Очерки истории Франции XX–XXI веков. Статьи Н. Н. Наумовой и ее учеников — страница 49 из 123

Н.Н.] длится не более шести месяцев»[760].

Разработчики конституции 1946 г. намеревались обеспечить стабильность и авторитет правительства, приспосабливая английскую модель к французской политической традиции, в частности в том, что касается роли премьер-министра (в Четвёртой республике он назывался председателем Совета министров). «Президент Республики, – писал в докладе член МРП Поль Кост-Флоре, представлявший второй конституционный проект в Собрании, – назначает председателя совета министров, что обеспечивает его независимость. Но прежде чем он сформирует свой кабинет, Национальное собрание должно облечь его доверием, проголосовав открытым голосованием, при этом председатель должен получить абсолютное большинство голосов депутатов, что обеспечит его авторитет»[761]. Это хитроумное решение позволяло совместить назначение премьер-министра президентом, как во времена Третьей республики, с его выбором депутатами, как то предусматривалось в проекте (отвергнутом) первого Учредительного собрания. Правительство, сформированное таким образом, могло быть ниспровергнуто лишь в соответствии со строгим параллелизмом установленного порядка, т. е. в результате отказа в доверии также абсолютным большинством голосов. Введение подобной процедуры становится понятным в контексте политической ситуации, сложившейся во Франции в 1945–1946 гг. Конституция Четвёртой республики основывалась на политической гипотезе, что соглашение между тремя правительственными партиями (МРП, социалисты, ФКП), пришедшими к компромиссу, результатом которого она и явилась, должно было продолжаться в правительственном большинстве. Только согласие крупных дисциплинированных партий могло сделать действительно эффективным механизм двойного абсолютного большинства, требуемого для формирования и смены правительства. Таким образом, в отличие от Великобритании, где монистический парламентский режим[762]связан в первую очередь с политическими институтами, во Франции его функционирование зависело от структуры политических сил. «Исполнительная власть является и не может не являться только строгим отражением Законодательной власти, – писал Б. Шантебу о сути взаимоотношения властей в Четвёртой республике. Если внутри неё существует стабильное и дисциплинированное большинство, те же стабильность и дисциплинированность окажутся и внутри правительства»[763].

Однако единство «трёхпартийной коалиции» оказалось кратковременным, и весной 1947 г. она вдребезги раскололась. В условиях нараставшей «холодной войны» ФКП была отстранена от управления страной и перешла в постоянную оппозицию буржуазным кабинетам Четвёртой республики. «Уход» министров-коммунистов из кабинета П. Рамадье отечественный историк М.М. Наринский совершенно верно оценивает как ненормальную политическую ситуацию, ибо «удаление из правительства представителей первой партии Франции противоречило духу республики, подрывало основы её стабильности»[764].

Тогда же политический режим столкнулся с другой, уже правой, оппозицией в лице деголлевской партии Объединение французского народа (РПФ), которая официально заявила о своей борьбе против «слабого режима партий» и отказывалась вступать в любое правительственное большинство[765]. В итоге, системе Четвёртой республики в 1958 гг. перманентно противостояли две крупные оппозиции – голлистская и коммунистическая: «они обе играли против режима, при этом ФКП принадлежала четверть голосов избирательного корпуса»[766]. Следует также добавить, что с 1951 г. по 1956 г. в оппозиции к политической системе находилась ещё одна массовая партия – социалистическая. А когда в 1953–1955 гг. партия РПФ фактически прекратила свою политическую деятельность, ей «на смену» пришло крайне правое, националистическое движение П. Пужада, резко критиковавшее «слабую» парламентскую республику. В результате, правительственное и парламентское большинство оказалось разнородным и нестабильным, представленным чаще всего совокупностью «второсортных», маловлиятельных группировок, вынужденных договариваться друг с другом часто на беспринципной основе. Правительство могло опираться в своей политике только на это шаткое и временное большинство. Вопрос о доверии перестал быть торжественным взятием обязательств, как того хотели создатели конституции, и превратился в обычное полюбовное разрешение споров, и никакая дисциплина большинства не обеспечивала нормального урегулирования отношений между правительством и депутатами. В течение первой легислатуры (1946–1951 гг.) вопрос о доверии ставился 45 раз, 73 во время второй (1951–1956 гг.) и 46 в период третьей (1956–1958 гг.). К тому же, по справедливому утверждению крупного французского юриста Ж. Веделя и не менее известного политолога М. Дюверже, конституционная практика Четвёртой республики «исключила из политической жизни избирателей [референдум не предусматривался – Н.Н.], с которыми никогда не советовались по важным проблемам страны»[767]. Этот феномен М. Дюверже назвал «отсутствующий народ», а Б. Шантебу «парламентским суверенитетом»[768]. Трудно не согласиться с мнением ещё одного французского историка – С. Миласича, который пишет: «На волне развития политики партии как основные действующие акторы вышли за рамки своих представительских функций, порою подменяя собой суверенный народ»[769].

