ртельную борьбу, то она знала, почему делает это. Конечно, иногда в ходе этой борьбы поступали чисто по‐человечески. Не это, однако, интересно, ведь и христиане не ангелы. Там, где на карту поставлено важное дело, там следует не кричать: «Мир, мир, милое дитя!» — а следует со всей твердостью довести борьбу до конца. Я бы сказал так: «Слава Богу, что отцы тогда при всей их ограниченности и слабости и со всей своей греческой ученостью не уклонились от борьбы». Все формулы говорят лишь одно: урожденный, порожденный Отцом до всех времен, свет от света, истинный Бог от истинного Бога и таким образом не творение, а сам Бог, единосущный с отцом, а не сходносущный, Бог в ипостаси. «Через которого все было сотворено и который ради нас сошел с неба». Вниз к нам — это Христос. Так ранняя церковь видела Иисуса Христа, такой представлялась ей его действительность, таким она Его признала в своем христианском вероисповедании, и требование к нам заключается в том, чтобы и мы пытались видеть все таким образом. Почему бы тому, кто постигает это, не присоединиться к великому согласию церкви? Что за детские игры, когда перед лицом такого дела вздыхают по поводу ортодоксии и древнегреческой теологии? Это не имеет никакого отношения к делу.
А если в процессе формирования и возникали проблемы, то следует признать, что все, что мы, люди, делаем, является проблематичным, постыдным и неутешительным и тем не менее всегда может сложиться так, что вещи получатся как раз такими, как это необходимо и правильно. Dei provi‐dentia et hominus confusione!
В символе совершенно просто и совершенно практично речь идет о том, что мы вправе быть уверенными в своем деле. В этом исповедании Сыну Божьему христианская вера отличается от всего, что называют религией. Мы имеем дело с Богом, а не с какими‐либо богами. В христианской вере «причащаемся мы божественной природе». Ни о чем большем и ни о чем меньшем не идет речь на деле: сама божественная природа приблизилась к нам и в вере мы причастились ей такой, какой она предстает нам в Единственном. И потому Иисус Христос есть посредник между Богом и человеком. Все следует понимать на этом фоне. Меньшего Бог не пожелал сделать для нас. Мы имеем возможность постичь всю глубину человеческого греха и нужды, глядя на то, что такое неслыханное событие должно произойти и произошло. Церковь и весь христианский мир в обладании своей вестью смотрит на то неизмеримое и непостижимое событие, что Бог сам отдал себя для нас. И потому каждой подлинно христианской речи присуща какая‐то абсолютность, как это не может быть присуще никакой нехристианской речи. Церковь не «считает», у нее нет «воззрений», убеждений, она не одушевлена: она верует и она исповедует, то есть она говорит и действует на основе вести, которая заключена Богом в Христе. И поэтому всякое христианское научение, утешение и увещевание есть принципиальное и завершающее утешение и увещевание в силе того, что образует его содержание: великого деяния Бога, которое заключается в том, что Он желает быть для нас в своем единородном Сыне Иисусе Христе.
Лекция 13Наш Господь
Бытие человека Иисуса Христа в силу его божественности есть суверенное решение о бытии всякого человека. Оно основывается на том, что по повелению Бога Он один предстоит за всех, и потому все объединены с этим одним и связаны с Ним обязательством. Об этом знает его община. Об этом она должна оповестить мир.
Я задавался вопросом о том, что, может быть, вместо этого тезиса стоит просто привести объяснение второго положения символа, данное Мартином Лютером: «Верую в то, что Иисус Христос истинный Бог, рожденный Отцом в вечности, а также истинный Человек, рожденный Девой Марией, есть мой Господь…» В этих словах Лютер выразил все содержание второго положения.
Если обращаться к тексту, то с экзегетической точки зрения это, возможно, акт произвола, но, несомненно, гениальный акт произвола. Ведь в конечном счете Лютер не сделал ничего иного, как обратился к самому изначальному и простому значению слов символа: «Kyrios Jesus Christos», Господь (есть) Иисус Христос. Он обобщил и привел к такому знаменателю все, что сказано во втором положении. Истинная божественность и истинная человечность стали в его формулировке сказуемым данного подлежащего. Все деяние Христа есть деяние Господа. Все, что требует от нас Господь, — это чтобы мы стали его: «чтобы я в его царстве пребывал под его властью и служил Ему, причем именно потому, что Он мой Господь, который меня, блудного и обреченного человека, спас, привлек, отвоевал от всех грехов, от смерти и от власти дьявола». И все христианское возвещение сводится к тому, «чтобы я служил Ему в вечной праведности, непорочности и блаженстве: соответственно Его величию». Все в целом становится аналогией возвышения Христа.
Я не хотел приступать к толкованию этой части символа, не обратив ваше пристальное внимание на этот текст Лютера. И все же попытаемся самостоятельно, с помощью своей собственной мысли приблизиться к предмету, о котором идет речь.
