Литература
Изменения во вкусах и интересах правящих кругов итальянского и особенно флорентийского общества, происходящие во второй половине XV в., наиболее ярко чувствуются в литературном творчестве группы поэтов, окружающих Лоренцо Великолепного и в первую очередь в его собственном творчестве. Совмещая качества крупнейшего политического деятеля с талантом ведущего поэта своего времени, Лоренцо Медичи писал много и в разных жанрах. Здесь и экстатические религиозные гимны, и утонченные любовные сонеты, и шуточная, пародирующая Данте поэма в терцинах, в которой показываются известные пьяницы Флоренции, и замечательная своей непосредственностью и свежестью поэма в октавах «Ненчия да Барберино», в которой воспевается любовь простого деревенского парня к крестьянской девушке Ненчии.
По своим настроениям и характеру близки к стихотворениям Лоренцо и произведения его друга и сподвижника — гуманиста и поэта Анджело Полициано (1454–1494). Он пишет большие латинские поэмы философско-дидактического содержания и лирические стихи, в которых элегантный и гибкий классический латинский язык с блестящей точностью передает тонкие переживания придворного эпикурейца.
Не менее характерно для этой культуры и творчество другого члена медичейского кружка — Луиджи Пульчи (1432–1484), в первую очередь его имевшая исключительный успех рыцарски-фантастическая поэма в октавах «Морганте». Рассказы о рыцарях «Круглого стола», чрезвычайно распространенные во всем западном феодальном мире, не только не привлекали внимания гуманистов, преклонявшихся перед античностью, но и вызывали их презрение. Только бродячие народные певцы продолжали, не обращая внимания на презрение гуманистов, распевать на дорогах и улицах Италии песни о рыцарях.
В поэзии утонченных и утомленных всяческими удовольствиями придворных Лоренцо Великолепного, для которых идеалы гуманизма были уже докучливыми и устарелыми, несколько ребяческие, фантастические, героические и любовные приключения паладинов Карла Великого приобретают новую жизнь. Воскрешение рыцарской поэзии именно во Флоренции, в течение двух веков бывшей центром антифеодальной культуры, чрезвычайно симптоматично для тех глубоких сдвигов, которые происходят во всей жизни полуострова к концу XV в.
О xаpaктepности появления и особенно успеха рыцарской тематики у Пульчи свидетельствует создание в те же годы в небольшой, всегда сохранявшей феодальные черты Ферраре второго рыцарского романа-поэмы — «Влюбленный Роланд», оказавшей громадное влияние на дальнейшее развитие итальянской культуры. Автор ее Маттео Мария Боярдо (1434–1494) подходит к рыцарскому сюжету вполне серьезно, без гротескной насмешки Пульчи. В звучных, хотя и несколько наивных стихах, он воспевает богатырские подвиги и возвышенные любовные страсти своих героев, явно восхищаясь ими и выдвигая их как образцы для подражания. Так, культура Возрождения, сформировавшаяся в обстановке ожесточенной борьбы не на жизнь, а на смерть с феодализмом и его носителями — рыцарями-феодалами, к концу XV в. приходит к возвеличению этих самых рыцарей-феодалов.
Творчество Альберти и Филарете стоит на границе Изобразительное между точными науками и изобразительными искусствами, для которых вторая половина XV в. является периодом исключительного расцвета. Основы нового стиля, нового понимания искусства, заложенные в прошлые десятилетия творцами-новаторами Мазаччо, Донателло и Брунеллески, теперь получают всеобщее распространение. На их базе работают, их развивает большое количество художников, скульпторов, архитекторов как во Флоренции, так и вне ее, по таланту и масштабу творчества, может быть, и неравных названным трем, но все же ярких и своеобразных.
Насколько художественные принципы Возрождения были непобедимыми уже к середине XV в. показывает творчество живописца — монаха Джованни да Фьезоле или Беато Анжелико, что в переводе означает «Ангельский блаженный». По времени своей жизни (1387–1455) он относится частично к предшествующему периоду, по идейному содержанию своего творчества, насыщенного непоколебимым и ясным религиозным чувством, — к классическому средневековью. И все же этот средневековый подвижник в своих иконах, помимо своей воли, не может не отражать того перелома в миропонимании, который произошел на его родине. Святые, которых он изображал, не условные выразители религиозного экстаза, раскаяния или страха, а живые люди, одетые в реальные одежды, помещенные в реальном, часто современном окружении. Колорит в этих иконах радостный, нежный, розово-голубой. Все оптимистично, ясно, полно той спокойной уверенности в человеческих силах, которая так характерна для идеологии раннего Возрождения.
