В середине мая 1968 г. (14–18 мая) президент де Голль находился с запланированным официальным визитом в Румынии. Именно на это время пришелся новый подъем протестного движения, как молодежного, так и рабочего. Участники манифестаций, как уже упоминалось, захватили театр Одеон; 15 мая такая же судьба постигла территорию государственного автомобильного концерна «Рено», Национальное общество железных дорог Франции и Автономный оператор парижского транспорта. Со страниц газеты «Монд» раздавались все новые и новые обвинения в адрес правительства: в пассивности, неуклюжести действий, в отсутствии четкой программы реформ. По ее утверждению, «поступки власти стали главной причиной разрастания выступлений. Политика правительства еще раз с треском провалилась, продемонстрировав непонимание глубоких устремлений страны и молодежи»[836].
Казалось, что Франция, стояла на пороге анархии. Число бастующих к 18 мая достигло 9 млн. человек, ситуация вышла из-под правительственного контроля. К беспорядкам добавились и транспортные забастовки – еще один важный вопрос, требовавший немедленного разрешения, т. к. без слаженной и стабильной работы системы перевозок невозможно было осуществлять поставки продовольствия и лекарств. Однако, считал Помпиду, апогей протестных выступлений уже достигнут, и скоро забастовочное движение пойдет на спад.
В тот же день в телефонном разговоре с президентом Помпиду уговаривал его не возвращаться из поездки раньше срока: «Вы не можете вмешиваться, мой генерал. Пока слишком рано. Поспешный приезд только драматизирует ситуацию»[837]. Как известно, бездействие в трудную минуту было несвойственно де Голлю, разговор спровоцировал у него недоверие к премьер-министру и правительству, которых он корил в ошибках и промедлении, что, по словам президента, «чуть не привело к падению Республики» [838]. Де Голль все же вернулся в Париж, где потребовал от Помпиду «объяснений усугубившегося кризиса». По его убеждению, власть в республике «была осмеяна, в стране царила анархия и всеобщая забастовка»[839], хотя Помпиду заверял президента в том, что «через 8–10 дней протестное движение успокоится»[840].
К 20-м числам мая ситуация накалилась настолько, что советник де Голля Ж. Фоккар «опасался свержения режима»5. Тогда же левая оппозиция поставила на повестку Национального собрания вопрос о недоверии правительству Помпиду, который, правда, не набрал нужное количество голосов депутатов. Именно в это время министр внутренних дел К. Фуше принял решение о депортации одного из самых известных лидеров гошистов Кон-Бендита в Германию, что вызвало новый всплеск протеста студенческой молодежи, который, однако, как и предвидел Помпиду, не нашел отклика у многих рабочих. ВКТ высказалась резко против митинга солидарности с гошистами в Латинском квартале, полагая, что он лишь подталкивает студентов к анархизму. Профсоюзные организации ВКП и Французской конфедерации христианских трудящихся в совместной декларации объявили о своей готовности начать переговоры с правительством, и Помпиду согласился их принять[841].
24 мая, через целых 5 дней после своего прибытия, что свидетельствует о растерянности и отсутствии четкого плана действий, Шарль де Голль обратился к французам с речью по радио и телевидению из Елисейского дворца. Генерал заявил о необходимости реорганизации высшего образования и о реформе экономики «с целью ее приспособления к национальным и международным интересам». Президент высказался за увеличение доли участия французского населения в управлении страной и пообещал как можно быстрее провести референдум, по его словам, «единственный легальный способ выражения гражданского мнения»[842]. На голосование предполагалось поставить вопрос о «формах участия» трудящихся в управлении предприятиями. Реализация данной программы, инициированной левыми голлистами во главе с Л. Валлоном и Р. Капитаном, стала одним из важных пунктов социальной политики голлизма как выхода из тупика классового противостояния весны – лета 1968 г. По поводу результатов будущего референдума де Голль пообещал следующее: «В случае вашего «нет» я больше не буду удерживать мой пост, если вы ответите «да», это явится проявлением вашего доверия. Изменения произойдут во всех структурах общества»[843].
