После службы в Военном министерстве он последовательно назначался на различные штабные и командные должности, пока в 1934 году не стал начальником штаба VI корпуса Войска Польского, дислоцированного в г. Львове.
Вербовочная разработка Лепяжа была начата в середине 1920-х годов, когда внимание вербовщика советской военной разведки Северина Крушиньского было обращено на одного из завсегдатаев многочисленных увеселительных заведений Варшавы. Проведенные через агентуру проверки показали, что Лепяж занимает ответственную должность в организационном департаменте Военного министерства и, по причине пристрастия к алкоголю и низких доходов, уязвим в вербовочном отношении. Крушиньский, выступая в роли коммерсанта и бывшего «товарища по оружию», сумел завязать с Лепяжем «дружбу», благо последний вел чересчур свободный образ жизни даже для офицера польской армии, славящейся своеобразным «шляхетским духом».
Сам Крушиньский имел значительный опыт вербовочной работы, сотрудничая с советской военной разведкой с 1924 года. В то время он замыкался на неназванного помощника советского военного атташе в Варшаве, в 1926 году передавшего его на связь в пражскую резидентуру Разведупра. Проживая в Варшаве, Крушиньский поддерживал связь с Прагой через связника и с использованием почтовой переписки.
Во время одного из застолий, сопровождавшихся немереным потреблением горячительных напитков, Крушиньский между прочим поделился своими «коммерческими» планами относительно снабжения отдельных польских гарнизонов углем по льготным расценкам. Для изучения рыночной конъюнктуры и осуществления своих планов ему якобы требуется сущая безделица: точные данные о местах дислокации (куда посылать коммерческие предложения), сведения о численности личного состава (изучение потребностей в угле), характеристики командиров (можно ли с ними договариваться «полюбовно»).
Лепяж, находившийся под впечатлением от широкого образа жизни преуспевающего коммерсанта, который к тому же оплачивал совместные застолья, сам предложил Крушиньскому снабдить того необходимыми сведениями. На очередной встрече Лепяж дал Крушиньскому ни много ни мало, а «Боевой порядок», в котором в полном объеме содержались данные на все части и соединения Войска Польского. За пользование документом была заплачена круглая сумма. Начало плодотворному сотрудничеству с советской разведкой, таким образом, было положено.
Но до завершения вербовки было еще далеко. На прямое вербовочное предложение Лепяж ответил отказом. Крушиньскому пришлось давить на вербуемого, угрожая обнародовать факт предоставления Лепяжем совершенно секретного документа.
В конце концов вербовка была успешно завершена на основе сочетания мотивов материальной заинтересованности и угрозы разоблачения. Польский офицер, судя по значительным выплатам (до 3000 американских долларов ежемесячно), вплоть до своего перевода во Львов, стал одним из самых ценных источников информации по польским вооруженным силам. Уже после его ареста польские контрразведчики установили, что советская разведка в тот период стала обладателем значительного объема совершенно секретной информации, содержащейся в документах, переданных Лепяжем. К их числу относились материалы по модернизации Войска Польского, сведения о покупке за рубежом вооружения и амуниции, ходе военно-политического сотрудничества с вооруженными силами Франции и Великобритании и т. д. Для Разведупра практически не было тайн в области оценки военного потенциала и строительства Войска Польского.
Для советской разведки перевод Лепяжа во Львов в 1934 году не выглядел предпочтительным, что было связано с резким снижением его информационных возможностей. Видно, материалы о деятельности штаба VI военного округа не особенно ценились в Разведупре, иначе ежемесячные выплаты Лепяжу не составили бы относительно небольшие суммы, от 50 до 300 американских долларов[352].
В 1936 году во время встречи с неизвестным курьером пражской резидентуры ИНО ГУГБ Северин Крушиньский был арестован польской контрразведкой. Чтобы избежать высшей меры наказания, он «сдал» Лепяжа. Обстоятельства своего сотрудничества с Разведупром польский офицер от следствия утаил, совершив в камере в 1937 году самоубийство. Польские власти не стали афишировать свою неудачу и, соответственно, успех советской разведки и дали возможность семье тихо похоронить Лепяжа на одном из варшавских кладбищ.
Летом 1931 года крупным шпионским скандалом были омрачены и без того сложные польско-советские отношения. Начало успешной разработки советских дипломатов и их польского агента было положено 20 мая 1931 года в 19.50, когда бригада наружного наблюдения, следившая за автомобилем советского диппредставительства, установила факт конспиративной встречи вице-консула советского полпредства Гребенчикова с неизвестным поляком. Собеседники, отъехав от места встречи, начали оживленную беседу. По ее завершении Гребенчиков попрощался с неизвестным, который пешком, в сопровождении «наружки», проследовал в центральные кварталы Варшавы, где и ускользнул от слежки. Обстоятельства встречи заставили польских контрразведчиков признать, что на этот раз они вышли на действительно «крупную рыбу». Примечательно, что сотрудники «наружки», осуществлявшие наблюдение, пользовались одним автомобилем и несколькими велосипедами.
