Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы — страница 73 из 84

Это даст нам возможность очередной раз убедиться в необходимости «сверхкритичного» отношения к документам советской разведки в целом и конкретным сведениям, содержащимся в них, в частности.

В разделе Справки «Дезинформации немцев о военном заговоре в СССР и участии в нем Тухачевского и других военачальников» в качестве источников сведений о «военном заговоре» названы известные нам агенты ИНО Поссанер, Хайровский и «А-256» (Аугуста). Фактическая сторона вопроса в справке в целом согласуется с опубликованными к настоящему времени источниками. Но авторы документа в оценке поступающих от агентов сведений пошли по простому и непродуктивному пути, что, повторим, было обусловлено конкретным политическим заказом в условиях «хрущевской оттепели». Они стали оценивать не их существо, а личности самих агентов, что привело к недостаточно доказанным суждениям. Другими словами, авторы Справки стали «подгонять» фактуру под заданный политический шаблон.

Из сохранившихся в архивах КГБ СССР дел на указанных агентов были извлечены документы, содержащие их негативные характеристики, высказанные в свое время сотрудниками ИНО в процессе руководства их деятельностью. Но нужно помнить, что это были сомнения практического свойства, от которых зависел исход важнейших разведывательных операций, а не «подсобный» материал для обобщенной справки ЦК КПСС.

Так, например, сотрудник берлинской нелегальной резидентуры ИНО Шнеерсон («Эрих»), у которого на связи находился Поссанер, в своем отчете о встрече от 26 января 1933 года писал: «Парень нахально врет. Денег “Сюрпризу” не дал, а нужного самообладания при всовывании нам фальшивой расписки у него нет… Врал он сегодня не только в связи с деньгами, но вообще, заявив мне на вопрос, почему нет ничего интересного, что Конрад, Росинг и Штельце – все трое заболели, что лишает возможности “Сюрприза” видеться с ними… Я еще раз сегодня подтверждаю свое мнение: с “А-270” больше не тянуть… если он еще сегодня не провокатор, а просто мелкий жулик, то он станет и провокатором из-за колоссальной жадности к деньгам».

Шнеерсон был бы плохим разведчиком, если бы принимал на веру все, что ему говорил Поссанер, и не исходил бы из самой возможности «подставы» последнего со стороны Абвера. Он в своем отчете просто зафиксировал свои сомнения о надежности последнего, основываясь на одном лишь эпизоде «присвоения» Поссанером денег, предназначенных для выплаты Хайровскому. Такие ситуации очень часто встречаются в практике разведработы, и если после каждого недоразумения такого рода на агенте ставить крест, то через короткий промежуток времени резидентуру придется «закрывать на замок» за отсутствием источников информации.

Несмотря на все сомнения такого рода, Лубянка и разведчики в Германии, не в пример авторам Справки, четко разделяли «субъективный» и «объективный» факторы. Они знали, что представлял собой Поссанер как человек, со всей его «жадностью» к деньгам, бахвальством, авантюристическими наклонностями. Причем эти впечатления основывались не только на опыте общения с ним. В проверочных мероприятиях был задействован старый и проверенный агент резидентуры Борнстедт («А-26»), который, являясь владельцем частного детективного бюро, проводил установочные мероприятия и наружное наблюдение за Поссанером. Кроме того, были получены какие-то сведения от другого агента, использовавшегося по линии контрразведки, скрытого под криптонимом «А-252».

Повторим, что единственно верным оценочным критерием «качества» источника разведки является получаемая от него информация. Агент может обладать всеми мыслимыми и немыслимыми пороками, быть самых низких человеческих качеств, что, кстати, в жизни встречается достаточно часто, но если получаемые от него сведения как минимум заслуживают внимания Центра, то его по совокупности всех факторов отнесут к категории «ценных» источников информации.

По этому пути и проводились проверочные мероприятия и в отношении самих агентов, и в оценке поступающей от них информации. Так, в письме ИНО в резидентуру читаем: «В процессе работы с Сюрпризом мы уже располагаем целым рядом совершенно конкретных данных и полагаем, что наша задача должна теперь заключаться в конкретной разработке этих данных, в их проверке и пр., а не в чисто субъективной проверке поведения (агента. – Авт.) и пр. Проверка данных Сюрприза довольно трудна, но остается единственно возможным способом проверки»[425].

В нашем случае ценность Поссанера и Хайровского в глазах тогдашнего руководства ИНО заключалась в том, что они были носителями пусть и противоречивых, но все же в значительной степени достоверных сведений о «закулисье» политической и организационно-практической деятельности НСДАП и германской военной разведки. С декабря 1931 года, когда Поссанер был завербован, он был единственным крупным источником информации по национал-социалистской партии. Резидент в своем отчете писал: «Это наш первый действительно серьезный источник по национал-социалистам, т. е. той самой партии, которая сегодня играет одну из крупнейших ролей и которая за последнее время, одержав ряд побед, готовится к власти. А-270 ценен для нас не только как бывший начальник разведки гитлеровцев, но и как человек, оставшийся сейчас в партии и имеющий действительно крупные связи»[426].

