Он прославлял их участие в освободительных войнах и во всей грандиозной эпопее наполеоновских походов, упрочивавших славу Франции, воспевал, наконец, их неколебимую преданность Наполеону, обманчиво представлявшемуся им императором-демократом[6] («Старое знамя», «Старый сержант», «Маркитантка», «Два гренадера»). Он патетически изображал этих солдат как народных агитаторов против ненавистной им Реставрации («Новый приказ») и поэтизировал их конфликты с новым, дворянско-эмигрантским офицерством Реставрации, порою приводившие этих ветеранов к трагическому концу («Старый капрал»).
Беранже. Офорт Шарле. 1834 г.
Поразительным по своей популярности явлением была во французской литературе 1820-х годов политическая песня Беранже, которая с такой громогласной плебейской резкостью и непримиримостью высмеивала, разоблачала и дискредитировала Реставрацию. Против поэта было дважды возбуждено судебное преследование, два раза подвергался он тюремному заключению. И что же? Поэт стал каким-то кумиром всей свободолюбивой Франции: его без конца навещали в тюрьме единомышленники, молодые поэты обращались к нему с восторженными посланиями, охотники доставляли ему настрелянную ими дичь и т. п. Именно в эту пору Беранже и стал прославленным народным поэтом эпохи буржуазно-демократических революций. Его песни были на устах всей Франции, потому что давали оценку событиям современности под углом зрения широчайших народных масс, тех еще не расслоившихся окончательно (частью трудовых, частью мелкобуржуазных) «низов» прежнего «третьего сословия», где городские рабочие и ремесленники, будущий авангард трудовой Франции, еще не овладели пониманием своих классовых задач и веровали, что с падением Реставрации для них наступят лучшие дни. Ничего нет удивительного и в том, что песни Беранже быстро приобрели большую известность в порабощенных Священным союзом странах Европы и в России.
Песни Беранже неутомимо подготавливали приход Июльской революции. «Едва ли кто-нибудь имел такое сильное влияние на исход тогдашних событий, как он, — писал Чернышевский. — Его песни были действительно любимы народом. Он ненавидел Бурбонов, и народ постепенно привыкал к чувству, которое внушал ему певец его лишений, его надежд»[7].В пору Реставрации Беранже представлял собой, по словам Белинского, «великого и истинного поэта современной Франции […] выражение своего народа и потому его исключительного любимца»[8]. Избранный поэтом «низкий» жанр песни, исстари любимой народом, был в руках Беранже послушным инструментом его замечательного по своей доходчивости пропагандистского искусства. Следуя традициям старой народной песни, вдохновляясь примером политических песенников Фронды, считая себя учеником благоговейно любимого им Руже де Пиля, творца «Марсельезы», Беранже вместе с тем как бы заново создавал этот жанр, находившийся в пренебрежении у предшествующих ему шансонье XVIII в., мирившихся вдобавок с ролью песни как некоего десертного дополнения к веселому обеду. Беранже не только поднял общественно-политическое значение песни, сделав ее выразительницей высших человеческих стремлений, но и полностью уравнял ее в художественных правах с «высокими» жанрами поэзии. Работая над песней с той заботливостью и тщанием, которые дотоле были ее авторам совсем не присущи, он стремился к единству идеи, которая предстает в отдельных строфах лишь в разных своих аспектах, выработал великолепный по ясности, красочности и сжатости язык, заботился о «богатой» рифме с опорной согласной (в отличие от «приблизительной» рифмы классицистов), а также о рефрене, призванном оттенять и усиливать главную мысль песни для большей ее доходчивости. Столь высокая требовательность поэта приводила к тому, что и в наиболее плодотворные свои годы Беранже не писал более двенадцати песен за год.
Реалистическое искусство Беранже, выковавшееся в непримиримой борьбе поэта с бесконечно обветшалыми, полностью оторванными от интересов современности, но еще очень стойкими традициями классицизма, достигло своего расцвета в пору Реставрации. Сложилось оно в годы утверждения французской романтической школы, но отстаивало свои эстетические принципы и от ее влияний. Выражая до некоторой степени сочувствие поэтам прогрессивного романтизма, Беранже всю жизнь был противником реакционных романтиков и доктрины «искусства для искусства». Как реалист, поэт оказался во многих отношениях предшественником Бальзака, Стендаля и Мериме, творчество которых высоко ценил.
Наличие реалистического искусства Беранже в литературном лагере его времени объясняется стихийным материализмом воззрений поэта, а главное — теснейшей связью его творчества с вопросами политического «сегодня», потребностью живо откликаться на эти вопросы, будить, организовывать и учить своих сограждан, быть, наконец, застрельщиком их борьбы против эмигрантской монархии и принесенных ею угроз.
