) и, как следствие, падению боеспособности поместной конницы.
Несколько слов о времени самого похода. А.Л. Хорошкевич писал, что «военная тактика России на западе исходила из традиций антиордынских и антиказанских походов, совершавшихся исключительно в летнее время»[243]. Ниже, правда, она оговорилась, что бывали и исключения, например лыжный поход князя С. Курбского за Урал в 1499 г., однако если проанализировать разрядные записи, то нетрудно заметить, что зимние кампании для русских отнюдь не были в новинку. Лишь несколько примеров. Еще отец Ивана Грозного Василий III зимой 1512/13 г. предпринял грандиозную военную экспедицию против Смоленска. Зимой 1534/35 г. русская рать предприняла опустошительный поход в пределы Великого княжества Литовского, сам Иван Грозный дважды ходил на Казань зимой, прежде чем взял ее осенью 1552 г. Наконец, походу князя Микулинского предшествовал опустошительный набег русских и татар на Ливонию зимой 1558 г. К месту будет вспомнить и приписываемые английскому дипломату Р. Ченслеру слова, согласно которым русские воины невероятно выносливы и способны переносить неслыханные тяготы военного времени: «Никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более чем на ярд». И, как итог, вопрос англичанина к своим читателям: «Много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы месяц»[244]. Так что зимние походы для русских и татар вовсе не были нечто из ряда вон входящим и необычным, а скорее привычным делом.
И выбор времени оказался верным. Ливонцы, как и год назад, несмотря на неизбежность русского ответа на осенний контрудар Кеттлера, оказались не готовы к отпору, поскольку собрать распущенные по завершении осенней кампании отряды наемников быстро оказалось невозможным, а имевшихся в распоряжении магистра крайне немногочисленных сил, разбросанных по отдельным замкам и городкам и отделенных друг от друга, как доносили датские дипломаты своему королю[245], 10, 20, 30 и 40 милями, оказалось недостаточно для того, чтобы противостоять наводнившим орденские и архиепископа Рижского земли русским и татарским отрядам.
Итак, после того как попытки разрешить проблему путем возобновления переговоров оказались безуспешны, Иван Грозный пустил в дело свой самый веский довод. Как видно из царского наказа, Микулинский и его ратники должны были повторить успех предыдущего зимнего вторжения, но на этот раз опустошить владения ордена и рижского архиепископа, которые в прошлый раз были опалены войной лишь отчасти, краем. И надо полагать, Иван и его советники полагали, что новая наглядная демонстрация мощи и величия русского оружия (с одновременной не менее наглядной демонстрацией бессилия и немощи ордена — времена Плеттенберга давно миновали) ускорит согласие магистра и прочих «лутчих» «ливонских людей» принять мир на его, Ивановых условиях.
15–16 января 1559 г. передовые отряды рати С.И. Микулинского перешли рубежи, отделявшие занятые русскими владения дерптского епископа от земель ордена и рижского архиепископа, а 17-го числа в движение пришли главные силы wütenden Horde[246]. Вторжение началось.
Дальнейший ход событий можно проследить, взяв за основу переписку должностных лиц ордена, письма датских послов, направлявшихся в Москву и застигнутых набегом в Ливонии, и «рапорт», отправленный воеводами царю по возвращении из похода[247]. Анализ этих источников рисует следующую картину событий. Наступление шло широким фронтом — выше уже отмечалось, что, согласно ливонским источникам, русские перешли границу, как уже отмечено было выше, семью колоннами на широком фронте. Главные силы (согласно показаниям взятых в плен одного bawren и двух рядовых русских ратников, 18 тыс. при 4 stucke kleinss geschutzes[248]) двинулись вдоль левого берега реки Аа (нынешняя Гауя) по хорошо известному царским воеводам т. н. Гауйскому коридору (по крайней мере, до Вендена, поскольку именно здесь русские купцы должны были выгружать свои товары, а далее государевых ратных людей должны были вести взятые им прежде пленники-проводники)[249] в юго-западном направлении на Ригу. Другая часть русского войска (Передовой полк, по показаниям пленных — 7 тыс. с 4 фальконетами)[250] вторгся в орденские земли восточнее, со стороны Нойгаузена, и начал продвигаться в южном направлении к Мариенбургу (совр. Алуксне) и далее к Шваненбургу (совр. Гулбене). Со стороны Изборска тремя днями после Передового полка в орденские владения вступил еще один 7-тыс. (по показаниям пленных) русский отряд, также двинувшийся к Шваненбургу[251].
