(1912–1914)
Внутриполитические последствия ливийской войны
Ливийская война вызвала в Италии затяжной экономический и политический кризис. И это было вполне закономерно. В условиях общей слабости, итальянской экономики и на той стадии, которой уже достиг раздел мира и мировых рынков, политика военно-экономической экспансии и колониальных захватов могла привести лишь ко всеобщему обнищанию и к крайнему обострению всех существовавших ранее противоречий и трудностей.
Вопреки крикливым обещаниям буржуазно-националистической прессы, сулившей легкую победу и богатую добычу, война в Африке оказалась чрезвычайно трудной, затяжной и разорительной. Несмотря на формальный мир, война, поглотившая 1300 тыс. лир, продолжалась, требуя все новых и новых жертв и затрат. Местные арабские племена продолжали отчаянно сопротивляться, и итальянские завоеватели едва удерживали лишь узкую каемку побережья. Особенно опасное для них положение сложилось в Киренаике, где местное население, поднявшись на партизанскую войну, нанесло им весной 1914 г. ряд тяжелых поражений.
Затянувшаяся колониальная война серьезно ослабляла итальянскую армию и истощала ее и без того скудные материальные запасы. В то же время война с Турцией и вызванные ею балканские войны надолго расстроили итальянскую торговлю на Ближнем Востоке и на Балканах. Никаких ощутимых экономических выгод Италии ее новая колония не принесла.
Не успели еще итальянские империалисты выпутаться из одной авантюры, как втягивались в новые, все более усиливая борьбу за Албанию и сферы влияния в Малой Азии.
Все эти агрессивные предприятия тяжелым бременем ложились на экономику Италии, опустошали и расстраивали ее казну. Бюджет 1912–1913 гг. был сведен с огромным дефицитом — в 555 млн. лир. Не предвиделось оздоровления государственных финансов и в ближайшем будущем.
Словом, итальянский финансовый капитал вышел из ливийской войны отнюдь не окрепшим. Его новая попытка на поприще большой колониальной политики оказалась явно неудачной.
Правительство, выполняя волю империалистов, взваливало издержки колониальных авантюр на плечи трудящихся. Увеличивались налоги. Неудержимо дорожали хлеб, мясо и другие продукты первой необходимости. Повсеместно и во всех отраслях росла безработица. Прямым следствием экономического кризиса и массовой безработицы явилось резкое усиление эмиграции, которая в 1913 г. достигла рекордной цифры — 873 тыс. человек. Вызванный войной экономический кризис усиливал и без того беспримерную нищету народных масс, порождал чувство тревоги и неуверенности в завтрашнем дне, возбуждал ненависть к господствующим классам и правительству.
Возмущение трудящихся политикой колониальных авантюр, растущей милитаризацией страны и вызванными ими бедствиями прорывалось в многочисленных стачках и демонстрациях протеста, прокатившихся в 1912–1914 гг. Правящие классы отвечали на справедливые требования народа грубыми репрессиями, расстрелами и побоищами. Так, например, в ноябре 1913 г. владельцы знаменитых мраморных разработок в Карраре в ответ на забастовку уволили 12 тыс. рабочих. Тогда же был учинен дикий расстрел толпы голодных крестьян в Роккагорга (на юге Италии), возмутивший всю страну.
Так, на почве тяжелых экономических последствий африканской войны в Италии возник глубокий и затяжной политический кризис, затронувший все слои итальянского общества. Его важнейшими проявлениями были: 1) общий подъем классовой борьбы в стране и связанный с этим раскол в Итальянской социалистической партии и 2) перегруппировка сил внутри правящего лагеря, что нашло свое конкретное выражение в усилении агрессивного национализма и в крахе джолиттианской системы.
Раскол в Итальянской социалистической партии. Съезд в Реджо-Эмилиа (июль 1912 г.)
Развернувшаяся по всей стране борьба против империализма, милитаризма и нищеты привела к более четкому классовому размежеванию и росту сознательности рабочих. Это, в свою очередь, способствовало расколу в верхах социалистического движения
Ливийская война явилась серьезным испытанием для Итальянской социалистической партии. Рядовые социалисты с честью выдержали это испытание. Не поддавшись шовинистическому угару, они решительно осуждали колониальную затею империалистов и протестовали против нее и словом и делом. Что же касается руководителей партии, то среди них наблюдался идейный разброд, колебания, а то и просто предательство. Правые реформисты — одни явно и грубо, другие более тонко и осторожно — защищали и поддерживали империалистическую политику правящих классов. Они пытались сорвать всеобщую стачку протеста против войны.
Вместе с правыми реформистами войну в Ливии поддерживали и анархо-синдикалисты, которые, правда, в то время находились уже вне социалистической партии. Колониальные захваты, утверждали синдикалисты, будут способствовать развитию капитализма, а это, в свою очередь, создаст благоприятные экономические условия для перехода к высшему общественному строю. И не удивительно, что многие из лидеров синдикализма перекочевали в лагерь национализма, а оттуда — к фашизму.
