Немного, и то только на первых порах, выиграла от вмешательства в борьбу за ливонское наследство Польша. Да, в ходе войны ей удалось подчинить себе Литву и отхватить немалый кусок бывших владений Ливонской конфедерации. Однако по итогам Люблинской унии 1569 г. в составе Польши оказались немалые территории с иноверным, православным, населением. Агрессивная политика польских властей по отношению к иноверцам, неспособность к компромиссу с православными элитами (а то, что этот компромисс был возможен, свидетельствует пример все того же Великого княжества Литовского) привела в конечном итоге к печальному результату. Многолетняя разорительная война (сперва Хмельничина, затем «Потоп», потом долгая война с Россией за право контролировать Украину, плавно перетекшая в войну с турками и татарами) привели сначала к ослаблению Речи Посполитой, ее выходу из числа великих держав, а потом и утрате ею политической самостоятельности (сперва де-факто, а потом и де-юре).
Схожая ситуация вышла и с польской Лифляндией. И здесь польским властям не удалось найти взаимопонимания с местной элитой, для которой поляки оказались чужими. Как итог — Лифляндия стал яблоком раздора между Польшей и Швеций и причиной многочисленных войн между двумя государствами. И знаменитый «Потоп», польский аналог русской Смуты, стал одним из следствий «победы» Польши в Войне за ливонское наследство.
Остается Швеция — какую роль сыграло в ее истории ливонское наследство? На первый взгляд можно подумать, что шведы оказались самыми хитрыми и успешными претендентами на него. Пока два титана, Москва и Литва, боролись, напрягая все свои силы, за доминирование в Восточной Европе, шведы сумели отхватить себе лакомый кусок — северо-западную часть Ливонии с Ревелем. Лиха беда начало — почувствовав вкус успеха, Швеция попыталась продолжить начатое и приступила к созданию своей империи и превращению Балтийского моря в шведское озеро. В результате своей великодержавной политики Стокгольм, испортив отношения с Москвой и разругавшись с Варшавой, влез в германские дела и… В конечном итоге «шапка Мономаха» оказалась для него слишком тяжела. На поле под Полтавой шведская империя рухнула, и с таким треском и грохотом, что Швеция раз и навсегда перестала быть великий державой, пусть даже и региональной.
Одним словом, выходит, что ливонское наследство, это яблоко раздора (не случайно Густав Васа сказал как-то, в самом начале конфликта, что «если бы нам, шведам, удалось завладеть хотя бы самой незначительной частью в Ливонии, все бы восстали: враги Швеции охотнее бы передали эту часть дьяволу, только бы не дать ее нам…»), никому впрок не пошло. И лучше было бы для всех, если бы в Ливонии сохранилось бы status quo — слабая, раздробленная и бессильная Ливонская конфедерация в роли буфера, разделяющего великие державы, имела шанс на историческое выживание, и ее сохранение в долговременной исторической перспективе соответствовало интересам всех участников конфликта. Но история не знает сослагательного наклонения…
Приложения
Приложение IО литературе по истории Ливонской войны 1558–1561 гг.
К сожалению, если говорить о литературе именно по истории Ливонской войны 1558–1561 гг., то приходится констатировать, что доступной (более или менее) и вместе с тем современной таковой в наличии практически нет (если вести речь о действительно серьезных и более или менее научных изданиях). Очерки боевых действий на ливонском ТВД в эти годы есть, конечно, в работе В.А. Волкова «Войны и войска Московского государства», вышедшей в свет в 2004 г., но эта работа и концептуально, и текстуально устарела еще в момент своего рождения (поскольку историк основывался, судя по всему, лишь на русских источниках и переведенных на русский же язык ливонских хрониках, оставив за бортом значительный массив ливонских документов и материалов на языке оригинала, не говоря уже об остальных). Внешнеполитические аспекты борьбы за ливонское наследство отражены, к примеру, в обширной монографии А.Л. Хорошкевич «Россия в системе международных отношений середины XVI в.» (М., 2003). Сильной стороной ее является обширная источниковая база (в том числе и иностранная), но собственно военных действий в этой книге немного (да и описание их страдает неточностями и ошибками). Не так давно (в 2013 г.) в переводе на русский язык вышло исследование белорусского историка А.Н. Янушкевича «Ливонская война. Вильно против Москвы: 1558–1570». Но, как следует из названия, автор сосредоточил свое внимание на участии Великого княжества Литовского в «Инфлянтской войне», начавшейся де-факто с «тарвастского казуса», и характеристика военного конфликта между Москвой и Ливонской конфедерацией для него была второстепенна. То же самое можно сказать и о классических работах российских и советских историков, изучавших эпоху Ивана Грозного (несть им числа — от Н.М. Карамзина и С.М. Соловьева до недавно ушедшего от нас Р.Г. Скрынникова). Война за ливонское наследство и Ливонская война у них, как правило, служат лишь общим фоном, на котором разворачивается картина деяний Ивана Грозного (военная история и история военного дела в нашей историографии вообще никогда не пользовалась большой популярностью, будучи отдана почти что целиком и полностью на откуп историкам в погонах. Последних же в этих событиях интересовали лишь громкие события, по преимуществу связанные с большими победами русского оружия). Фундаментальное (безо всякого преувеличения!) исследование А.И. Филюшкина (давно и плодотворно разрабатывающего проблемы, связанные с борьбой вокруг Ливонии) «Изобретая первую войну России и Европы. Балтийские войны второй половины XVI в. глазами современников и потомков (Санкт-Петербург, 2013), как следует из ее названия, посвящена в большей степени образу Ливонской войны и тому, как он менялся в глазах современников и потомков[365]. Единственными исключениями могут служить лишь краткий очерк, носящий в большей степени научно-популярный характер, В.Д. Королюка «Ливонская война», также вышедший в свет в далеком 1954 г., и 1-я часть объемистого исследования Г.В. Форстена «Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544–1648)» (хотя она вышла из печати еще в 1893 г., но не утратила своей научной значимости и по сей день. Главный ее недостаток с точки зрения интересующей нас проблемы — собственно война для исследователя была второстепенна). Но и эти работы не дают нам более или менее полного впечатления о том, как разворачивались события на полях сражений в Лифляндии и Эстляндии в 1558–1561 гг.
