[54]. В другой раз, в том же году, потерпели от нашествия степняков половцев и таксобичей, под начальством воевод Судемира Кучебича и Горена, верховья реки Уфы. Больше нападений на землю смолян не было.
Таким образом Смоленская земля почти ничего не потерпела от черниговских князей. Но Ростислав, как сам, так и в союзе с Изяславом, много раз проходил с войском по Черниговской земле, опустошая и грабя, разоряя совершенно северные города ее. Так, он в том же году уже успел предать огню соседний черниговский город Любеч (ныне местечко Черниговской губернии Городницкого уезда), богатый и важный город. При этом он, по его собственному выражению, много воевал, т.е. сильно опустошил соседние земли, много зла сотворил Ольговичам.
После разорения Любеча он послал к брату Изяславу, опустошавшему окрестности самого Чернигова, с известием о своих успехах и с просьбою обождать его, чтобы оба могли соединиться и подумать о дальнейшем ходе военных действий. По совету Ростислава, оба соединенных войска отправились в южные пределы Черниговского княжества с целью принудить к битве Ольговичей. Но последнее им не удалось. Между тем они успели разорить несколько городов: Всеволож, Белувежу, Уненеж, Бохмач и взять в плен их жителей. По случаю наступавшей весны князья принуждены были прекратить военные действия и отправиться в Киев. Отсюда по совету Изяслава Ростислав отправился к себе в Смоленск, чтобы там, в союзе с новгородцами, встретить Юрия, если бы он вздумал напасть. Однако нападения не произошло: Юрий прошел мимо Смоленской земли.
Мы не будем следить за ходом борьбы Изяслава с Юрием из-за Киева, в которой участвовали наши князья Ростислав и Вячеслав. В этой борьбе принимала участие вся Русь, поэтому исследование этого времени есть предмет общерусской истории. Мы уже видели причины, по которым Ростислав оказался верным союзником Изяслава. Смоленская земля не была всецело заинтересована в этой борьбе и поэтому не понесла почти никакого ущерба. Мы обратим теперь только внимание на личные отношения двух братьев-союзников в первый период этой борьбы, т.е. до первого изгнания Изяслава из Киева.
Ростислав был самый видный и самый сильный союзник Изяслава; кроме того они были братья, владетели земель, которых экономическое положение крепко связывало; этими обстоятельствами обусловливается то, что они крепко держались друг друга во все продолжение борьбы и притом держались как равные союзники. Вопреки тогдашнему обыкновению, когда великий князь имел некоторое влияние на удельного, когда первый не посылал за советом к последнему, мы видим в отношениях Ростислава и Изяслава полное равенство и уважение друг друга. В военных действиях князья советуются друг с другом; «увидим, что даст нам Бог», говорят они, и собираются для общего совета. Во всем они действуют как равные: «идоста», «слышавша», «посласта» — говорит про них летопись.
Изяслав спрашивает каждый раз мнения у Ростислава, прежде чем начать те или другие действия: Изяслав «нача думати с братом своим». Так, когда северские князья прислали к Изяславу просить мира, он отвечал им: «я пошлю к брату Ростиславу и с ним вместе решу и тогда пошлю к вам своих послов». Ростислав посоветовал брату мириться и тот принял совет. Братья извещают друг друга о всех своих удачах. Характер сношений самый задушевный: извещая об успехах своих под Черниговом, Изяслав спрашивает о здоровье брата: «и тебе, брате, прашаю, в здоровьи ли еси и што ти тамо Бог помогает». Посол Ростислава начинает речь к Изяславу: «Брате! Кланяю те ся, ты еси мене старей, а како ты угадаеши, а яз в том готов есть». Особенно характерна встреча братьев в Смоленске. Изяслав и Ростислав «похвалиста Бога видевшеся брата в здоровьи и пребыста у велицей любви и в весельи с мужи своими и с Смолняны». Братья дарили друг друга — Изяслав произведениями Русской земли (Киевской. — Ред.) и царских земель (т.е. византийских. — Ред.), Ростислав — от Верхних земель и от варяг.
Такое положение князя Смоленского весьма важно: оно указывает и признает полную самостоятельность земли его и ее силу. Своим отношением к Ростиславу, как кровному союзнику, Изяслав, и с ним вместе и другие князья утвердили в глазах всего русского тогдашнего мира полную независимость Смоленской земли.
Как известно, первый период борьбы Мономаховичей за Киев кончился тем, что Юрий водворился в Киеве, а Изяслав был изгнан и ушел на Волынь, во Владимир, Ростислав ушел в Смоленск.
Не таковы были отношения между Изяславом и дядей его Вячеславом. Во весь этот первый период борьбы Мономаховичей летопись о нем упоминает не более трех раз, да и то только как бы случайно, указывая, что и полк, т.е. войско Вячеславово было в числе войск Изяславовых. Очевидно, что обиженный племянником дядя, хотя и примирился поневоле, уступая силе и уму его, но не принимал деятельного участия в войне. Князья о нем как бы забыли, игнорировали его существование и его старшинство в роду; молодые князья действуют, не спрашивая его совета, даже без его личного участия: приходит к Изяславу только полк его.
