Он быстро повернулся и с удивлением успел увидеть у себя над головой свою собственную руку-протез с работающей пилой. Рудик попытался откатиться в сторону, но не успел.
Света, державшая эту руку, с диким, каким-то рыдающим криком обрушила её на него. Зубья вонзились в плоть, начали разрезать грудь.
Рудик чудовищно завопил, рванулся. Извиваясь, заливая кровью капот, всё же ухитрился вывернуться из-под раздирающей тело пилы. Зубья ударились о железо, отвратительно заскрежетали.
Света вскрикнула, закусила губу, с усилием снова занесла над ним тяжёлый протез.
Рудик перевернулся на спину, поглядел на неё в упор широко открытыми умоляющими глазами.
Она замешкалась, в отчаянии застыла: без очков он вдруг опять показался ей совершенно беззащитным.
– А ну брось это сейчас же! – раздался громкий повелительный голос у неё за спиной. – Брось, я говорю! Сейчас же!
Света обернулась.
С полдюжины человек, часть из них в полицейской форме, стояли вокруг. Прямо на неё смотрели дула двух автоматов и по меньшей мере трёх пистолетов.
Дыхание спёрло. Она вдруг издала громкий, захлёбывающийся звук, и сразу вслед за этим слёзы безостановочно заструились по бледному, измученному лицу.
Потом Света отбросила в сторону проклятую руку.
Протез упал на тёмный асфальт. Звук жужжания изменился, стал гораздо ниже, механизм недовольно гудел. Острые окровавленные зубцы вращались теперь намного медленней, почти ползли.
Потом пила вовсе остановилась и с еле слышным щелчком исчезла внутри чёрного кулака.
44. Протез
Машины всё прибывали – «скорые помощи», полицейские газики и всякие чёрные начальственные автомобили – «Волги», джипы, «мерседесы».
Полиция оцепила дом, люди в штатском и в форме то и дело заходили внутрь, потом с озабоченными лицами выскакивали наружу, негромко переговариваясь, сновали вокруг.
За оцеплением толпился народ, уважительно перешёптывался, с любопытством следил за происходящим.
Света, с головой завернувшись в шерстяное верблюжье одеяло, сидела на заднем сиденье бежевой «Лады», через окно наблюдала, как оба её родителя, хмурясь, беседуют с каким-то лысоватым человеком в штатском.
Двое санитаров вынесли из дома носилки с лежащим на них Геворком. Третий бежал рядом, поддерживал капельницу. Следом выскочил Миша Сушкин, в пластиковом пакете нёс его отрезанную стопу.
Общими усилиями Геворка погрузили в «скорую».
Миша судорожно вдохнул свежий ночной воздух и опять поспешил в дом, помочь нести Артёма.
Убитых в «скорые» велено было пока не грузить. Обезглавленный труп Заблудшего без руки и ног вынесли и сложили отдельно, на разложенную во дворе полиэтиленовую простыню.
Туда же теперь укладывали Горошевича.
Родители вернулись, сели в машину.
– Как ты, доченька? – спросила мама.
Света пожала плечами, ничего не ответила.
Отец с мрачным, напряжённым лицом, ни слова не говоря, завёл мотор, и «Лада» тронулась с места.
Они двигались медленно, осторожно проезжали сквозь толпящихся прямо на дороге людей, мимо стоящих вдоль тротуара машин.
Света вдруг вся сжалась внутри своего тёплого кокона – увидела, как всовывают в «скорую» носилки с лежащим на них Рудиком. Она даже не сразу поняла, что это он, её одноклассник и недавний друг. И голова, и грудь – всё забинтовано, на белых бинтах выступили кровавые пятна. Он, похоже, был без сознания, совсем не двигался. Там же, на носилках, лежали его ножные протезы.
Затем они проехали мимо врезавшейся в дерево Саниной «Нивы». Фотограф крутился около ножа Рудика, валявшегося на капоте, снимал его зачем-то со всех сторон.
Вспышка фотоаппарата то и дело озаряла лишённый лобового стекла салон машины, из которого аккуратно вытаскивали Саню.
Света повернула голову назад, начала смотреть в заднее окно. Сидела так, пока можно было видеть хоть что-то.
Однако чуть не пропустила Артёма, которого везли ещё к одной, стоявшей чуть подальше машине «Скорой помощи».
Лицо его наполовину закрывала прозрачная кислородная маска, он тяжело дышал из-за пробитого лёгкого. Забинтовали Артёма на славу, он рукой не мог шевельнуть, чувствовал себя каким-то спелёнутым младенцем.
Рядом с каталкой шёл Миша Сушкин, заботливо поправлял одеяло.
Артём первый заметил её, сразу напрягся, не отрывал от неё тревожного взгляда.
Света сделала отчаянное усилие, выдавила из себя подобие улыбки.
Лицо Артёма тут же смягчилось, он прикрыл глаза. Показал ей тем самым, что всё с ним будет хорошо.
Света улыбнулась пошире – ей вдруг полегчало.
А может быть, он хотел сказать – с нами?
«Лада» с прильнувшей к заднему окошку Светой прибавила газа и скрылась из виду.
Артём, чуть повернув голову, смотрел ей вслед.
В поле его зрения попала проезжавшая мимо «скорая». Проехав немного вперёд, она неожиданно остановилась, задние двери распахнулись.
– Чего тебе? – закричал кому-то один из двух сидящих в машине людей в белых халатах.
Из-под шапочки его выбивались, падали на плечи рыжие лохмы.
Артём взглянул на лежащего внутри сильно перевязанного человека. Голова больного была хорошо видна – приподнята на специальной подставке. В отличие от Светы он мгновенно узнал Рудика. Глаза инвалида были закрыты, но Артёму показалось, что сквозь прикрытые веки Рудик смотрит на него с какой-то зловещей усмешкой. Заметил он и ножные протезы, сложенные рядом с носилками.