22 сентября руководство социалистической партии обратилось с манифестом «К товарищам-социалистам и итальянским трудящимся». Указав на ясно определившуюся опасность вовлечения Италии в войну, партия повторила старый тезис о существовании «глубокого и непреодолимого противоречия между войной и социализмом» и подтвердила свою верность политике абсолютного нейтралитета. «Никаких уступок войне. Но противодействие ей — решительное и непримиримое», — говорилось в манифесте. Таким образом, Итальянская социалистическая партия, единственная из крупных политических партий страны, выступивших вначале за нейтралитет, осталась в основном верной своей антивоенной позиции.
Антивоенная позиция социалистической партии, подтвержденная манифестом от 22 сентября, полностью одобрялась и поддерживалась всей партийной массой и огромным большинством народа. Это убедительно показали результаты всенародного опроса, проведенного 26 и 27 сентября по призыву социалистической партии.
Но в то время как партия в целом дружно высказывалась против участия в любой войне, за строгий — «абсолютный» — нейтралитет, среди руководящей верхушки социалистического движения начали все явственнее обнаруживаться настроения в пользу политики вмешательства. 22 сентября одновременно с манифестом руководства социалистической партии, группа социалистов совместно с некоторыми анархистами выступила с контрманифестом, составленным в духе ярого интервенционизма. «Все освободительные войны — это наши войны... Бездеятельность есть трусость, а нейтралитет, не считающийся к тому же с волей народа, есть предательство. Наступило время действовать... Мы хотим работать для нашей Франции»...[67] Авторы этого воинственного манифеста имели тайного соучастника и в самом руководстве Итальянской социалистической партии в лице главного редактора «Аванти» Бенито Муссолини.
Муссолини, доселе тщательно скрывавший свои интервенционистские настроения, теперь, со второй половины сентября, начал позволять себе все более явные выпады против нейтралитета. Будучи одним из авторов манифеста от 22 сентября, он вместе с тем выдвинул в противовес формуле «абсолютного» нейтралитета формулу нейтралитета «относительного», допускающую войну с Австрией и предполагающую поддержку такой войны со стороны социалистов. «Если война будет предпринята против Австрии, — говорил Муссолини в миланской секции партии, — мы определим свое поведение, сообразуясь с обстоятельствами». То была формула, предназначенная для оправдания предательства. Эта скользкая формула и стала тем мостиком, через который Муссолини и другие ренегаты от социализма вскоре перебегут в империалистический лагерь.
В верхах социалистической партии назревал кризис.
Еще раньше и отчетливее, чем в социалистической партии, обозначился кризис в анархо-синдикалистском движении. В его рядах уже в августе возникло интервенционистское течение, возглавляемое де Амбрисом и Корридони.
Таким образом, разношерстный фронт сторонников нейтралитета, стихийно возникший в Италии в самый канун мировой войны, распался уже на втором месяце войны. В стране образовалось два лагеря: лагерь сторонников войны против австро-германского блока — интервенционистов и лагерь приверженцев нейтралитета — нейтралистов. По этой же линии наметилось размежевание и в верхах социалистического и рабочего движения. Борьба между этими лагерями станет основным содержанием политической жизни и классовой борьбы в Италии вплоть до конца мая 1915 г.
Оба противостоящих друг другу лагеря — и нейтралистский и интервенционистский — были далеко не однородны по своему социальному составу. В каждом из них имелись различные группы и направления, иногда весьма далекие друг от друга по своим целям и методам. Это особенно относится к нейтралистам. Нейтралисты распадались на две большие группы: сторонников «абсолютного» нейтралитета и сторонников нейтралитета «условного».
Таким образом, в Италии имелись огромные силы, не заинтересованные в войне. Против вмешательства в войну выступали масса пролетариата и крестьянства, значительные слои буржуазии. Но эти силы были разобщены и слабо организованы. К тому же главные руководители нейтралистского лагеря — социалисты и особенно джолиттианцы — были весьма непоследовательны и нерешительны в своей борьбе против организаторов войны.
Интервенционистский лагерь был также весьма пестрым по своему составу. Он делился на сторонников немедленного вмешательства и сторонников так называемого «рассудительного», «разумного» вмешательства. Но эти расхождения не имели принципиального значения.
Партия войны не имела за собой народа. Но зато она действовала более сплоченно и организованно, чем силы, выступающие против войны. На стороне интервенционистов была сила финансового капитала. С ними заодно было правительство. Их обслуживали многочисленные и влиятельные органы печати.
Но главное, что в конце сделало возможной победу военной партии — это разобщенность, неорганизованность и непоследовательность антивоенных сил страны.