Вопреки ожиданиям президента предложение об организации плебисцита не прекратило манифестации и не успокоило народ, наоборот, оно лишь ожесточило протестующих. Таким образом, де Голлю не удалось в тот момент уловить суть общественного запроса именно на быстрые и радикальные реформы, а не на референдум, который казался ему главным способом «посоветоваться» с народом[844]. По мнению газеты «Фигаро», «эта речь [выступление президента де Голля 24 мая – Н.Н.] уже ничего не изменит. Все то, что он сказал, ничуть не умалило воли народа [к переменам – Н.Н.]. Кажется, генерал не понимает, что истинной причиной [кризиса – Н.Н.] является сущность его режима. Он просит о доверии тогда, когда ему в нем отказывают наиболее ясным способом»[845].
Правительственные структуры более чутко и адекватно оценили общественные настроения, и 25 мая Помпиду пригласил представителей профсоюзов и НСФП[846]в министерство социальных дел на улице Гренель для переговоров. Однако предложенные правительством повышение заработной платы и другие социальные уступки ВКТ посчитала недостаточными мерами для прекращения забастовки. Даже проголлистское издание «Насьон» первоначально расценило диалог как неудачу правительства[847]. Тем не менее, 27 мая 1968 г. Ж. Помпиду все же удалось подписать Гренельские соглашения с лидерами профсоюзов и предпринимателями, которые привели к примирению с властями[848]. В обстановке социального хаоса де Голль охарактеризовал Гренельские соглашения как «правительственный провал и преступление границы возможностей французской экономики», утверждая, что над страной «нависла угроза гражданской войны»[849]. Премьер-министр, комментируя переговоры в министерстве по социальным вопросам, признал, что они проходили в тяжелой обстановке: «Легко рассуждать о том, что уже свершилось. Я в одиночестве встретился лицом к лицу с профсоюзами и уверяю вас, разработка протокола стоила больших усилий»[850]. Однако необходимо признать: хотя правительству не удалось полностью разрешить острую социальную обстановку на национальном уровне, Гренельские соглашения стали важным шагом на пути преодоления кризиса, показав желание и возможности противоборствующих сторон договориться и не допустить усугубления политической нестабильности.
Студенты, не приглашенные в министерство социальных дел, еще до завершения переговоров объявили о проведении 27 мая митинга на стадионе Шарлетти. Шествие было официально разрешено, так как его запрет спровоцировал бы новые масштабные столкновения. Митинг стал очередной попыткой организовать оппозиционное движение голлистскому режиму под лозунгом: «Де Голля в отставку!», «Власть рабочим!»[851]. Однако реальных результатов он не достиг: демонстрантам не удалось укрепить и расширить социальную базу протестных настроений.
Митингом воспользовалась левая политическая оппозиция, требуя по сути конституционных изменений. Речь шла о проведении по ее инициативе внеочередных парламентских выборов и выдвижении своих кандидатов: на пост президента – Ф. Миттерана, а главы «Временного правительства» – левого радикала П. Мендес-Франса. Ш. де Голль был обеспокоен этими заявлениями. Именно тогда он впервые поднял вопрос об использовании вооруженных сил в ходе майских событий. Премьер-министр отдал распоряжение перевести бронетанковое соединение, расположенное в Версале, к Парижу. По его признанию, «ФКП не расценивала ситуацию как революционную. Но если бы коммунисты решили действовать, я бы пустил в ход танки»[852].
29 мая по инициативе ВКТ и ФКП по Франции прошли новые демонстрации, призывавшие к образованию «народного правительства», которые, вопреки опасениям французского руководства, закончились без нарушений общественного порядка, хотя и показали мощь протестного потенциала противников голлистского режима.
Переломным событием в социально-политическом кризисе мая-июня 1968 г. во Франции можно считать тайный отъезд де Голля в ФРГ[853]. 29 мая, в среду, когда обычно проходили заседания Совета министров, генерал отправился в свое имение в Коломбэ, но в место назначения не прибыл. Вместе с женой и сопровождением он улетел на вертолете в Баден-Баден, где располагалась ставка французских войск в Западной Германии. Там де Голль попал «в привычную атмосферу армейского братства» и встретился с генералом Массю, чтобы заручиться поддержкой вверенных ему военных сил для подавления протестного движения в случае усугубления внутриполитической ситуации. По свидетельству Ж. Помпиду, именно Массю, вовсе не расценивавший ситуацию во Франции как критическую, «своим мужеством и верностью вернул решимость де Голлю»[854]; он же убедил президента как можно быстрее вернуться в Париж. Пробыв в Баден-Бадене полтора часа, де Голль улетел назад во Францию.