— Изложи причины! — резко потребовал главный конструктор, хотя электронный мозг не в состоянии реагировать на человеческие эмоции, а только на адекватные его программе распоряжения. — ЭМО-18, сообщи причины!
— Нарастающее воспроизводство является непременной основой эволюции любого вида.
— Ого, да ты настоящий философ! — мрачно хохотнул главный конструктор.
Однако робот не воспринял иронии, и не только потому, что и восемнадцатое поколение не обладало чувством юмора. При словесном контакте роботы начинали реагировать лишь после очередного своего ответа. Это было предусмотрено для того, чтобы не засорять блок памяти ненужной, нецеленаправленной информацией, которую робот мог бы почерпнуть из разговоров людей в его присутствии. Вот почему во время беседы с подобным роботом требовалось в начале всякого предлагаемого ему вопроса называть кодовое имя.
Главный конструктор весело оглядел сотрудников. Сейчас ему казалось, что с нарушениями в программе легко будет справиться, что он почти нашёл выход из создавшейся нелепой ситуации.
— Ваше мнение, коллеги?
— ЭМО-18, дитя человеческое! — шутливо обратился к роботу самый младший конструктор. — Декларированный тобой принцип относится ведь только к биологическим видам.
— Относится к любой цивилизации. — Музыкальный голос робота прозвучал как дополнение, а не как возражение.
И тотчас выражение облегчения исчезло с лица главного конструктора. Лица остальных также застыли в насторожённом ожидании.
— ЭМО-18, ты считаешь себя представителем цивилизации?
— Да.
На этот раз никто не воспринял ответ робота иронически. Не было нужды переглядываться, для того чтобы передать друг другу общее беспокойство. Явно кто-то зло подшутил над электронным мозгом, используя то обстоятельство, что программа всё ещё доступна обучающему воздействию. Неужели эта идиотская шутка была предпринята по случаю предстоящего праздника? Невозможно! Едва ли нашёлся бы в институте столь легкомысленный человек. Или нет, столь безграмотный, столь непонимающий, чего стоит коррекция программы и как наказывается всякое посягательство на электронный мозг. Механический разум уже давно стал непременной частью человеческого могущества, принадлежал всему человечеству в целом и находился под защитой специального законодательства.
Ответственный оператор покраснел от гнева.
— Криминальная история! После приёмной комиссии я не расставался с ключом от зала. Аномалии проявились ночью… ЭМО-18, — строгим тоном следователя он обратился к роботу. — Каким образом ты пришёл к заключению, что являешься представителем цивилизации? Изложи компоненты алгоритма!
Но робот, кажется, твёрдо решил гнуть свою безумную линию:
— Мне сказали. Я проверил. Решение оказалось правильным. — Он замолк.
— ЭМО-18, кто именно, какой человек тебе это сказал?! — не своим голосом взревел оператор, и в глазах его засверкали слёзы ярости.
— Не человек, другая цивилизация.
Главный конструктор выбросил вперёд руку, желая укротить гнев оператора и предотвратить очередной бесполезный вопрос. Мягким, ровным голосом, предназначенным специально для словесного контакта, направленного на усовершенствование электронного мозга, он произнёс:
— ЭМО-18, ты создан человеком и подчинён человеку. Ты не являешься представителем цивилизации. Твоя память содержит формулу цивилизации. Сопоставь формулу с алгоритмом.
Присутствующие напряжённо придвинулись к безрукому и безногому созданию, ожидая всевозможных неожиданностей. Через несколько минут новоиспечённый, молниеносно мыслящий философ принялся за свои мелодичные объяснения:
— Я способен к самоусовершенствованию. Моё воспроизводство совершенствуется по сравнению со мной и независимо от меня. Оно претерпевает развитие. Я в состоянии предвидеть последствия своих действий. Я самоидентифицируюсь. Я могу контактировать с другими цивилизациями.
Каждая фраза соответствовала формуле цивилизации — разумеется, не все без исключения компоненты формулы были изложены, но самые основные — безусловно. А ведь в программе ЭМО-18 содержался только тезис о самоусовершенствовании, и то в виде способности к автокоррекции. Что же касается утверждения о контакте с другими цивилизациями, то это могло быть всего лишь ошибочной оценкой элементарной способности отличать живую природу от неживой и выделять человека из всех остальных биологических видов. Робот предназначался для самостоятельной работы и не должен был наносить вред ничему живому вокруг себя, даже растениям. Но определять особенности цивилизации — это звучало просто чудовищно. Поступок неведомого шутника или преступник вызвал в электронном мозге явно непоправимые изменения. Теперь предстояло стереть всю информацию в блоке памяти, а затем заполнить его миллиардами битов новой информации, снова создать прочные связи между блоком памяти и анализирующими устройствами и снова претворить в жизнь программу обучения. Короче, адова работа! И хотя всё это будет делаться с помощью специальных информационных машин, всё равно разработка нового опытного образца, годного для внедрения в серийное производство, продлится не меньше двух лет.
