В то время как трудящиеся классы Италии и отражающая их настроения социалистическая партия прямо и единодушно высказались против войны, за полный нейтралитет, в рядах господствующих классов выбор позиции в предстоящей мировой войне сопровождался разногласиями и спорами.
В правящих верхах Италии было немало сторонников немедленного вступления в войну на стороне австро-германских союзников. Чувство преданности Тройственному союзу и германофильство преобладали в итальянских высших классах. Этими чувствами были пропитаны аристократия и военщина, высшие слои буржуазии и интеллигенции, сенат и окружение двора. Многие высокопоставленные политики рассматривали Тройственный союз как догму. Наконец, горячие симпатии к обеим центральным империям питала высшая католическая иерархия.
Такому положению удивляться не приходится. Германия, как известно, пользовалась большим экономическим и политическим влиянием в Италии. Она располагала важными позициями в экономическом и финансовом механизме страны — достаточно вспомнить о роли Коммерческого банка. Ее военный престиж был одинаково высок как в военных, так и в политических кругах. Итальянские реакционеры видели в кайзеровской Германии надежную опору монархических и консервативных устоев в своей стране. К тому же в Италии действовала целая свора всякого рода немецких агентов, выходило множество подкупленных немцами газет и других изданий, То же самое можно сказать и об Австро-Венгрии. Совершенно непопулярная в народе, австрийская монархия имела много обожателей в верхах итальянского общества и в руководящих кругах Ватикана. Многие итальянские аристократические семьи находились в родственных связях с австрийскими и венгерскими знатными домами.
Все эти реакционные прогерманские и проавстрийские элементы использовали все свое влияние и связи, чтобы толкнуть правительство на путь немедленного вмешательства в войну вместе с австро-германским блоком.
Из политически организованных групп итальянской империалистической буржуазии за немедленное вступление в войну на австрогерманской стороне особенно настойчиво и открыто агитировала в последние дни июля партия националистов. Эта немногочисленная, но шумливая политическая группа, выражавшая интересы и стремления самой воинствующей части итальянских империалистов — магнатов металлургии и фабрикантов оружия — рассматривала войну как единственное средство для осуществления проповедуемой ими программы широких империалистических захватов. При этом их даже мало интересовал вопрос о том, против кого воевать, — у них имелось довольно претензий как к странам Антанты, так и к австро-германским союзникам. По словам итальянского буржуазного историка Вальсекки, — «некоторые пылкие националисты желали войны ради войны, все равно на чьей стороне, — лишь бы воевать!».
Еще за несколько дней до начала европейской войны главари националистов начали доказывать, что Италия «должна соблюдать заключенные договоры».
Националисты, однако, оказались очень непостоянными в своих внешнеполитических симпатиях. Достаточно было вступить в войну Англии, как они круто изменили свою первоначальную позицию и превратились в яростных сторонников войны против своих недавних союзников. Крутой поворот во взглядах националистов был в немалой степени обусловлен еще и тем, что их призывы к немедленной войне в австро-венгерском лагере не встретили поддержки в широких кругах итальянской буржуазии.
Итальянская буржуазия отнюдь не была настроена нейтрально. Она не собиралась самоустраняться от участия в начинающейся борьбе за новый передел мира. Но в своем значительном большинстве она считала пока невозможным и опасным участие в любой большой войне и тем более на стороне австро-германского блока. Единственной практически возможной и в то же время наиболее выгодной и безопасной позицией она считала нейтралитет. «Всякое иное решение, — утверждал известный правый публицист Винченцо Морелло, — было бы рискованным, непоследовательным, ошибочным». За нейтралитет так или иначе высказались в конце июля основные буржуазные партии Италии — большинство либералов различных оттенков, радикалы и республиканцы. Необходимость нейтралитета отстаивали влиятельные печатные органы итальянской буржуазии — «Коррьере делла сера», «Секоло», «Мессаджеро», «Джорнале д'Италия». Само собой разумеется, что все буржуазные партии и группы, так же как и социалисты-реформисты, предлагая правительству политику нейтралитета, исходили не из пожеланий и интересов подавляющего большинства народа, — хотя этим тоже нельзя было грубо пренебрегать, — а прежде всего из тактических соображений тех групп итальянской буржуазии, которые или ясно сознавали, что страна пока совершенно не готова к большой войне, или вообще считали невыгодной и даже опасной для своих интересов победу австро-германского блока.
