нужно больше, а не меньше, правительственных расходов, чтобы вывести нас из ловушки безработицы. И плохо информированные, одержимые долгом глупцы стоят у нас на пути».
Считая, что американская экономика демонстрирует первые признаки выздоровления, Кругман подчеркивает, что немалые риски остаются, и один из них заключается в европейском кризисе, способном сорвать позитивный тренд.
США, по его мнению, следует сейчас тратить деньги в таких же масштабах, как во времена последней мировой войны. «Что нам сейчас нужно, — утверждает он, — так это экономический эквивалент войны. На самом деле, Великую Депрессию свела на нет программа многочисленных общественных расходов, более известная под именем Второй Мировой Войны». Он заявил, что войны в Ираке и Афганистане, хотя и затратные, малы для оказания стимулирующего воздействия на экономику. Недавно он призвал разыграть трюк с вторжением в Америку из космоса: «Если мы вдруг обнаружим, что инопланетяне планируют атаку, и нам, чтобы противостоять угрозе из космоса, нужно организовывать оборону, то дефициты с долгами отойдут на второй план, а спад закончится в течение полутора лет. А потом мы скажем, ой, мы ошиблись, нет никаких пришельцев».
Ослабление экономических позиций США находит свое выражение и в сфере геополитики.
Корни нынешней конфигурации мирового порядка произрастают из событий начала 1990-х годов, когда «холодная война» между двумя противоположными и противоборствующими общественными системами закончилась победой Запада и развалом социализма во главе с Советским Союзом. «Независимая» Россия пошла по пути капитализма. Биполярный мир уступил место однополярному. Американский социолог японского происхождения Фрэнсис Фукуяма сразу же в одноименной книге объявил «Конец истории», а доктрина Pax Americana как будто бы воплотилась в жизнь, во всяком случае, на какое-то время. Разумеется, западноевропейские страны никогда не были и не стали безропотными сателлитами США. Между Старым и Новым светом всегда имелись и имеются немалые трения и противоречия. Но по кардинальным вопросам они почти всегда выступают в унисон и действуют сплоченным кланом.
Вскоре после «исторических перемен» экономическая структура России приняла однобокий вид, превратившись в поставщика сырьевых товаров Западу и импортера готовой продукции. Мы мечтали и надеялись занять место под солнцем среди ведущих развитых капиталистических государств, но оказались на периферии мировой экономики в числе развивающихся стран, в прежнем так называемом «третьем мире». Там, впрочем, не скатились на самое дно, а закрепились на более или менее почетном месте — среди стран БРИК. Правда, в её рамках, как уже отмечалось, числимся отстающими. Темпы роста экономик Индии и Китая превосходят наши более чем в два раза. Особенно разителен разрыв по выпуску высокотехнологичных товаров. Китай на этом направлении занимает уже 1-е место в мире (17,1 % мирового рынка, тогда как США — 17 %). Доля же России в мировом экспорте хайтек-продукции в последние годы колеблется от 0,2 до 0,3 %.
По имеющимся оценкам, глобальный рынок высоких технологий возрастет в текущем десятилетии с 3 до 10–12 триллионов долларов. В то же время объем рынка энергетических ресурсов увеличится с 0,7 до 1 триллиона долларов, в результате чего произойдет масштабное изменение соотношения высокотехнологического и энергосырьевого рынков с сегодняшнего 4:1 до 10:1. Стало быть, наше положение на мировой экономической арене существенно ослабится.
Позиции же Китая резко усилятся. Не исключено, что он займет наше прежнее место и станет новым полюсом в меняющемся мировом порядке. И дело не только в том, что ВВП Поднебесной вскоре сравняется с американским. Или что Китай теперь уже обладатель самых крупных в мире золотовалютных резервов и кредитор № 1 США. Главное состоит в том, что он представляет альтернативный Западу тип развития, иную экономическую модель. Это не капитализм, хотя Китай и проделал за истекшие 33 года немалый путь в направлении рынка. Это и не социализм, хотя теоретики и руководители КПК называют господствующий у них строй «социализмом с китайской спецификой». Здесь правит бал смешанное конвергентное общество с планово-рыночной экономикой, царит симбиоз, по сути дела, новый способ производства, идущий на смену и либеральному капитализму Запада, и социализму, остатки которого функционируют в Северной Корее и на Кубе.
И политически Великий Дракон представляет собой скорее соперника, чем союзника США. Не случайно американские ракеты сегодня в основном направлены на Китай, а не на Россию. Таким образом, выходит, что мир движется к новому биполярному мироустройству, но для нас уже в нем уготовано иное место. И надо смотреть правде в лицо. В сложившихся ныне условиях наши попытки играть в сверхдержаву не имеют под собой достаточных оснований. Кроме того, такого рода акции были бы на руку нашим геополитическим противникам и позволили бы им под разными предлогами восстановить единый антироссийский фронт по образцу антисоветского блока времен «холодной войны».