Таким образом, многопартийность в условиях парламентской системы власти привела к установлению во Франции «режима Собрания». Этот режим по своей сути был умеренным: «в политической практике крайние силы автоматически оказались отстраненными от власти, а управлял Центр», внутри которого на первый план выдвигались представители то правого, то левого фланга, что позволяло ему «постоянно оставаться у власти», хотя и переживать бесконечные смены правительства[770]. По свидетельству председателя СМ (1954–1955 гг.), левого радикала П. Мендес Франса, в годы Четвёртой республики «вся политическая власть в действительности сконцентрирована в руках Национального собрания. Оно не только осуществляло законодательную власть, но – с помощью различных легальных методов и всякого рода уловок – парализовало правительственную деятельность. Постоянно под угрозой отставки, лишённая любой перспективы выживания, исполнительная власть была неспособна продемонстрировать независимую волю. Всё время уступая давлению, домогательствам, она усиленно пыталась примирить несовместимые интересы. Иммобилизм стал ценой этих уловок… Двадцатка людей в должности министров заседала в Национальных палатах, но они не могли ничего решить, ничего предпринять, ничего закончить из того, на что они были способны»[771].

* * *

Второй причиной слабости и нестабильности Четвёртой республики явилась практика использования «двойной инвеституры». По убеждению составителей конституции 1946 г., персональная инвеститура председателя Совета министров придаст ему авторитет, необходимый для формирования своего кабинета. Но практически сразу же после её принятия – ещё в период существования трипартизма – «дух Конституции был изменён, а попытка…укрепить власть Председателя Совета министров над министрами провалилась»[772]. Прецедент был создан в январе 1947 г., когда социалист П. Рамадье при формировании правительства столкнулся с большими трудностями: коммунисты потребовали предоставить им одно из трёх главных министерских постов – иностранных дел, национальной обороны или внутренних дел, против чего выступили депутаты МРП, ориентировавшиеся на сближение Франции с США и опасавшиеся в случае уступки ФКП «потерять американскую дружбу и свободу граждан». После многочисленных консультаций с представителями трёх ведущих партий Рамадье принял решение о составе будущего кабинета, которое – чтобы не было никаких кривотолков – он поставил на голосование парламентариев в качестве вопроса о доверии по составу его правительства»[773].

Так появился прецедент, закреплявший право контроля депутатов над выбором министров и их подчинение партиям и Национальному собранию. По словам С. Бернстайна, Рамадье превратил политический режим Четвёртой республики «в режим партий, предоставив им хлопоты по назначению обладателей портфелями [министров – Н.Н.] и заключив с Собранием молчаливый договор, который делал из него арбитра Исполнительной власти»[774]. Так, помимо законодательных текстов зародилась неупомянутая в конституции практика «двойной инвеституры». Она часто приводила к тому, что получавший абсолютное большинство голосов председатель Совета министров не мог добиться одобрения состава своего кабинета. Кандидатуры министров порой не удовлетворяли политические амбиции многочисленных партийных группировок, выдвигавших собственных претендентов, что вело к новым правительственным перетасовкам и кризисам.

В подобной ситуации приходилось использовать «различные механизмы предупреждения или сокращения [длительности – Н.Н.] этих кризисов»[775]. Во имя предотвращения слишком быстрого «взрыва» правительственных коалиций и продолжения существования кабинетов приходилось постоянно примирять или согласовывать точки зрения различных партий, представители которых входили в Совет министров, или отказываться от выдвижения на рассмотрение тех проблем, которые рисковали вызвать несогласие между ними. Вот почему депутаты старались выбрать председателя СМ не из числа настоящих лидеров, а среди «посредников-соглашателей». С другой стороны, они избегали обсуждать проблемы по существу дела. Например, в течение всех восьми лет колониальной войны в Индокитае (1946–1954 гг.) ни в Совете министров, ни даже в Комитете национальной обороны не поднимался вопрос о целях войны. Все понимали, что, если его официально поставить на обсуждение в государственных инстанциях, министры, то есть партии, которые они представляли, ни за что не смогли бы договориться, и это вызвало бы серьёзный правительственный кризис. Вот почему кабинеты часто не имели чёткой стратегии осуществления преобразований в большинстве областей общественной жизни; они могли лишь добиваться проведения отдельных мероприятий, ослабляя тем самым дееспособность политической системы.