Итак, мнения различных общественных слоев Италии по вопросу об отношении к завязывающейся империалистической войне определились в последние дни июля вполне ясно. Свое твердое слово сказал итальянский пролетариат. Этим словом было — абсолютный нейтралитет. Исходя из своих интересов, возможностей и тактических соображений, за нейтралитет — но отнюдь не абсолютный — высказалось также наиболее влиятельное большинство буржуазии. В пользу нейтралитета были настроены и католические массы страны. Таким образом, в самый канун мировой войны в Италии стихийно возник своего рода общенациональный фронт против немедленного вступления в войну, за нейтралитет. Этот «фронт» был, правда, крайне разнородным и потому непрочным и преходящим. Но на какой-то, пусть очень недолгий, срок он являлся политической реальностью, с которой нельзя было не считаться.
Определяя свою позицию в европейском конфликте, правительство, помимо всяких прочих соображений, должно было учитывать й отчетливо выраженную всеобщую волю народа Италии остаться в стороне от империалистической бойни и мнение подавляющего большинства буржуазии.
Провозглашение нейтралитета
31 июля в Риме собрался совет министров. Заслушав сообщение министра иностранных дел о международном положении и главы правительства Саландры, который привел внутриполитические доводы против участия Италии в войне, совет в принципе высказался за нейтралитет. На следующий день совет министров подтвердил это мнение и принял окончательное решение о нейтралитете Италии в начавшейся войне.
Уходя с этого заседания, министр колоний Мартини сказал: «Тройственный союз — первая жертва, первый труп этой войны». Эти слова как нельзя лучше отражали истинное положение дел.
2 августа полуофициальное сообщение о нейтралитете появилось в печати. Официальное же заявление было опубликовано лишь после полудня 3 августа.
Позиция Италии определилась окончательно.
Итак, в начавшейся мировой войне Италия на время осталась в стороне, провозгласив нейтралитет. Она не пошла за своими партнерами по Тройственному союзу — Германией и Австро-Венгрией; не пошла, во-первых, потому, что итальянский империализм объективно не был заинтересован в их победе; во-вторых, потому, что подавляющая масса населения страны решительно выступала против всякой войны и тем более войны на стороне австро-германских империалистов; и, наконец, потому что из-за своей финансово-экономической слабости и полной военной неподготовленности, а также в силу большой военно-морской зависимости от Англии Италия тогда не могла воевать вообще, а против Антанты — в особенности.
Таковы были действительные причины, из которых складывалась та «политическая необходимость», которая настоятельно требовала, чтобы на первых порах Италия провозгласила свой нейтралитет в империалистическом конфликте.
Решение о нейтралитете было встречено в Италии с огромным удовлетворением подавляющим большинством населения. Итальянский народ с понятным облегчением узнал, что он пока избавлен от войны.
Руководство социалистической партии предупреждало, что если правящие круги задумают отказаться от нейтралитета, то оно призовет пролетариат к «немедленному действию». 5 августа на совместном заседании руководящих органов Социалистической партии, ВКТ и Итальянского профсоюзного объединения (УСИ) было решено объявить всеобщую забастовку, если Италия примет участие в войне. Но все это были лишь громкие слова, которые итальянские социалисты в решающий момент не сумели подкрепить конкретными делами.
Требуя сохранения абсолютного нейтралитета, сама Итальянская социалистическая партия в лице ее главного печатного органа газеты «Аванти» далеко не последовательно защищала свою политику. Это, в частности, проявлялось в том, что «Аванти» — особенно в первые три месяца войны, когда ее главным редактором был Муссолини, — однобоко и нечетко освещала вопрос о виновниках войны, допускала оппортунистические отступления от оценки войны как войны империалистической со стороны обеих коалиций.
Орган социалистической партии мобилизовал бдительность итальянских трудящихся исключительно против угрозы войны на стороне Германии и Австрии, и в то же время он не обращал пока никакого внимания на другую опасность — опасность вмешательства Италии в империалистическую бойню в лагере Антанты, хотя такая возможность начинала уже вырисовываться и ею никак нельзя было пренебрегать.
Антигерманская заостренность выступлений «Аванти» может быть отчасти объяснена тем, что опасность вовлечения Италии в войну на стороне центральных империй в то время еще не могла считаться полностью снятой, поскольку страна формально продолжала оставаться в Тройственном союзе. Несомненно также и то, что социалистическая газета поддавалась общему настроению итальянской демократической общественности, всегда враждебно относившейся к австро-прусским монархическим порядкам и милитаризму, но зато питавшей симпатии к республиканской Франции.
Главная же причина непоследовательности линии «Аванти» коренилась в общей идеологической слабости Итальянской социалистической партии, в отсутствии у нее твердого, преданного рабочему классу руководства. Известно, что в тогдашнем руководстве партии первые роли принадлежали реформистам и революционерам фразы, а то и просто авантюристам — ренегатам вроде Муссолини. Этот последний, будучи главным редактором «Аванти», использовал газету для протаскивания своих ренегатских идей и охотно предоставлял ее страницы для писаний своих единомышленников.