авт.] в коммунистической прессе, я не хотел верить этому и ушел в отставку с поста вице-президента [партии – авт.] только после того, как эту новость подтвердил мне сам г-н Фланден. Подобное отношение бывшего председателя Совета министров я считаю непростительным … Таким образом он просто поздравляет канцлера Гитлера после того, как уступил ему! На самом деле я ценю человека, который, подвергнувшись нападению, отдает свой кошелек. Но не вижу повода радоваться». Впрочем, вышеназванные политики не смогли повлиять на общие настроения, склонявшиеся в пользу договоренностей с Германией.
Отличную от многих видных политиков «Демократического альянса» линию занял бывший председатель Совета министров Франции (в 1929–1930 и 1932 г.) Андре Тардьё. С годами взгляды политика и члена руководства «Демократического альянса» становились все более консервативными. Последовательный противник Мюнхенского соглашения, он сделал свою позицию достоянием общественности, регулярно выпуская статьи в номерах правой газеты «Грэнгуар». На протяжении весны-осени 1938 г. А. Тардьё призывал поддержать Чехословакию и не позволить Гитлеру усилиться за ее счет. Он доказывал, что в случае начала войны как следствия чехословацкого кризиса французы будут сражаться не за чехов: «Мы будем сражаться, как всегда в истории, за себя, с немецким колоссом … выстроенным против нас в самом сердце Европы» [38]. Бывший глава правительства в отличие от большинства правых и правоцентристов был уверен, что войны не избежать, а захват Судет станет лишь «первым актом этой пьесы»: «[затем последует захват Балканских государств – авт.], которые, обеспечив Германию поставками пшеницы, мяса, масла и руды, сделают ее непобедимой в следующей войне» [38]. Для Тардьё Мюнхенское соглашение стало самым главным успехом Германии послевоенного времени. Политик призвал лидеров Франции отказаться от пассивности последних лет и занять жесткую линию в отношении Гитлера, «чтобы столь серьезные жертвы не оказались напрасными». Однако к осени 1938 г. Тардьё уже не участвовал в управлении государством и в принятии властных решений, сохраняя за собой лишь возможность оказывать влияние на общественное мнение через СМИ.
К людям правых политических взглядов, сыгравшим немаловажную роль в истории Третьей республики, безусловно, можно отнести и полковника де Голля, будущего главу антифашистского патриотического движения «Свободная Франция», Временного правительства (1944–1946 гг.) и основателя Пятой республики [11; 39; 40; 41].
Для де Голля как военного внутриполитическая ситуация во Франции 1938 г. и внешнеполитические вызовы, с которыми в это время столкнулась страна, однозначно указывали на серьезный кризис парламентского режима и неумолимое приближение новой большой европейской войны. Де Голлю, несмотря на его обоснованную критику разработанной во второй половине 20-х гг. во Франции оборонительной военной доктрины и призыв как можно скорее сформировать бронетанковые войска и усилить авиацию новыми, современными машинами, не удалось найти широкого отклика на его предложения ни в военных, ни в политических кругах. Пожалуй, единственной значимой политической фигурой, открыто и искренне разделявшей опасения де Голля, являлся П. Рейно, благодаря хлопотам которого он со второго раза получил чин полковника, в котором ему в 1936 г. отказал военный министр генерал Морэн, считавший де Голля «выскочкой» [39, p. 100–101].
В ходе чехословацкого кризиса де Голль осудил принуждение ЧСР к передаче Судет Германии и непоследовательность действий кабинета Даладье. Для него подобная ситуация явилась еще одним свидетельством растерянности и ошибочности позиции большинства представителей правительственного лагеря, не понимавших, какие непоправимые беды и угрозы для Франции несли их уступчивость Третьему Рейху и неумение сплотиться, услышать друг друга, когда «враг стоит у ворот».
Осенью 1938 г., фактически в дни кульминации чехословацкого кризиса и проведения Мюнхенской конференции, увидела свет последняя из четырех книг, написанных де Голлем в межвоенный период. Она называлась «Франция и ее армия» [42], и в ней де Голль писал о необходимости превращения французских вооруженных сил в современную армию с боевой наступательной доктриной и с новыми видами вооружений, гарантировавшими ее победу. «Это было, – отметит де Голль позже в мемуарах, – моим последним предупреждением, с которым я – со своего скромного поста [В 1937 г. полковник де Голль получили новое назначение – возглавить 507-й танковый полк, расположенный в городе Мец около границы с Германией – авт.] – обращался к родине накануне катастрофы» [43, c. 56]. По его признанию, «упорство правительства в отстаивании оборонительной военной системы, в то время как немцы проявляли в Европе крайний динамизм, слепота политического режима, занятого всякими пустяками перед лицом готовой ринуться на нас Германии, глупость ротозеев, приветствовавших капитуляцию, – все это по сути дела было результатом глубочайшего национального самоотречения, против которого я был бессилен» [43, c. 56].