Что означает утверждение: Иисус Христос есть наш Господь? Я описал это словами: бытие Иисуса Христа есть суверенное решение о бытии всякого человека. Относительно нас, людей, принято решение. Знаем ли мы о нем и соответствуем ли ему — это вторичный вопрос. Мы должны его слушать: оно принято. Это решение не имеет ничего общего с судьбой, нейтральным и объективным определением человека, которое можно было бы прочесть в природе или истории человека. Такое суверенное решение о бытии каждого человека заключено в бытии человека Иисуса Христа. Поскольку Он есть, был и будет, такое суверенное решение принято относительно всех людей.
Вспомните, что в начале наших занятий, когда мы занимались интерпретацией понятия веры, мы установили, что христианскую веру следует, безусловно, понимать как человеческое решение, принимаемое в соотнесении с божественным решением. Здесь мы видим конкретное воплощение такого божественного решения. Когда мы говорим, что Бог есть наш Господь и наставник, то не мыслим при этом Христа, как это делает всякая мистика, как неопределимое и в конечном счете неизвестное божественное нечто, которое как власть стоит над нами и нами распоряжается. Мы думаем об этом конкретном образе, о человеке Иисусе Христе. Он наш Господь. Поскольку Он есть здесь, Бог есть наш Господь.
Всякому человеческому бытию предшествует априори бытие Иисуса Христа. Об этом говорит христианский символ. Что это означает — предшествует? Пусть представление о временном предшествовании отойдет на задний план. Предшествование, о котором идет речь, означает и временное предшествование, но означает также: оно уже свершилось, то есть является тем великим историческим прошлым, в котором было установлено господство над нами в 1–30‐е годы в Палестине. Но не это является в настоящий момент решающим. Временное предшествование приобретает такую значимость потому, что бытие этого человека предшествует нашему бытию благодаря своему авторитету по отношению к нашему бытию, в силу своего несравненного достоинства. Оно предшествует нашему бытию в силу своей божественности.
Оглянемся на сказанное в предыдущей лекции. Сейчас становится понятным значение утверждения, что бытие этого человека есть просто бытие самого Бога. Оно составляет достоинство этого человека, это содержание его жизни, в этом его власть над нами. Поскольку Иисус Христос есть единородный Сын Бога, «единосущный с Отцом», то и его человеческая природа, его человеческое бытие есть событие, в котором реализуется суверенное решение. Его человечность, как таковая, — совокупность всей humanitas. He как идеи или понятия, а как решения, как истории. Иисус Христос есть человек как таковой, и потому есть мера, определение и ограничение всякого человеческого бытия. Он есть решение, в котором представлены намерение Бога и цель Бога не только относительно Его, но и каждого человека. В этом смысле христианский символ называет Иисуса Христа «нашим Господом».
Такое суверенное царственное решение, воплощенное в Иисусе Христе, обосновано тем, что этот один предстоит за всех. Оно обосновано: это суверенное решение Бога, господство Иисуса Христа, по отношению к нам и само по себе не является каким‐то слепым фактом власти. Вспомните, каким образом мы говорили о всемогуществе Бога и как я подчеркивал значение положения о том, что власть сама по себе есть зло, власть ради власти. И когда христианская община исповедует: «Верую, что Иисус Христос есть мой Господь», то при этом имеется в виду не слепой и угрожающе возвышающийся над нами закон, не какая‐то историческая сила, не судьба или рок, по отношению к которому человек бессилен и который в конце концов можно только признать. Христианская община думает при этом о правомерном господстве своего Господа.
Его господство есть не только potentia, но и potestas. Мы познаем ее не как порядок, устанавливаемый какой‐то непроницаемой волей, а как порядок мудрости. Бог обладает правом, и Он знает, почему Он есть наш Господь и почему Ему угодно, чтобы мы Его узнали и признавали как такового. Конечно, такое основание господства Христа ведет нас к тайне. Речь здесь идет о чем‐то объективном, о порядке, который высится над нами и который установлен без нас, о порядке, которому надлежит подчиняться, который надлежит признавать, которому можно внимать лишь для того, чтобы затем являть ему послушание. И разве может дело обстоять иначе, если господство Христа установлено и существует в силу его божественности. Там, где правит Бог, человек может лишь повергнуться ниц и поклоняться. Поклоняться именно мудрости Бога, его справедливости и святости, поклоняться тайне его милосердия. Таково христианское благоговение перед Богом и христианская хвала Богу, христианское служение и послушание. Послушание покоится на слушании, а слушать — значит воспринимать Слово.
Я хотел бы попытаться очень кратко и обобщенно показать основу такого господства Христа. В тезисе лекции говорится, что суверенное решение основывается на том, что этот один по установлению Бога предстоит за всех. В том‐то и состоит тайна Бога, а тем самым и тайна Иисуса Христа, что Он, этот один, этот человек, поскольку Он есть один, — не какая‐либо идея, а один, сущий совершенно конкретно тогда и там человек, имеющий имя и происходящий из определенного места, имеющий, как мы все, жизненную историю во времени, — этот один есть не только для себя, а для всех и за всех. Вы должны попытаться когда‐нибудь прочитать Новый Завет с точки зрения этого «для всех». Ведь все существование Его, того, кто пребывает в сердцевине, определяется тем, что это человеческое существование, реализуемое и свершаемое не только в своих собственных рамках и не только со своим собственным смыслом, но и для всех других.