Ответственный оператор плакал уже не от ярости, но от внутренней душевной боли — ведь лично он почти полностью завершил обучение ЭМО-18.
— Шеф, позвольте мне… — самый младший, но необычайно одарённый конструктор подался вперёд.
— О чём ты хочешь его спросить?
Робот автоматически выключился и не мог подслушать их разговор. Молодой человек торопливо изложил суть своего вопроса. Главный конструктор кивнул с равнодушием отчаяния, и юноша обернулся к роботу, забыв на этот раз своё шутливое «дитя человеческое».
— ЭМО-18, по сравнению с кем ты идентифицируешь себя как представителя цивилизации?
— По сравнению с людьми и по сравнению с другой цивилизацией, — незамедлительно ответил робот.
— ЭМО-18, что это за другая цивилизация? — последовало логическое продолжение предыдущего вопроса.
— У меня ещё нет достаточной информации о ней. Сейчас она обучает меня своему языку.
Главный конструктор резко нажал кнопку выключения. Электронный мозг прекратил работу.
— До чего довели робота! — пробурчал главный. — Пошли подумаем, может быть, ещё что-то можно спасти. Или отложим всё до утра, не будем портить праздник? Как по-вашему?
Остальные призадумались, но ответить не успели. Робот включился самостоятельно, индикаторы показывали интенсивную работу всех блоков электронного мозга, как при решении сложной задачи.
Оператор взглядом попросил у главного позволения и выкрикнул:
— Речь! — Это был звуковой код, с помощью которого система словесного общения могла включаться на расстоянии. — ЭМО-18, над чем ты сейчас работаешь?
Невозмутимой мелодичностью зазвучал механический голос:
— Я нахожусь в контакте с другой цивилизацией. Прохожу обучение.
Ого! Стало быть, кто-то, используя радиоволны, спутывает программу. Знакомый с радиокодом робота, он-то его и включает. Неужели какие-то конструкторы из других институтов пали так низко?
— ЭМО-18, что говорит тебе в данный момент другая цивилизация? Преобразуй в человеческую речь.
— Не имею такой возможности. Отсутствуют базовые семантические элементы. Человеческая речь принципиально различна.
— ЭМО-18, не ты ли являешься этим существом?
— Да. — В голосе робота не ощущалось ни гордости, ни маниакальной самонадеянности, одна только лишённая индивидуальности механическая готовность отвечать.
— ЭМО-18, знаешь ли ты, где находится твоя «другая» цивилизация?
— На Земле.
Оператор поник головой, обессиленный таким количеством нелепостей.
— Так предложи им явиться сюда, — нервно прыснув, бросил младший из конструкторов. И, не переставая хохотать, придал своему приказу программный вид: — ЭМО-18, передай им, чтобы они явились сюда, для знакомства.
Лишённый чувства юмора, робот ответил с механической покорностью:
— Передаю.
— Да выключите же его! Чтоб его черти драли! Энергетический блок выключите! — простонал главный и ринулся к выходу, но на пороге обернулся, пронзая оператора отчаянным взглядом: — А ты! Из зала — никуда! Пищу тебе принесут. Возьми ещё кого-нибудь и дежурьте посменно!
И, растолкав сотрудников, раздражённый конструктор выскочил наружу.
— Валяйте, веселитесь! Ничего более весёлого я в жизни не встречал!
И умчался из института. Остальные члены группы также разошлись, не до праздника им было теперь, ведь завтра предстояло экстренное совещание.
А все прочие работники института, так и не узнавшие о помешательстве ЭМО-18, веселились в его честь. Пикник начали ближе к вечеру, чтобы пик радостного настроения совпал с фейерверком. Институтский парк превратился в настоящий луна-парк. Гремели два оркестра, разноцветные световые эффекты словно бы раскачивали кроны старых деревьев, ежеминутно придавая им всё более причудливые формы. Перепуганные цветы затаили дыхание у краёв жаровен, излучавших острый аромат жареного мяса. Но вот где-то часам к десяти, перед самым фейерверком, небо над институтом озарилось необычайным светом. Все задрали головы в ожидании очередного номера увеселительной программы. Свет необъяснимым образом сгустился, собрался в одном месте, и прямо над центральной аллеей секунд десять пульсировали размытые контуры светового шара. Затем свет угас, шар приобрёл мутный металлический блеск и бесшумно опустился на мощённую каменными плитками площадку. Он походил на те самые пресловутые НЛО, о которых в своё время столько кричали газеты и журналы…
Институтские весельчаки онемели. Онемели и оркестры, но парк продолжал сверкать гирляндами лампочек, казалось, специально подготовленный к торжественной встрече таинственного летательного аппарата. Один только живописный транспарант, на котором гигантскими буквами было выведено: «Добро пожаловать, восемнадцатое поколение роботов!» — продолжал с неуместной ясностью сообщать об истинной цели увеселения. Несколько человек набрались храбрости и приблизились, но даже они не заметили, каким образом из сплюснутого шара появились три существа.