Из таких отношений между дядей и племянниками можно заключить, что они были не в ладах между собою; вероятно, как Вячеслав и высказывает впоследствии, туровский князь не мог простить более сильному и ловкому племяннику своего позора — удаления с Киевского стола; он молчал только потому, что слабость его страны, нежелание истощать в войнах ее последних средств, а также и отсутствие самодеятельности и энергии в самом князе не позволяли ему вступить в борьбу. С другой стороны и племянники, имевшие, может быть, и еще какие-нибудь поводы к неудовольствию на дядю, не обращали внимания на последнего, более надеясь на свои силы, любовь к ним народа и собственный ум, чем на авторитет малосильного старика дяди.
Естественно, что Вячеслав не был верным союзником племянников Изяслава и Ростислава; он ждал только случая разойтись с ними. Этот случай скоро и представился, когда Юрий, изгнав Изяслава, завладел великокняжеским столом Киевским. Вячеслав и Юрий тотчас же вступили в союз. Юрий был младший брат Вячеслава, но все же для последнего было менее обидно находиться в некоторой зависимости от брата, чем от племянника, относившегося к нему притом свысока. Братья скоро поладили, и Юрий, как увидим, относился с большим уважением к своему старшему брату, советовался с ним и прочее. Одним словом, два сына Мономахова составили между собою такой же союз, как и их племянники Мстиславичи.
Едва только Юрий (будущий Долгорукий. — Ред.) успел утвердиться в Киеве (1149 г.), заключил мирные договоры с черниговскими князьями, причем одному из них, Святославу Ольговичу, он дал Слуцк, Клецк и восточную часть дреговичей, как Изяслав собрал войска и, в союзе с королями польским и венгерским, двинулся на Киев. От этого похода прежде всего должно было пострадать Туровское княжество, так как Изяслав двинулся из соседней Волынской земли. Поэтому Вячеслав, узнав о приготовлениях врага, послал сказать Юрию:
«или ты отдай Изяславу, что он хочет, или иди сюда с полками защищать мою землю. Изяслав говорит мне: будь ты мне вместо отца, иди княжить в Киев, а с Юрием я не могу ужиться; если ты не хочешь принять меня в любовь (т.е. войти со мной в союз) и не пойдешь в Киев княжить, я пожгу твою волость. Теперь, брат, приезжай, увидим, что нам Бог даст, добро или зло; если же, брат, ты не придешь, то не жалуйся на меня (т.е. я могу отступить от союза с тобою), но чтобы моя область не была пожжена».
Юрий, собравши огромное войско, немедленно выступил на помощь к брату; оба союзника сошлись в Пересопнице (ныне местечко на реке Стубле в Волынской губернии). Хотя война собиралась быть грозною, но обстоятельства вскоре заставили одну и другую сторону войти в мирные отношения. Именно иностранные союзники Изяслава, частью из страха пред силою Юрия, частью по своим домашним обстоятельствам, решились помирить спорящих князей. Они послали к Юрию и Вячеславу, прося их помириться с племянником. Дядья ответили, что если они хотят мира, то пусть уйдут со своими войсками, а они сами войдут в соглашение с Изяславом. Поляки и венгры ушли.
Однако князья не могли сойтись в вопросе о новгородских данях, следуемых Изяславу; война возобновилась с новою силою. Дело дошло бы до сражения у города Луцка, если бы не вмешался в дело Владимир Галицкий. Он начал склонять дядей к миру и прощению племянника. После долгих переговоров, хотя сыновья и Ольговичи не советовали Юрию мириться, Владимиру удалось прежде всего склонить к миру Вячеслава; он склонился к миру и любви, потому что, по выражению летописца, он был «незлобив сердцем, хваля преславного Бога и помня писание». Он начал уговаривать брата: «брат, мирись; если ты хочешь не уладившись пойти, то тебе ничего, а мою волость Изяслав пожжет».
Мир был заключен. Придя в Киев, Юрий хотел было передать великокняжеский стол Вячеславу, но бояре воспротивились такому желанию князя, они говорили: «брату твоему не удержать Киева, не будет его ни тебе, ни брату твоему». Партия Вячеслава была, очевидно, еще слишком слаба. Вследствие всего этого Юрий остался сам в Киеве, а Вячеслава послал в Вышгород.
Юрий не по одному братолюбию предлагал Вячеславу великокняжеский стол; к тому его более или менее склоняли обстоятельства. Вячеслав был старший в княжеском роде, притом это был князь миролюбивый, заботящийся об интересах своей земли; все эти его качества должны были составить ему на Руси партию между князьями и народом. Эта партия, очевидно, была слаба, но все-таки заявляла себя при всяком удобном случае. Одна летопись прямо свидетельствует, что сыновья и бояре юрьевы не позволили ему посадить в Киеве старшего брата. Когда последний сел в Вышгороде, его партия возросла, вероятно, вследствие усилившихся неудовольствий против Юрия, которого киевляне вообще недолюбливали. Они начали тайно сообщаться между собою, чтобы посадить Вячеслава в Киев, «любяще убо его, простоты его ради», объясняет летопись. Усилившаяся партия Вячеслава впоследствии, как увидим, даже успела ввести, во время смуты, своего князя в Киев, но ему не удалось удержаться на столе: по прибытии в Киев Изяслава, партия последнего взяла перевес, и Вячеслав удалился в Вышгород.