В креслах сидели двое мужчин в трусах и курили.
— Заходите, заходите. Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Лариса несколько растерялась. К пляжному виду она привыкла лишь на берегу. Пляжный вид в помещении ее немножко ошарашил. Ничего особенного, разумеется. Просто она не ожидала.
Снимая пальто, спросила шепотом:
— Это что, гулянье в большой компании незнакомых? Похоже, что ты их не знаешь?
— Не знаю, конечно. Они и не имеют к нам никакого отношения.
— Тогда объясни.
— Сейчас пройдем и объясню.
Мужчины то ли были словоохотливы чрезмерно, то ли доброжелательно болтливы — сразу не поймешь.
— Вас двое? Присоединяйтесь к нашей компании. Нас четверо: четверо мужчин и две женщины.
— Спасибо. Мы ждем своих. Сейчас еще приедут.
— Ну, смотрите. А то у нас уже все в разгаре. Если захотите, милости просим. Зал направо.
Лариса с Валерием прошли в коридор налево, затем в комнату. Комната была большая, стилизованная под избу. Стены из рубленых бревен. Такие же стилизованные скамейки и столы, расставленные в виде буквы «Т» — то ли для заседания, то ли для банкета по поводу защиты диссертации. В углу диван-тахта. На столе стаканы, рюмки, тарелки, приборы на шесть человек, «на шесть персон».
Валерий вытащил из большого дорожного портфеля бутылку «пшеничной» водки, чешское пиво, итальянский вермут, боржоми, сыр, колбасу, хлеб, масло, банку красной икры, банку с маринованными огурцами, коробку конфет, пачку чая, магнитофон и кассеты к нему.
— Ого! Мало того, что ты запасливый, еще и доставала! Икра даже!
— Это не все. Остальное они привезут. Но в принципе — правила игры. Жанр требует стандартного реквизита.
— Хорошо. Теперь объясняй.
— Мы находимся в основном здесь. Сюда же приедет и вся компания, но, к сожалению, примерно часа через два — раньше у них не получается. — Лариса напряглась, но промолчала. Валерий продолжал давать пояснения, инструкции, продолжал знакомить с распорядком, правилами игры, самой игрой. — В комнате напротив раздевалка для мужчин, дальше по коридору дверь — раздевалка для женщин. Там халаты, а на ноги — деревянные колодки типа сабо. В переодевании много вариантов. Для… уже не знаю, как правильно сказать — для парки, парства, парения, выпаривания, короче, в парилку тоже можно идти по-разному. Сначала переодеваешься…
— Может, мне записывать? Более педантичных правил развлечения я еще не слыхала.
— Скоро конец. Запомнишь и так. В раздевалке снимешь всю верхнюю одежду.
— Ну, ну. Давай дальше рисуй.
— Сверху надеваешь халат и на ноги это деревянное безобразие. Если париться вместе, то наиболее пристойный вариант — ты в купальнике, я в плавках. Но такое парение не парение. Плохо и здоровья не прибавляет.
— Другой вариант?
— Наиболее оптимальный: женщины и мужчины отдельно. Ты идешь в халате, в предпарилке раздеваешься, берешь дощечку, чтоб на ней сидеть. В парилке садишься. Высоту выбираешь по вкусу и, пропарившись, либо встаешь под холодный душ, либо идешь в бассейн. Там полотенце. Ты вытираешься, надеваешь халат, возвращаешься сюда, закусываешь, просто развлекаешься, получаешь порцию разнообразнейшего кейфа — льется вино, играет музыка, веселое застолье. Затем новый цикл.
— Хорошо. Все ясно, но, может, подождем остальных? Как-то мне не по себе: раздеться сейчас и прийти сюда в халате.
— Таковы правила игры. И, как говорится, без всяких эротических моментов. Сейчас пошли женщины. Сейчас вам. Иди и ты. Вы выйдете — пойдем мы. После парилки расходятся по своим комнатам.
Лариса пошла переодеться. В предпарилке она скинула халат, взяла дощечку и вошла в святая святых этого нового оздоровительно-развлекательного культа. Сумасшедший жар охватил ее, дыхание перехватило, защипало губы, появилась резь в глазах. Лариса удержалась, не выскочила сразу, а стала осматриваться. В конце концов, люди же утверждают, что получают удовольствие. Жар шел от решетчатой кирпичной стенки. Напротив нее — трехъярусная скамья. На самом верху сидела женщина — нога на ногу, руки сцеплены на коленях. На нижней полке, неестественно выпрямившись, сидела еще одна, в напряженной позе человека, ожидающего приема у большого начальства, ладони ее тоже лежали на коленях.
Лариса стояла в растерянности, несмотря на все инструкции, не зная, что делать, но точно понимая, что хуже всего сейчас наверху.
— Доброго пару! — сказала одна из женщин. — Вы как привыкли, с верхней полки начинать или внизу сначала посидите?
— Я люблю сразу наверху, а потом перейти вниз, — сказала другая, тем самым показав Ларисе, что она уже принята в сонм парящих и парящихся.
— Я лучше внизу сяду, — с трудом ответила Лариса.
— Вы давно последний раз были в сауне?
Лариса не решилась показать себя бывалой дамой финских бань и честно сказала:
— Я вообще впервые в таком заведении.
Женщины оживились, стали давать советы, наставлять, учить, говорили, где сидеть, как дышать.
— Вот, видите, вы уже покраснели. Как пот повалит по телу, так самая прелесть, самая польза и начнется.