Вот и выходит, что по большому счету история Ливонской войны, рассматривай ее что под углом зрения традиционной «истории битв и сражений», что с точки зрения истории военного дела, равно как и с военно-антропологической точки зрения, в нашей современной исторической науке практически не разработана и здесь есть широчайшее поле деятельности для историков. И если это небольшое исследование будет способствовать росту интереса к этой страинце истории России, автор будет считать свою задачу выполненной.
Приложение IIГосударев поход 7066 г. Альтернативная история Ливонской войны
Работая над этой книгой, мы пришли к выводу, как уже было показано выше, о второстепенности Ливонской войны для Ивана Грозного, который вел ее даже не вполсилы. Но что было бы, если бы Иван действительно всерьез занялся бы разрешением ливонского вопроса, совершив то, что ему приписывают вот уже на протяжении многих столетий? Поупражняемся немного в альтернативной истории. Представим себе, что, узнав в начале октября 1557 г. об условиях Позвольского мира между ливонцами и Сигизмундом II, Иван Грозный, внимательно наблюдавший за ходом переговоров, решил бросить все на юге и оборотиться лицом к западу (точнее, северо-западу), стремясь не дать своему заклятому другу и брату Сигизмунду первым приступить к разделу ливонского наследства:
«Лета 7066-го, сенътебря, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси приговорил з братом своим со князем Юрьем Васильевичем, и со князем Володимером Андреевичем, и з своими бояры, как ему, ож даст Бог, самому идти для своего дела и земского воевать неметцкие Ливонские земли для маистрова неизправления и орцы-бискупля и всея Ливонские земли неисправления». Главной целью государева похода, предположим, была выбрана Рига — жемчужина Ливонии, важный торговый и портовый город, ворота (наряду с Ревелем) Прибалтики (и не только). Взятие Риги к тому же позволяло взять за горло и Сигизмунда, поскольку тот, кто владел этим городом, держал под контролем и важнейшую коммуникацию по Западной Двине. В преддверии окончания перемирия с Великим княжеством Литовским это было совсем не лишним.
Разрядный приказ (заранее подготовленный к такому повороту событий) немедленно приступил рассылать по «городам» грамоты с наказом детям боярским «запас себе пасти» и «лошадей кормить», «и запасы свои и конские повеле всему воиньству с собою имати доволно на всю зиму и до весны», а жить им «по домом наготове, а как весть придет, где им царь и великий князь велит быти», то немедля сесть в седло и явиться в назначенное место «в три дни». Мобилизации подлежали прежде всего служилые люди Северо-Запада («сила новгородская и тверская» и дети боярские «московских городов», тогда как с «крымской украйны», с заоцких городов решено было в поход людей не брать — на всякий случай, кто знает, как поведет себя Девлет-Гирей. Местом сосредоточения был выбран Псков и его окрестности, где и надлежало собраться рати на Филиппов (предположим) день (т. е. на 14 ноября ст. ст.). Составленное разрядными дьяками и подьячими расписание полков могло выглядеть так (возьмем в качестве расписание берегового разряда 1559 г.):
«А воеводам государь велел быть по полком по росписи:
В большом полку воеводы князь Иван Дмитреевич Бельской, да слуга и воевода князь Михайло Иванович Воротынской, да боярин Семен Васильевичь Яковлев, да окольничей и резанской дворецкой князь Василей Ондреевич Сицкой. В передовом полку бояре и воеводы князь Михайло Васильевичь Глинской, да Иван Петровичь Яковлев Хирон, да Олексей Даниловичь Басманов Плещеев.