Первые впечатления о готовившейся сдаче Судет Третьему Рейху де Голль 21 сентября 1938 г. описал в письме своему близкому приятелю Эмилю Мейеру, полковнику в отставке, журналисту и военному историку: «Как француз и солдат я просто сгораю от стыда из-за капитуляции нашей страны без всякого боя» [44, p. 24]. Еще в 1936 г., вскоре после оккупации Германией – в нарушение статей Версальского договора 1919 г. – демилитаризованной Рейнской области, де Голль с горечью отмечал, что многие французы поверили в желание Гитлера добиться «европейского мира»: «Взамен ему надо лишь уступить Центральную Европу и Украину. Но я абсолютно убежден, что это – лицемерие и что главная его цель изолировать и раздавить Францию, как он и написал [об этом – авт.] в «Майн Кампф». Поэтому мы должны соглашаться на помощь любого в нашей борьбе против Германии, даже русских военных сил [Речь идет об оценке де Голлем советско-французского договора о взаимопомощи 1935 г. – авт.]». Де Голль искренне полагал, что следовало «собрать против Германии всех тех, кто готов ей противостоять, преградить ей путь к войне и, если она ее все-таки развяжет, победить» [45, p. 442]. Однако в кругах французской политической элиты царили иные настроения. Ослепленные антикоммунизмом, представители правых и правоцентристских партий не желали увидеть нараставшую в Европе угрозу, которая исходила от не встречавшей никакого реального противодействия своей агрессии Германии.
Во время урегулирования чехословацкого кризиса в пользу интересов Германии де Голль в письме своей жене Ивонне написал: «Моя дорогая женушка! Как всегда, мы капитулируем без боя перед наглыми требованиями немцев и выдаем общему врагу наших сторонников – чехов. Немецкие деньги и итальянские монеты потоками текут в эти дни в руки французской прессы, особенно так называемой «национальной» прессы (Жур, Грэнгуар, Журналь, Матэн и т. д.), чтобы убедить наш несчастный народ в необходимости идти на уступки и терроризировать его картинами войны. Не ослабевает волна унижений. В конце концов мы лишимся колоний, затем Эльзаса и т. д., если только взрыв оскорбленной чести не разбудит нацию и не отправит предателей в казематы» [45, p. 473–474].
1 октября 1938 г. де Голль вновь упомянул в письме жене об итогах Мюнхенской конференции: «Ну вот вам и ослабление напряженности. Французы, как скворцы, испускают крики радости, в то время как немецкие войска триумфально входят на территорию государства, которое мы сами же и создали, чьи границы гарантировали и которое было нашим союзником. Понемногу мы привыкаем к отступлению и унижению до такой степени, что это становится нашей второй натурой. Мы изопьём эту чашу до дна» [45, p. 476].
В «Военных мемуарах», опубликованных через 10 лет после освобождения Франции, де Голль подтвердил свои мысли и опасения, высказанные за год до начала Второй мировой войны. По его убеждению, ни на одно агрессивное действие Гитлера, будь то введение всеобщей воинской обязанности в 1935 г., занятие Рейнской области, аншлюс Австрии в марте 1938 г. или передача Германии Судетской области, свидетельствовавшее о намерениях Гитлера разорвать Версальский договор и завоевать «жизненное пространство» для Третьего Рейха, французский правящий режим, разобщенный, «обреченный на застой из-за слабости государственной власти и постоянных политических разногласий», не сумел дать достойный ответ [43, c. 55–57].
Де Голль, военный, человек консервативных взглядов и традиционного буржуазного воспитания, смог подняться выше руководства предвоенной Франции, увидев, у какой глубокой пропасти стоит его страна и армия, управляемая недальновидными политиками и проникнутыми «духом оборончества» военными.
Де Голль винил политическую элиту в «деморализации режима», неумении и нежелании сплотиться перед нависшей над страной опасностью, в «робких и нерешительных попытках» осуществить модернизацию вооруженных сил и укрепление национальной обороны. У полковника не было возможности использовать парламентскую трибуну или министерский пост, чтобы остановить «этот медленный упадок Франции». Защищать ее де Голлю пришлось на поле боя, а осенью 1938 г. пережить один из «актов трагедии, [в которой – авт.] Франция играла роль жертвы, ожидающей, когда наступит ее черед» [43, c. 56].
Исследование показало, что французский правый лагерь не был един в оценках хода и результатов чехословацкого кризиса, которые стали ярким примером политики «умиротворения» Германии, в последние предвоенные годы «красной нитью» проходившей через всю внешнеполитическую стратегию Третьей республики. Решения Мюнхенской конференции подпитывали дальнейшую агрессию Третьего Рейха и провоцировали его на экспансионистские действия в условиях их «попустительства» со стороны ведущих европейских держав. Франция ни с точки зрения ее военной мощи, ни политически оказалась не готовой к сопротивлению германскому напору, а ее политический класс склонялся к договоренностям с Третьим Рей