К дальнейшей разработке Гребенчикова и поиску его неизвестного агента были привлечены значительные силы наружного наблюдения, пока 1 июня удача вновь не улыбнулась полякам. В автомобиль полпредства, имевшего номерной знак W23824D, сел польский офицер в форме (!) в звании майора. После завершения очередной встречи «наружке» удалось скрытно «довести» неизвестного до дома № 44 на Францисканской улице. Первичные проверочные мероприятия ввергли польских контрразведчиков в «шоковое» состояние: советским агентом оказался майор Войска Польского Петр Демковский, до своего ареста исполнявший обязанности начальника реферата IV отдела Главного штаба Войска Польского[353].
11 июля в 18.00 польский офицер в штатской одежде проследовал в Центральную военную библиотеку, где находился около двух часов. В руках у него была толстая папка. Выйдя из библиотеки, сел в трамвай, на котором проследовал на улицу Польную, где его уже поджидал известный польским контрразведчикам автомобиль полпредства.
Решение о захвате разведчика и агента с поличным принял ответственный за операцию поручик Юлиан Дзевульский, когда ему доложили об очередной тайной встрече советского военного дипломата с польским офицером. Он лично участвовал в операции, находясь в некотором отдалении от места захвата. Перегородив дорогу автомобилю полпредства, поляки открыли его заднюю дверь, где обнаружили майора Демковского и советского военного атташе в Варшаве комбрига Богового. В изъятой папке находился многостраничный документ Главного штаба Войска Польского с грифом «совершенно секретно».
После проверки документов Богового, обеспечивших ему дипломатическую неприкосновенность, его отпустили восвояси. Демковского же доставили в здание расположенного на улице Брацкой, 18, отделения IIб (контрразведывательного), где его начальник майор Шалиньский и начальник 2-го отдела Главного штаба подполковник Тадеуш Пельчиньский провели первый допрос. Было 20 часов 15 минут (!).
В ходе допросов выяснилось, что в конце апреля Демковский обратился в советское полпредство с просьбой о выдаче разрешения на переселение в Польшу его отца, проживавшего в СССР. В советском диппредставительстве он встретил своего знакомого по участию в военных маневрах 1928 года комбрига Богового. Последний пообещал Демковскому оказать содействие в решении его вопроса. В знак благодарности майор спросил, чем он может быть полезен Боговому. Далее последовала беседа в направлении выяснения возможностей Демковского поставлять советским властям требующуюся им информацию военного характера. Такой поворот стал возможен после того, как Демковский сообщил собеседнику, что он с юности испытывает симпатию к коммунистическому движению и только в силу жизненных обстоятельств не стал его активистом. По его словам, в Советском Союзе, кроме отца, у него проживают родные брат и сестра, являющиеся членами партии большевиков.
На просьбу Богового достать мобилизационные документы польского Главного штаба Демковский ответил отказом, пояснив, что по роду своей служебной деятельности он доступа к таким материалам не имеет. Взамен он предложил представить документацию 4-го (расквартирования войск) отдела и часть документов оперативного отдела Главного штаба, которые он может изредка получать для служебных надобностей.
По результатам дальнейшего расследования и судебного разбирательства выяснилось, что Демковский за полгода сотрудничества передал Гребенчикову и Боговому большой объем секретной документации, включая такие важные материалы, как:
– «План боевой подготовки польской армии на 1931 год»;
– «Штатное расписание Главного штаба»;
– «Отчет 2-го отдела о деятельности польской контрразведки за 1929 год»;
– «План обороны страны «С» с многочисленными приложениями, и много другой служебной документации IV отдела Главного штаба.
Польская контрразведка установила, что большинство переданных советским военным представителям документов имело гриф «совершенно секретно» и относилось к строго охраняемой государственной тайне.
18 июля 1931 года в 19.25 бывший майор Войска Польского Петр Демковский по приговору военного трибунала был расстрелян. Боговой, воспользовавшись дипломатической неприкосновенностью, через Данциг отбыл на родину[354].
«Дело Демковского» служит примером немыслимой беспечности и исключительного непрофессионализма Богового и Гребенчикова, которые в светлое время суток (!), на служебной машине полпредства (!!), известной всем полицейским Варшавы, проводят встречи с ценным источником информации, предпринимая лишь жалкие, неуклюжие попытки обнаружить за собой наружное наблюдение (один автомобиль и велосипеды «наружки»). Интересная подробность: водитель автомобиля Иван Соколов, ни до непосредственного захвата, ни пока Демковского «с правой стороны» заднего сиденья автомобиля в течение минуты выволакивали польские контрразведчики, не удосужился предпринять никаких действий, чтобы спасти агента.