То, что у Фра Анжелико происходит помимо его воли, в значительной мере стихийно, то у других художников проявляется сознательно, иногда прямо-таки воинственно. Характерна в этом отношении жизнь и творчество замечательного художника-экспериментатора Паоло Учелло (1397–1475). Страстный и неугомонный новатор, непрактичный, всегда полуголодный, но фанатически преданный поискам новых выразительных средств, тем, технических приемов, Учелло вводит в свои живописные композиции чисто светские темы. Он внимательно и любовно изучает окружающую его действительность, зарисовывая животных и растения, первый делая объектом своего особого интереса пейзаж. Наконец, в центре всех его творческих устремлений стоит проблема перспективы, центральная проблема живописи XV в. вообще. Характерен несколько наивный рассказ биографа-современника: жена его часто говорила, что Паоло всю ночь сидел за письмом, в поисках законов перспективы и, когда она звала его спать, отвечал ей: «О какая сладкая вещь — перспектива!»
Зато младший современник Учелло — Доменико Гирландайо (1449–1494) спал спокойно, не увлекался поисками новых путей, а уверенно создавал многочисленные произведения. В картинах на библейские темы или темы из житий святых Гирландайо изображал сцены из современной жизни, с явным восхищением передавая все великолепие быта современных богатых граждан Флоренции, заказывавших ему произведения и близких ему по своим вкусам и интересам. Так, в цикле фресок из жизни богоматери, созданных им в одной из центральных церквей города — с. Мариа Новелла, он изображает ряд комнат богатого флорентийского дома со всей их обстановкой и наполняет их фигурами женщин, одетых в роскошные, парчевые платья, причесанных по последней моде, держащих себя с достоинством и некоторой надменностью, как полагалось важным персонам.
Иной характер носит творчество, может быть, наиболее модного во Флоренции конца XV в. художника, любимца Лоренцо Медичи и члена его придворного кружка, красивого и изысканного Сандро Боттичелли (1444–1510). В его творчестве, как и в других культурных устремлениях двора «Великолепного» властителя Флоренции, чувствуется глубокое и радикальное перерождение всей идеологической системы Возрождения. В своих религиозных композициях, в первую очередь в многочисленных «мадоннах», Боттичелли создает образы нежные, задумчивые и грустные, наделенные какой-то болезненной и жеманной прелестью, подчеркивает бурное движение, беспокойство, надрывную взволнованность. Особенно показательны композиции, посвященные любовно-мифологическим сюжетам и являющиеся как бы иллюстрациями к стихотворным произведениям Полициано или Лоренцо. Таковы его «Рождение Венеры» и «Весна» (рис. 23).
Так, в философском литературном, живописном творчестве двора Лоренцо Медичи ярко и определенно проявляются те же сдвиги и переломы, которые происходят в социальной, экономической и политической жизни Италии конца XV в.
Глава VII.Итальянские войны и Высокое Возрождение XVI в.(до 1559 г.)
Итальянские войны
Смерть властителя Флоренции Лоренцо Великолепного и папы Иннокентия VIII в 1492 г. явилась как бы переломным моментом в истории Италии. Само собой понятно, что не этот чисто внешний факт привел к изменению в судьбах полуострова, но он только обнаружил то, что давно уже подготовлялось как в отдельных государствах Италии, так и за ее пределами. Глубокий кризис социальной, экономической и политической жизни Италии, теряющей свои передовые позиции, возвращающейся к феодальным формам, остающейся политически раздробленной и слабой в военном отношении, делает ее легкой добычей для соседних государств. В то же время последние, заимствовав многие достижения Италии, окрепшие экономически и объединенные политически, с вожделением посматривали на слабую, но все еще богатую южную соседку, ожидая только случая, чтобы наброситься на нее и оторвать тот или иной жирный кусок.
Испания уже с воцарения в Неаполе Альфонса Арагонского протянула руку на Апеннинский полуостров и теперь, после объединения в 1479 г. ее основных государств Кастилии и Арагона под властью королей Фердинанда и Изабеллы, стремилась не только закрепить достигнутое, но и распространить свою власть на весь полуостров.
Франция, оправившаяся от ран, нанесенных ей Столетней войной, единая и воинственная, также в любой момент готова была послать свои лучшие в Европе армии через Альпы в богатую Италию.
После смерти Людовика XI в 1491 г. к власти во Франции приходит юный и слабый Карл VIII. Он подчиняется грабительским устремлениям своего воинственного дворянства и вскоре начинает готовиться к походу в Италию, юридически обосновывая эту подготовку анжуйскими претензиями на Неаполь, «узурпированный» арагонцами.
Осенью 1494 г. сильная французская армия, в состав которой входит и значительный отряд швейцарской пехоты, переходит Альпы; возглавляемая самим королем, не встречая сколько-нибудь серьезного сопротивления со стороны итальянских государств, занятых своими интригами и соперничеством, она продвигается по цветущим долинам и городам Италии. Она проходит через Павию, обходит Флоренцию, проходит через территорию Рима (на что папа Александр VI дал согласие) и в конце зимы вступают на землю Неаполитанского королевства. Здесь сейчас же вспыхивает восстание баронов, поддерживающих французскую армию и принуждающих короля Альфонса II отречься от престола в пользу сына — Фердинанда II, или Феррандино, что, впрочем, уже не может изменить положения. Французские вооруженные силы продолжают почти без борьбы продвигаться в глубь страны. Феррандино бежит, и 22 февраля 1495 г. французский король во главе своих войск входит в Неаполь.