— Тоже насчет молодежи.
— А именно?
— Именно — выпивают. А по пьяному делу — драки. Выражения через каждое слово. Много случаев и другого мелкого хулиганства.
— Причины?
— Безделье. Недостаток культуры.
— С культурой у нас туго, сам знаю. Думаешь, я одним махом решу сейчас всё?
— Махом, конечно, трудно, — согласился Недугов. — Но кроме карусели молодежь чем-то еще занять надо…
— Ну?
— Вот и хочу… Посоветоваться.
— Дзюдо! — воскликнул Шишкин. — Что, если секцию организовать?
— Опасное это дело… — поморщился Недугов. — Тогда вообще в клуб не войдешь…
— Так под твоим же началом. Ты дружинников воспитывай, а не хулиганов!
— Я с дзюдо плохо знаком, Родион Михайлович…
— Ознакомься. Недельный срок тебе даю, Недугов. Сам знаешь — больше некому!..
— Есть ознакомиться! — козырнув, четко ответил Недугов.
— А мы еще конноспортивную секцию организуем! — загорелся Шишкин. — И дельтапланеризм! Вот увидишь — гораздо меньше пить будут! — вслед ему крикнул Шишкин, потом постоял, подумал и пошел в другую сторону.
Новый председатель райисполкома шагал по поселку. Если Магомет не идет к горе, гора пойдет к Магомету. И ничего в этом зазорного нет, считал Шишкин. С людьми надо уметь работать. Потому что кадры в конечном счете действительно решают всё.
Шишкин шагал и смотрел по сторонам. Его уже знали. Здоровались. И он здоровался — приветливо и весело, широко улыбаясь.
В полутемном коридоре, над дверью в рентгеновский кабинет, горела красная надпись «Не входить!».
Через полуоткрытую дверь было видно, как врач-рентгенолог, знакомый уже нам грузин, протирал шваброй пол.
— Можно? — спросил Шишкин.
— Читать умеешь? — спросил врач-.
Шишкин кивнул и сел на стул. Стал терпеливо ждать.
Надпись погасла.
— Войдите! — раздался голос.
Шишкин вошел и оказался в темноте.
— Раздевайся!
— Я по другому делу…
— Флюорографию делал?
— Нет!
— Снимай рубашку!
Председатель райисполкома послушно снял рубаху.
Над дверью опять горела красная надпись: «Не входить!»
— На что жалуетесь? — спросил врач, просвечивая грудную клетку председателя райисполкома.
— Пьют у нас много… В столовых кормят безобразно. Прямо перед людьми стыдно, — с сожалением сказал Шишкин.
Из-за аппарата торчала только его голова.
Врач, насупившись, промолчал. Потом выключил аппарат, взял ручку.
— Фамилия?
— Шишкин.
Врач стал заполнять карточку.
— Кем работаете?
— Председателем райисполкома, — сказал Шишкин. — Помоги, Георгий. Возьмись за это дело. А мы тебя поддержим.
Грузин вскочил.
— Два года просил, уговаривал — не хотели. Теперь я не хочу! Все! Буду тут в темноте сидеть! У меня день укороченный!
Шишкин и Георгий сидели у старой разрушенной мельницы на берегу заросшего пруда.
Кругом радовало глаз и цвело разнотравье. Дымку розовых васильков сменяли желтые скатерти ромашек, куртины белой кашки, пятна синих колокольчиков и разливы дикой мальвы…
Георгий жарил на маленьком мангале шашлыки и угощал Шишкина. На расстеленной скатерти стояла бутылка «Кинзмараули». Лук, укроп, петрушка, кинза украшали натюрморт.
Неподалеку, около стожков сена, стоял высокий человек с этюдником. Художник.
Шишкин и Георгий сделали приглашающий жест.
Художник улыбнулся и отказался.
— Понимаешь, люблю людей кормить, — объяснял Георгий. — Готовить люблю. От дедушки научился. Десять тысяч рецептов знаю. Давно бы в Грузию уехал — жена не хочет. Она русская.
— За твое здоровье, — чокнулся Шишкин.
— Почему у нас алкоголиков нет? Все вино пьют.
— Хорошее вино.
— Твое здоровье!
Потом они встали и подошли к художнику.
— Не помешаем? — деликатно спросил Шишкин.
Тот покачал головой.
Шишкин посмотрел на набросок. Потом оглянулся.
Гудели шмели и пчелы, желтые трясогузки качались на верхушках конного щавеля, из далекого леса доносилось тонкое пение иволги. Красивей места нельзя придумать.
— Как я тут людей буду кормить! Каким вином поить! — шепотом сказал Георгии. — Культурный центр возникнет. Душа у всех будет радоваться… Всесоюзная достопримечательность получится, вот увидишь…
И Георгий от счастья тихо запел.
— Смотри, чтоб не посадили… — задумчиво сказал Шишкин.
Валька Шишкин с новым приятелем, Максимом, ловили тритонов. Валька сачком выгребал тину, а Максим раскапывал ее палочкой.
— Тебе… мне… — считал Валька, вытаскивая тритонов за хвосты и рассаживая по банкам.
— Этого мне не клади, он дохлый.
— Сам ты дохлый! У него просто шок, — объяснил Валька.
Солнце еще только встало. Над райцентром звучали позывные радиостанции «Маяк», разносился ладный стук топоров. Несколько плотников, раздетых по пояс, поднимали стропила разрушенной мельницы. Свежеструганные крылья белели и были видны далеко окрест. Работа спорилась, шла к концу.