На февральском, принципиально важном голосовании по Сирии в Совете безопасности ООН мы с Китаем оказались единственными союзниками. На принятие резолюции, открывающей путь к очередной агрессии Запада в ближневосточной стране, было наложено вето. Похоже, что эта линия продолжится и в будущем. А с позапрошлого года Китай стал для нас и главным торговым партнером.
В начале текущего года известный китайский ученый-экономист Ху Анганг, находясь в Москве, представил доклад в Институте Дальнего Востока РАН «Китай и мир к 2030 году» (China and the World by 2030, Hu Angang, Institute for Contemporary China Studies, Tsinghua University, 2012, Moscow). Ху Анганг — профессор Пекинского университета Цзинхуа и директор Центра по исследованию Китая КАН (китайской Академии наук). Центр относится к числу оказывающих влияние на формирование политики КНР «думающих танков». Из доклада следует, что при сохранении нынешних темпов роста (7–8 %) Китай к 2020 году по ВВП нагонит США, а к 2030 году экономика Поднебесной превзойдет американскую экономику более чем в два раза. При этом китайский ВВП на душу населения к 2030 году будет составлять от 52 до 56 % соответствующего показателя США. К этому времени Китай превратится в главный центр инновационного развития. Его научно-технический потенциал составит 30 % мирового — больше, чем у США и Евросоюза вместе взятых. По расчетам Ху Анганга, соответствующая доля России будет равна 2,3 %.
Так как же видится наше расположение на политико-экономической карте мира в будущем?
В оптимистическом сценарии через 10–15 лет мы, удерживая нынешние темпы роста экономики и при сохранении высоких цен на нефть и газ, можем подняться на пятое место в мире по размерам ВВП (после Китая, США, Индии и Японии). В этом случае предполагается также, что политическая турбулентность у нас пойдет на убыль и не выльется в нечто непредсказуемое. Мы не станем экономической сверхдержавой, но перейдем из мировой периферии в число передовых государств.
Но и при таком варианте развития событий слабым местом будет консервация сырьевой хозяйственной структуры, так как в мировой экономике всё большую роль будут играть высокотехнологичные и инновационные компоненты.
Пессимистический сценарий предполагает, что спекулятивный и бюрократическо-олигархический характер российского капитализма не только застопорит перевод экономики на инновационный путь развития, но и чреват провокацией социального взрыва. В таком случае политико-экономические контуры страны не поддаются какому-либо четкому определению.
Во время предвыборных дебатов между Михаилом Прохоровым и Сергеем Мироновым телеведущий Владимир Соловьев задал вопрос — какие страны кандидат в президенты от партии «Справедливая Россия» считает для нас ориентиром? Сторонник социал-демократии назвал скандинавскую группу.
В ней и в самом деле высокий уровень жизни. По ВВП на душу населения Норвегия (84 840 долл. США) занимает 4-е место в мире после Катара, Люксембурга и ОАЭ. В первую десятку по этому показателю входят также Швеция, Дания и Финляндия. Продолжительность жизни в регионе составляет у мужчин в среднем 78 лет, у женщин — 82,6 года. Расходы государственного бюджета в процентах от ВВП здесь выше на 3–5 % по сравнению со средними показателями по Европе. Причем затраты на социальную защиту, здравоохранение, образование и услуги составляют в общих расходах до 80 %. Если сравнить эти же государства по динамике Индекса человеческого развития (синтезированного показателя, учитывающего среднедушевой ВВП, продолжительность жизни и уровень образования граждан) с Великобританией и США, то видно, что социал-демократические страны идут впереди. И по распределению доходов они отличаются в лучшую сторону. Децильный коэффициент (или индекс Джинни) в них значительно ниже, чем у других. Расходы же на исследования и разработки (R&D), напротив, выше, а показатели Швеции и Финляндии превосходят даже японские!
Однако в связи с экономическим спадом на континенте темпы роста скандинавских стран составляют от 1 % (Дания) до 4 % (Швеция). Поэтому наряду с ориентацией на опыт Скандинавии нам следует обратить взор и на практику рекордсменов мирового развития, в частности, таких наших партнеров по БРИКС, как Китай и Индия. Оба государства, как говорилось, показывают преимущества смешанной конвергентной экономики. И наша социальная модель должна воспринимать лучшие и подходящие для нас элементы их формаций и структур. Такая ориентация не противоречит поиску собственного варианта. Но не надо изобретать велосипед, если он уже существует.
Мы уже не раз подробно останавливались на экономических задачах, стоящих на повестке дня. Поэтому лишь подытожим их в самом кратком виде:
1) возрождение планового регулирования на новой демократической основе,
2) демонополизация экономики и усиление её конкурентных начал, 3) улучшение инвестиционного климата с целью привлечения иностранного капитала и прекращения оттока капитала из страны, 4) диверсификация экономики, 5) снижение уровня социального расслоения в обществе.