Постепенно Лариса привыкла к этой адской атмосфере и начала рассматривать своих товарок, своих наставников в этом ужасе. Они выглядели разморенными, разваливающимися, не чувствовались мышцы, не чувствовалось тела: груды двигающегося вещества, неспособного ни к каким жизнелюбивым проявлениям.
Краснота стала приобретать мраморный вид — красные полосы, пятна, прожилки чередовались со светлыми участками. По лицу, спине, по груди струйками тек пот. И эта ужасная «мраморность»! «Да это же капилляростаз! Ситуация критическая — впору начинать реанимацию. Чему они радуются? Нарушение микроциркуляции… Капельница, спазмолитики нужны. Нарушен электролитический баланс. Лечить надо. Словно у меня не так, как у них! Я ведь в таком же положении».
— Теперь в холодную воду. Видите, по коже пятна красные и белые? Теперь холод хорош. Видите?
— Вижу, конечно, вижу. Выглядит довольно страшно.
— Это самое время. Самый раз. Прелесть. Пойдемте. Они вышли из парилки. Одна тотчас кинулась в бассейн, вторая стала под душ. Лариса подошла к краю бассейна. Яма в полу, выложенная изнутри кафелем, размеры два на четыре метра. Глубина не видна: вода мутновата и покрыта немножко маслянистой пленкой. Впрочем, может, это просто необъективный глаз Ларисы. Сколько же людей за сегодняшний день окуналось в это большое корыто? Она пошла под душ.
После жара холодная вода била гвоздями по чуть прикрытым распарившимся нервам.
Ее охватил ужас от этого развлечения. Она вышла из-под холодной струи.
— Нет. Все. Это не по мне.
— Что вы? Сейчас еще один тур.
— Нет. Я вытираюсь и иду.
— Ну, ладно. Тогда и мы за компанию пойдем. Пусть мужики теперь.
Лариса стала растираться и по мере высыхания приходила в себя, вновь обретала дар речи. Ее разбирало неправедное зло (впрочем, бывает ли зло праведным?), и от этого она стала многословной, многоречивой:
— И мне говорят, что это полезно! Что это хорошо!
— А как же! Становишься легкой, тело чистое.
— Чистое, потому что баня. Что здесь может быть полезным?!
— Все поры открываются…
— Да зачем вам открывать все поры?! Да для чего вы, любители этих бань, каждый раз талдычите про эти поры? Кому и для чего нужно их раскрывать? Ведь если вы идете в баню мыться и предварительно паритесь, тогда понятно: вы распариваетесь, раскрываете свои несчастные поры, по которым выходит содержание кожных желез. Это содержимое вы растворяете мылом и смываете. Кожа обезжиривается, становится сухой и чистой. Тогда понятно. Но вы же все, любители этого счастья, вы же сразу в холод быстрей, то есть торопитесь закрыть, спазмировать свои любимые поры. Быстрее под душ, и никакого мыла. Вы же приходите для удовольствия, для ловли кейфа. Ваши поры открылись неизвестно зачем, и вы их тут же старательно захлопнули.
— Какая вы горячая. А почему вы это знаете? Может, все не так?
— Может, не так. Но я врач и говорю со своей точки зрения — врачебной. Говорю на моем уровне знаний. Возможно, неграмотно, но мне так кажется. Когда у больного появляется «мраморность», мы начинаем реанимацию. Это признак нарушения кровообращения в мелких сосудах, питания тканей. Тут всякого ужаса надо ждать. Мужчины любят ужас. Дань моде.
— Интересно, доктор. Давайте после парилки снова соберемся здесь, договорите.
Лариса одевалась, закутывалась в толстый, тяжелый махровый халат, завязывала на нем пояс. Рядом шумел душ. «Разве можно понять основания для моды, оценить предвзятость, мнение молвы, толпы? И тем не менее мода объективна и всегда права, потому что — мода. Необъяснимо. Да и приятно делать, как все. Мода всегда права — это на уровне: „верую, ибо нелепо“. И нет ничего точнее и правдивее. И эта баня — только мода».
Лариса вышла, твердо сознавая, что больше она не войдет в это средоточие дурмана, не подойдет к этому алтарю моды, к этим изыскам людского недомыслия…
В комнате Валера сидел все еще один. Он слушал музыку, курил и потягивал пиво.
Вслед за Ларисой в комнату ворвались двое мужчин из соседней компании, с гитарой и с натянутыми на лицо доброжелательными улыбками.
— Мы узнали, что вы доктор, и решили вам спеть: «Я ехала домой, двурогая луна…»
— Вы только женские песни поете?
— Ну, ладно, мужики, — поднялся Валера. — Место нам освободили, айда париться.
Выходя, Валерий предложил Ларисе закрыть за ним дверь на задвижку, чтобы снова не пришли с песнями.
Лариса закрыла дверь и прилегла на тахту. Она стала вспоминать, что ей говорил Станислав об этих радостях. Он рассказывал об этом много и с удовольствием, но чаще вспоминал, какая была закуска и какие были напитки. Он не просто пил — он получал от жизни удовольствие. Ему главное — отвлечься от чего-то, забыться.
Зачем?
Так говорили о его отношении к питью любящие его, окружающие его люди. И он всем поддакивал. И о питье и о банях он говорил то ли со скрытой усмешкой, то ли с издевательством над проповедниками этих радостей, то ли с издевательством над самим собой, то ли… Что было в его глазах, губах, морщинах — никто никогда не мог понять, а может, и не хотели понять.