Судя по орденской переписке, образ действий русских мало чем отличался от классического описания зимнего татарского набега, который дал француз Г.Л. де Боплан[252]. Держа главные силы в кулаке и медленно продвигаясь к намеченным целям, воеводы после перехода границы «роспустили войну», отправляя во все стороны небольшие, от 20 до 50, редко до сотни всадников, отряды «в зажитье», разрешив им добывать провиант и фураж, брать пленников, жечь и грабить все и вся без каких-либо ограничений[253]. Не имея тяжелой артиллерии, русские отнюдь не стремились штурмовать многочисленные орденские замки и укрепленные города на своем пути, что отмечали, к примеру, датские послы в своем письме королю Кристиану[254], ограничиваясь тотальным опустошением их округи. Как писали сами воеводы в своей «отписке», они со своими ратными людьми «шли в Немецкую землю к Алысту немецкому городку и к Голбину и к Чесвину и воевали поперег верстах на семидесяти, инде и на сто… Да шли к Ровному да мимо Кесь, и Кеские места воевали, да к Риге…»[255]. Фюрстенберг, Кеттлер и рижский архиепископ, находившиеся тогда в Риге, ничего не могли противопоставить русским, поскольку (опять же сошлемся на датчан) располагали мизерными силами — 2 сотнями «коней» и немногочисленными кнехтами, стоявшими гарнизонами в отдельных замках[256]. Поэтому они были вынуждены эвакуировать некоторые замки и города, не в силах защитить их, а все их попытки дать отпор безжалостно опустошавшим орденские и архиепископские владения русским свелись к нескольким стычкам (scharmutzell), в которых успех сопутствовал то одной, то другой стороне[257]. Единственное более или менее крупное столкновение русских и ливонцев имело место в последних числах января под Тирзеном (совр. Тирза), где с ратниками Передового полка столкнулся выступивший из Зессвегена-Чествина (совр. Цесвайне) небольшой отряд орденских рыцарей и кнехтов рижского архиепископа под началом домпробста Ф. фон Фелькерзама (по сообщению посковского летописца, 400 чел.)[258]. Видимо, немцы попытались атаковать рассыпавшие по округе отряды русских и татарских всадников, но из охотников сами стали добычей, попали под удар главных сил В.С. Серебряного и Н.Р. Юрьева и были полностью уничтожены. «И от Чествина пришли немецкие люди на передовой полк, — писали воеводы царю, — и передовым полком побили их на голову и воевод немецких Гедерта и Гануса побили, а третьего Янатува (самого Фелькерзама? — В. П.) взяли, печатника арцыбискупова, и всех мызников лутчих взяли живых тритцать четыре человеки»[259]. Взятые в плен немецкие рейтары и кнехты, «благородные и неблагородные», вместе с другими такими же пленниками были доставлены в Псков 12 февраля 1559 г., откуда их отправили дальше в Москву. «Помоги им Бог», — восклицал по этому поводу М. Фриснер, сообщивший эту печальную новость герцогу Финляндскому Иоганну[260].
Выполняя царский наказ[261], русские полки огненным валом («а война их (т. е. царских воевод. — В. П.) была вдоль к Риге и от Риги к рубежю на штисот верстах, а поперег на полуторехъстеъ, а инде на двусот верстах»[262]) прокатились по ливонским землям и вышли в конце января к Риге, в окрестностях которой продолжали жечь, грабить и убивать три дня, попутно спалив вмерзшие в лед под Динамюнде несколько судов, в том числе два больших любекских «купца»[263]. Рижане были в панике. Еще при подходе русских они сами сожгли предместье-форштадт, не надеясь его отстоять, да и сами укрепления города были ветхи и слабы, равно как и его гарнизон. Одному Fahne из его состава в количестве 300 архиепископских рыцарей и их слуг удалось во время одной вылазки застичь врасплох русский отряд численностью в 120 всадников, действовавший в одной миле от Риги, и разбить его, но это отнюдь не помешало другим русским отрядам продолжать опустошения[264].
Разорив окрестности Риги, русские полки повернули на восток, двигаясь «вверх по Двине по обе стороны Двины х Курконосу», при этом отдельные отряды прошлись южнее, достигнув прусской и литовской границ (согласно разрядным записям, царские полки «воевали» «за рекою за Двиною курлянские места»)