В истории сотрудничества Поссанера с советской внешней разведкой, таким образом, нужно разделять два условных этапа. С момента его вербовки и использования в качестве самостоятельного источника информации, в основном о деятельности аппарата НСДАП и ее разведки, и после – когда, исчерпав свой собственный «информационный ресурс», он стал «ретранслятором» сведений одного из своих субисточников – Хайровского, который, в свою очередь, черпал их у фон Берга. Но, анализируя направление движения информации о «военной партии», мы всегда должны помнить, что ее первоисточником был все же советский военный атташе в Берлине Зюсь-Яковенко.

Нам сейчас известно, что Поссанер на первом этапе сотрудничества полностью оправдывал свое назначение. Он представил большое количество информационных сообщений о структуре и механизмах функционирования аппарата НСДАП и ее разведки, дал объективные характеристики многим нацистским руководителям, но, находясь во внутрипартийной оппозиции, со временем утратил свои информационные возможности. И надо ж такому случиться, что его «информационные проблемы» пришлись на период углубления конфликта с нацистским руководством.

Доверие к Поссанеру, проявленное на первом этапе сотрудничества, было обусловлено также тем фактом, что его информация была частично подтверждена сведениями другого советского агента – «Доктора Хитлера». Под таким необычным псевдонимом скрывался один из активистов НСДАП, доктор медицины Карл Хаймзот, завербованный при непосредственном участии неутомимого Романа Бирка.

Но основной причиной доверия к Поссанеру на первом этапе сотрудничества стало его участие в «деле Доброва». Чтобы оценить добросовестность Поссанера в работе на советскую разведку, напомним читателю канву этого «дела».

Старый и проверенный агент ЭКУ ОГПУ (позже ИНО) Александр Матвеевич Добров, исполняя обязанности сотрудника аппарата ВСНХ, в 1931 году был направлен за рубеж с важным и ответственным заданием внедрения в национал-социалистские круги и агентурный аппарат английской разведки. Замысел операции базировался на существовании в СССР якобы оппозиционной группы, ставящей своей целью борьбу с советской властью. Элементом этой борьбы являлось установление конспиративных отношений с представителями высшего руководства нацистской партии для последующей координации совместной деятельности. Доброву удалось выполнить часть своего задания. При посредничестве «эксперта» Абвера Гаральда Зиверта он сумел завязать необходимые контакты с важным функционером НСДАП Альфредом Розенбергом с перспективой их продолжения.

Тайная миссия Доброва стала известна Поссанеру как руководителю подразделения разведки НСДАП, и на одной из первых встреч с сотрудниками берлинской резидентуры ИНО он рассказал о факте и содержании переговоров. В Берлине не знали об этой операции своих коллег из ЭКУ ОГПУ и в срочном порядке проинформировали Лубянку о существе дела. Артузов, к которому попало сообщение из Берлина, распорядился прекратить дальнейшие действия по перепроверке информации.

Если бы Поссанер, предлагая свои услуги советской внешней разведке, действовал по отношению к ней нечестно или под контролем германских спецслужб, он ни при каких обстоятельствах не сообщил бы об участии нацистского руководства в этой исключительно секретной операции. Кредит доверия был, таким образом, открыт.

К началу 1933 года сведения Поссанера – Хайровского о «военной партии» стали предметом самого строгого и пристального внимания Центра, обусловленного самим характером «взрывоопасного» материала. Из отрывочных данных можно предположить, что анализу подвергались любые сомнительные моменты в работе и поведении связки двух агентов. И это вполне объяснимо и оправданно. Одно дело информация о партийной и разведывательной «кухне» нацистов, другое – подозрения в заговоре в отношении ведущих военных деятелей своей страны.

В одном из писем ИНО в резидентуру читаем: «Вносим разъяснения нашей директивы. Развитие дела “Сюрприза” внушает опасения по той причине, что сообщения о способе получения материалов, сами материалы, а также факт подслушивания малоправдоподобны».

Сомнения в добросовестности Поссанера у Шнеерсона вызывали не только характер самих материалов, но и способ их получения.

В частности, в письме от 19 января 1933 года он пишет: «…как “Сюрприз”, не работавший непосредственно в Абвере, может узнать настоящие фамилии агентов в чужой стране просто так. Ведь допустить, что в Абвере дела поставлены так скверно, что “Сюрприз”, являющийся только экспертом по делам авиации, не получающий даже от мини