Коренные разногласия между партийной массой и некоторыми социалистическими лидерами по вопросу об отношении к триполитанской войне и явились непосредственной причиной кризиса, возникшего в это время в Итальянской социалистической партии.
Рядовые социалисты требовали немедленного изгнания из партии всех остававшихся еще в ее рядах ренегатов, выступавших в поддержку войны. На XIII съезде социалистической партии в Реджо-Эмилиа (7–10 июля 1912 г.) подавляющим большинством голосов Биссолати, Бономи и некоторые другие лидеры правых реформистов были исключены из партии. Вслед за своими вожаками из партии ушли и остальные правые реформисты. Они основали свою партию, которую назвали «Социалистической реформистской партией». «За этой вывеской, — писал В. И. Ленин, — скрывается на деле «партия» либерально-монархических «рабочих» политиков»[61]. В своем манифесте новая партия заявила, что реформизм есть «прогрессирующее приспособление социалистической мысли к меняющимся условиям». То была формула, оправдывающая любую измену социализму.
Раскол социалистической партии был необходим и полезен. Именно так оценивал его В. И. Ленин. Удалив из своей среды сначала анархо-синдикалистов, а затем правых реформистов, партия «встала на верный путь»[62].
Изгнание из социалистической партии наиболее откровенных соглашателей нанесло тяжелый удар всей «системе» Джолитти, которая, как известно, основывалась на использовании социалистической партии в качестве проводника политики господствующих классов среди рабочих. Отсеченная от социалистической партии, группа «друзей Джолитти» превратилась в «засохшую ветвь». Ее влияние в рабочем классе было ничтожным, и реформистская партия стала в сущности партией мелкой буржуазии, по преимуществу — мелкобуржуазной интеллигенции.
Порвав с правыми реформистами, Итальянская социалистическая партия подтвердила свое враждебное отношение к политике империалистических войн. Антивоенная позиция партии способствовала росту ее влияния среди трудящихся и общему подъему социалистического движения в стране.
Оценивая положительно значение раскола в Реджо, надо, однако, иметь в виду, что и после этого Итальянская социалистическая партия далеко еще не стала последовательно революционной пролетарской партией. Борьба с оппортунизмом не была доведена до конца. В партии осталась значительная группа так называемых левых реформистов во главе с Турати. Эта группа фактически хозяйничала в парламентской фракции партии и пользовалась большим влиянием в руководящих органах Всеобщей конфедерации труда. Новые руководители партии — даже лучшие из них, те, которые были наиболее тесно связаны с массами и питали самую глубокую ненависть к буржуазии, — не обладали необходимой теоретической и политической зрелостью. «Не поняв сущности марксистского учения, они так и не сумели выйти за рамки сентиментальной революционности и «непримиримости» на словах», — говорил о них впоследствии Тольятти. Секретарь партии Ладзари вскоре сполз на позиции центризма. Серьезные политические ошибки допускал и другой видный деятель партии — Серрати. Необходимо принять во внимание и то, что среди итальянских социалистических лидеров не всегда лучшим оказывался тот, кто занимал наиболее «радикальную», наиболее «левую» позицию Одним из руководителей партии, редактором ее центрального органа «Аванти!» после съезда в Реджо стал Муссолини — политический оборотень и авантюрист, беспринципный карьерист и демагог, который в начале мировой войны переметнется на сторону империалистической буржуазии.
Идеологическая и политическая слабость, терпимое отношение к оппортунизму, политически незрелое и неустойчивое руководство — все это обрекало социалистическую партию на колебания и шатания, делало ее неспособной четко руководить борьбой трудящихся на крутых поворотах истории Италии.
Усиление национализма
Одним из крупных внутриполитических последствий войны с Турцией явилось усиление национализма, который с этого времени занял важное место на крайне правом фланге политической жизни Италии.
Национализм — продукт агрессивного империализма. До ливийской войны итальянский национализм был представлен небольшой и рыхлой группой литераторов и перебежчиков от социализма, преимущественно синдикалистов, которая старалась привлечь внимание итальянской общественности к проблемам внешней политики и эмиграции.
Впервые националисты громко заявили о себе осенью 1908 г., когда они приняли участие в кампании возмущения, охватившего Италию в связи с аннексией Австрией Боснии и Герцеговины. В декабре 1910 г. на конгрессе во Флоренции была основана Националистическая ассоциация, а вслед затем, с 1 марта 1911 г., националисты стали издавать свой еженедельник. На конгрессе во Флоренции была принята первая националистическая программа, которая призывала к военному усилению Италии и к завоеванию новых колоний. В соответствии с этой программой националисты повели бешеную кампанию за захват Ливии, усердно помогая хозяевам Римского банка и правительству развязать колониальную войну, которую они потом объявили «своим делом» и «первым триумфом итальянских националистов». Именно в период ливийской войны и вскоре после нее окончательно определяется характер националистического движения и уточняется его программа.