Правительство Саландры принимает к исполнению программу интервенционистов
Поход против нейтралитета, начатый наиболее агрессивными группами итальянской буржуазии, был предпринят с ведома и согласия большинства кабинета Саландры. Правда, правительство пока хранило молчание и не солидаризировалось открыто с призывами интервенционистов; но оно поступало так из соображений внутриполитической и военно-дипломатической осторожности, предпочитая руководить подготовкой к войне бесшумно, скрытно, из-за кулис — так, чтобы у него всегда оставалась возможность принять в случае необходимости другое решение.
Правительство и интервенционисты действовали заодно, будучи главными соучастниками и исполнителями антинародного заговора, организованного агрессивной империалистической олигархией. Шумная пропагандистская кампания против нейтралитета, поднятая интервенционистами, давала правительству возможность оправдывать и прикрывать агрессивную политику итальянского империализма «волей общественного мнения». Однако то «общественное мнение», «давлением» которого римское правительство обычно оправдывало свои агрессивные требования и действия, решительно ничего общего не имело с подлинным общественным мнением Италии, с действительной волей подавляющей массы итальянского народа.
Под влиянием военных успехов России и Франции итальянское правительство окончательно взяло курс на войну против Австро-Венгрии. Как подтверждают недавно изданные итальянские дипломатические документы, вопрос о вмешательстве Италии в войну и условиях этого вмешательства был в принципе предрешен уже к концу сентября 1914 г.
Решив в принципе вмешаться в войну и выразив готовность при наступлении определенных обстоятельств сделать это немедленно, правители Италии считали, однако, более предпочтительным не спешить с выступлением. И это прежде всего потому, что они не могли не отдавать себе отчета в том, что «ни экономически, ни морально страна не может вынести длительного состояния войны», которая к тому же, по эластичному выражению Саландры, не представлялась ей «абсолютно необходимой».
С другой стороны, становилось все более и более очевидным, что война принимает затяжной характер и что, следовательно, Италии нечего опасаться опоздать со своим вмешательством. «Чем дольше мы будем ждать, тем сильнее будем мы сами и тем слабее будут наши противники», — рассуждали итальянские империалисты.
Взяв курс на вооруженное вмешательство в мировую войну, правители Италии с усиленной энергией принялись за разрешение двух важнейших задач — за подготовку «оружия» и подготовку «умов». Причем работа по подготовке «умов», считавшаяся особенно трудной, должна была, по плану организаторов войны, начаться несколько раньше, чем дипломатическая подготовка, а в дальнейшем продолжаться параллельно с ней, не отставая от нее, но и не забегая вперед. Разумеется, что избранный агрессивными группами внешнеполитический курс, полный опасностей и риска, требовал единства прежде всего в рядах правящего класса и в особенности внутри самого правительства.
Однако среди господствующих классов Италии не было согласия в вопросе об отношении к войне. Наряду со сторонниками вмешательства в войну в лагере Антанты — интервенционистами имелись различные группы, которые по тем или иным причинам выступали за сохранение нейтралитета.
Улаживая разногласия в своих собственных рядах, итальянские империалисты особое внимание уделяли преодолению антивоенной оппозиции широких народных масс. По их единодушному мнению, это было наиболее трудной частью всего плана подготовки к войне.
Для вожаков интервенционизма было вполне ясно, что без подавления антивоенных сил итальянского народа вовлечь страну в войну будет очень трудно, если вовсе не невозможно. А между тем, воля итальянского народа к сохранению нейтралитета не только не ослабевала, а, наоборот, все росла и крепла.
Доходившие до итальянцев сообщения об огромных людских потерях обеих воюющих сторон, о бедствиях, переживаемых Бельгией и Францией, опасность самим подвергнуться в случае вмешательства в войну вражескому вторжению со всеми его страшными последствиями — все это, несомненно, укрепляло желание остаться в стороне от кровавого конфликта, затеянного империалистами.
С другой стороны, широкие народные массы Италии ясно предвидели, что война всей своей тяжестью ляжет на их плечи и до крайности ухудшит их и без того бедственное положение.
Мировая война уже успела тяжело отразиться на экономическом положении Италии, особенно на положении ее трудящихся классов. Серьезно пострадала итальянская внешняя торговля: за первые четыре месяца войны внешнеторговый оборот страны сократился по сравнению с соответствующими месяцами в 1913 г. почти наполовину. Ограничение вывоза из воюющих стран, морская блокада и высокие фрахты привели к значительному падению ввоза каменного угля и промышленного сырья. Причем поступающие из-за границы уголь и сырье шли в основном на нужды военной промышленности, вследствие чего многие отрасли мирной промышленности испытывали острую нехватку в угле и сырье, приходили в упадок и разо