Начальник милиции Недугов шел к пруду со спиннингом.
— Слушай, а чего у тебя отец такой? — спросил Максим.
— Какой?
— Ну, такой… Не похож на начальника.
— В кепке ходит, на лошади ездит и вообще…
— Чего вообще? — весь подобрался Валька.
— По магазинам сам ходит. Моя мать только завуч, а нам все на дом носят,
— Подумаешь, — облегченно вздохнул Валька. — Папка скажет, и нам все на дом принесут. Эй, — вдруг забеспокоился он, — ты жулишь, ты в тот раз себе положил и опять…
— Сам ты жулишь, ты мне одной дохлятины насовал!
— Это тебе дохлятина, да? — Валька зашелся от возмущения. — Дохлятина, да? — Он схватил Максимову банку и сунул ее в нос владельцу.
Через секунду они катались по траве в опасной близости от воды.
Недугов, бережно насаживающий живца, услышал громкий всплеск.
— Ай-я-яй, — нежно приговаривал он, вытаскивая мальчишек из воды. — Кто же так дерется? Вот приходите сегодня в спортзал, я вас научу.
— А вы не врете? — спросил Максим.
Родион Михайлович шел на работу. На площади медленно крутилась только что собранная карусель.
Шишкин остановился. На карусели сидел завотделом культуры Петряков.
— Все в порядке, Родион Михайлович! — радостно сообщил он, проплывая мимо Шишкина. — Крутится!
Шишкин довольно кивнул. Около железной решетки, огораживающей карусель, плотники ставили будочку с надписью: «Касса». Механики возились с электрощитом. Тут же толпились ребятишки, случайные прохожие, любопытные. Карусель была новостью в райцентре.
— Счет надо подписать! За карусель! — крикнул Петряков, вытаскивая из папки бумагу и передавая ее на ходу Шишкину,
Шишкин взял бумагу, надел очки, достал ручку и собрался расписаться. Вдруг лицо его изменилось.
— Сколько? — шепотом спросил он, мелкой трусцой пустившись бежать рядом с каруселью. — За эту бандуру!
Петряков понял, в чем дело, и скорбно кивнул.
— Но это ж трехгодичные ассигнования. На всю районную культуру!
Петряков согласился.
— Разобрать и отослать обратно к чертовой бабушке! — стараясь не привлекать внимания, распорядился Шишкин.
— Не имеем права! — тихо ответил Петряков. — Раз заказали — обязаны брать.
— Кто заказал? — кровожадным шепотом спросил Шишкин, все труся за медленно крутящейся каруселью.
— Думали — для культурного отдыха трудящихся хорошо будет… Полезно… — виновато сказал Петряков.
Карусель резко, со скрипом остановилась.
— Сломалась, — сказал кто-то из механиков.
— Починишь и вот здесь будешь сидеть, — ткнул Шишкин в окошечко кассы. — Пока она у тебя не окупится.
Петряков вздохнул.
Хмурый Шишкин сидел у себя в кабинете. Напротив — молодой председатель правления райпотребкооперации. Районный бог торговли.
— Теперь о водке, — сказал Шишкин. — В прошлом году ты ее продал на девятьсот тысяч рублей. На каждого жителя района пришлось по десять литров. Это вместе с больными, стариками, беременными и грудными младенцами. Всем хватило?
Бог торговли кивнул.
— А что ж ты планируешь в этом году — уже миллион?
— Так от достигнутого планируем…
— Да куда уж больше-то достигать! Хватит!
— Так берут же…
— Конечно, будут брать, если больше нечего. Хорошего-то вина не сыщешь. Пьянству теперь будет у нас бой. Понял?
— Понял, — кивнул председатель райпо.
— В прошлом году у нас был урожай яблок. Вы этот урожай проспали.
— Да ведь… — начал оправдываться бог торговли.
— Свиньям все яблоки скормили, — перебил его Шишкин. — Ты не оправдывайся. Не надо — про тару, про транспорт. Я все знаю. Только если и в этом году урожай проспите, пеняйте на себя. Понял?
— Понял.
— Ну, иди работай. Соображай, — уже ласково сказал Шишкин. — Ты же у нас еще молодой, недавно институт окончил. Должен хорошо соображать.
— Я же инструкциями опутан с ног до головы. То нельзя, это нельзя… А гниёт добро — это можно.
— Нет, нельзя! Мы тут все-таки власть. Так что разрешаю проявлять самостоятельность.
— Я, может быть, сейчас хочу лягушек ловить!
— Зачем?
— А отсылать во Францию! Менять там на обувь, колготки, костюмы, шампанское!
— Меняй! Только бери размеры ходовые.
Когда председатель райпо вышел, в кабинет вошла секретарша Света с бумагами для подписи.
Шишкин, быстро проглядывая, подписывал бумаги. Наткнулся на телеграмму.
— «Решилась встречайте двадцатого Ира», — прочел Шишкин и с недоумением посмотрел на секретаршу.
Секретарша пожала плечами.
— Ошибка какая-то, — сказал Шишкин и продолжал подписывать бумаги.
— Директор дома культуры от жены ушел. К библиотекарше. Завтра будет подавать на развод, — как бы невзначай сообщила Света.
— А вот это меня не интересует, — жестко сказал Шишкин.
— Извините, — секретарша с оскорбленным видом направилась к дверям.
— Постой! А с кем же дети остаются?
— Не знаю! — холодно обронила Света, закрывая за собой дверь.