Реализм Беранже объяснялся и его политическим опытом, приобретенным за время столь быстро сменявшихся и столь непохожих друг на друга периодов истории Франции (Директория, Консульство, Империя, Реставрация, Сто дней, вторая Реставрация). Поэт научился разбираться в социальной обстановке и понимать, как ему вести себя среди различных борющихся сил, служа интересам народных масс. В песне «Четырнадцатое июля», написанной в тюрьме незадолго до Июльской революции, Беранже славил день взятия народом Бастилии, и его песня звучала как ода в честь революции 1789 г. и как обещание успеха, если такая революция повторится. Цели борьбы демократии 1820-х годов были отчетливо ясны поэту: он видел их не в стремлении к чему-то новому и хорошенько еще не известному (в отличие от последующего левореспубликанского революционного движения 1830-х годов), но лишь в окончательном отвоевании того, что уже было завоевано революцией конца XVIII в.
Реализм Беранже, наконец, немало был обязан жизненной конкретности самого песенного жанра: по всем своим стародавним традициям песня менее всего способна уходить от окружающей действительности к каким-либо отвлеченностям, например к историческим, экзотическим, мистическим и фантастическим темам, которые так дороги были сердцу романтиков. Такие темы у Беранже имеются лишь как редкое исключение или как условный прием для иносказаний, связанных с реальной современностью («14 июля», «Смерть короля Кристофа», «Красный человечек», «Смерть сатаны» и др.).
Но реализм Беранже, замечательный своими художественными достижениями, был в чем-то ограничен. Так, например, поэт совершенно не отозвался на тот процесс вытеснения дворянства буржуазией, который был центральной темой Бальзака; возможно, впрочем, что с точки зрения народа это была лишь та распря в лагере хищников, которой народ и не интересовался. С другой стороны, Беранже, с недоверием относившийся к либералам и не раз лично страдавший от их предательского поведения при Реставрации, не сложил против них ни одной песни, хотя такое желание не раз овладевало им. По его словам, он не хотел ослаблять общий фронт оппозиции, выступая против этих двурушников, но основная причина была в другом: он еще не освободился от «третье-сословных» иллюзий, от представления о том, что верхи и низы былого «третьего сословия» еще не разъединились окончательно. Такого рода иллюзии, очень характерные для буржуазно-демократической революционности, помешали поэту и в дальнейшем затронуть тему антагонизма между буржуазией и трудовыми народными массами.
Новый этап творчества великого французского поэта наступает после Июльской революции 1830 г., в событиях которой Беранже принимал и личное участие. Однако из опасения гражданской войны он в дни революции подал голос не за республику, а за конституционную монархию, желанную либералам.
Поэт не замедлил осознать, что сделанный им второпях шаг был ошибочным («Совет бельгийцам»), но не примкнул к левым республиканцам, возглавлявшим далее революционную борьбу против монархии Луи Филиппа: он страшился неминуемой, как ему казалось, гражданской войны. Горячо воспев Июльскую революцию и ее погибших безымянных героев («Июльские могилы»), поэт хотел видеть ее значение лишь в том, что она снова возвещает человечеству о величии Франции, сеющей во всем мире благотворные семена свободы. Но тут он решительно расходился с революционным республиканским авангардом, объявлявшим, что «Июльская революция еще не закончена», расходился и с некоторыми молодыми республиканскими поэтами, дотоле его преданными учениками.
Иллюстрация Морена к «Фее рифм»
Первые шаги буржуазной монархии, не пожелавшей, например, поддержать польскую революцию, вызвали негодование Беранже («Поспешим!», «Понятовский») и дали новый толчок развитию его политической сатиры. Ряд насмешливых песен против Июльской монархии («Реставрация песни», «Отказ», «Моим друзьям министрам») обозначал, что поэт снова с народом, участь которого, как он видел, нисколько не облегчилась после «трех славных дней» революции, на которую народные массы возлагали столько жарких упований. В этих песнях и в целом цикле позднейших антибуржуазных песен (опубликованных частью в 1847 г., а главное — в посмертном сборнике) Беранже снова поднимался к большой теме — к сатирическому изображению всего нового строя Июльской монархии. Поэту не удалось обрисовать этот строй столь же полно, как Реставрацию, но он очертил его основные стороны с прежней силой реалистических красок.
Буржуазия предстает в глазах поэта носительницей аморализма и общественной коррупции. Он писал о том, что власть денег, циничная жажда обогащения любыми средствами и во что бы то ни стало калечат человека, развивают в нем эгоизм, гнуснейшую продажность, равнодушие к общественному благу, к судьбам родины. В песнях «Улитка», «Девичьи мечты», «Королевская куртизанка», в иронических стихотворениях «Голуби биржи», «Розан», «У каждого свой вкус», наконец, в чрезвычайно резкой песне-памфлете «Бонди» Беранже почти с отчаянием говорил о том, что погоня за наживой заражает своим тлетворным духом всё общество Июльской монархии — от короля до последнего тряпичника. И по его словам, в жаркие дни Июльской революции родились на свет те отвратительные черви, которые с тех пор неустанно подтачивают прекрасное, цветущее древо Франции («Июльские черви»).