На обустройство брошенного замка и расставление в нем гарнизона ушли сутки, и только наутро 4 декабря полки Мстиславского смогли свернуть свои шатры и продолжить марш в юго-западном направлении, к Пебалгу, где, как они уже знали, «лехкая» рать А.Д. Басманова неделей раньше побила «немцев» (почему Тирзен и оказался брошенным — большая часть его гарнизона полегла в том бою, и замок некому было оборонять от подступивших к нему русских).
К Пебалгу Мстиславский подступил спустя два дня, 6 декабря. И снова, как и в предыдущий раз, замок и городок были покинуты. После того как рать Басманова разбила под стенами замка немногих рискнувших попытать счастья в «прямом деле» «немцев» из Тирзена и Пебалга, защищать замок было некому, а жители форштадта не рискнули дожидаться прихода главных сил русской рати, и, наскоро собрав свой скарб, разбежались куда глаза глядят. Не желая ослаблять себя необходимостью оставлять пусть и маленький, но все же гарнизон в Пебалге, Мстиславский приказал сжечь его и уничтожить все, что не могло быть забрано с собой или отправлено назад. Дождавшись, когда к нему присоединятся Глинский со своими людьми, воевода утром 7 декабря направился к замку Эрлаа.
Прежде чем выступить, Мстиславский направил в Эрлаа гонца с государевой грамотой с предложением бить челом государю и великому князю и быть принятыми под его руку. Ответа на эта грамоту он не получил, и потому, когда 9 декабря его полки подошли к замку, воевода «велел полком своим пройти — передовому полку и правой руке — мимо города. И, прошед город, воевода велел полкомстать против города по Шкулинской дороге». Внушительный вид государевых полков, в правильном порядке обтекших город и разбивших бивуаки под его стенами, зарево пожаров и дым от горящих мыз и деревень внушили местным «немцам» должное уважение к новой грамоте Мстиславского, которую он послал в город с сыном боярским Посником Семеновым сыном Соловцовым. «И немцы, видя государские многие люди, — отписывал потом в Разряд из воеводского шатра, — и дались на государеву волю и Посника Соловцова в город пустили». В открытые ворота Эрлаа вступили дети боярские и стрельцы, и, как писал Мстиславский, «тово же дни (9 декабря 1557 г. — В. П.) поручил Бог государю царю и великому князю город Ерль». И дальше воевода продолжил, что-де «велел я, государь, немец тех орликовских за их вину роспродать за то, что они не послушали первой твоей, государь, грамоты» и добавил к этому, что «указал я, по твоему государеву веленью, в городе Орлике строенью быть: поставить храм Положение честнаго пояса пречистые богородицы да в пределе Александра Свирского чюдотворца», а чтобы люторы да латины не попортили новопоставленный храм, «в городе же да в Орлике велел я, государь, быть в головах князю Ивану княж Дмитрееву сыну Шастунову да Дмитрею Иванову сыну Темиреву, а с ними ростовцев детей боярских 40 человек да с Изборску стрельцов 60 человек; и жити им тут. А наряду быти тутошнему же: 3 пушки медяные, 20 пищалей затинных, 30 гривенок зелья, да оставлено 30 пуд зелья, да 3 человека пушкарей, да 2 человека воротников, да казенной сторож, да плотник, да кузнец с Изборску ж».
После взятия Эрлаа на пути центральной колонны оставался всего лишь один замок, Сунцель (Сундеж, нынешние Сунтажи латвийские), в полутора днях пути от «города Эрля». От «Сундежа города» до конечной цели похода, Риги, оставалось еще полтора дня пути. Сам Сунцель не представлял серьезной преграды, и его жители, отсидевшись, пока мимо них проходили к Риге люди Басманова, бежали из городка. И когда полки Мстиславского вышли к вечеру 11 декабря к замку, они уже в который раз увидели перед собой опустевший форштадт и брошенный замок. Переночевав в Сунцеле, наутро Мстиславский приказал сжечь его и продолжить марш к Риге, на соединение с Басмановым, который уже неделю стоял под городом в ожидании подхода главных сил русской армии.
Южная колонна (полки Сторожевой, воеводы князь И.И. Пронской Турунтай, боярин П.В. Морозов и окольничий Д.Ф. Карпов, и Левой руки, воеводы князья П.А. Булгаков Куракин, Ф.И. Троекуров и Г.Ф. Мещерской) выступила раньше остальных, поскольку ей предстояло преодолеть самый большой путь до Риги, конечной цели «путешествия», — уже 18 ноября она пересекла границу и пошла к Двине. 20 ноября главные силы Пронского вышли к Мариенхаузу (ныне латвийское местечко Виляка) и обложили его со всех сторон. Стремясь не тратить времени и избежать лишнего кровопролития и расхода боезапасу, князь, посоветовавшись со своими воеводами и головами, «приговорил князь и воевода послать во Влех ко влешскому старосте от себя, воеводы, грамоту, чтоб оне (немцы. — В. П.) из государевы вотчины вышли вон из города, а город бы ему, государеву воеводу, отворили». Князь сказал — князь сделал, «и тово же часу грамота от воеводы во Влех послана с тутошним же со влешским латышем, а проводить тово латыша до берегу посылан Иван Матвеев сын Товарыщев Аксаков». А чтобы слова воеводские лучше были прочувствованы мариенхаузсцами, Пронский велел подкрепить грамоту пальбой из «наряда».
Намек воеводы был понят, хотя и не сразу. Посланный с грамотой во «Влех» латыш вскоре вернулся, но с отрицательным ответом — тамошний фогт Фабриций Эйерт заявил посланцу Пронского, что-де грамота сия написана русским письмом, а у них в замку нет толмача, а потому прислал бы воевода сына боярского переговорить. Пришлось князю сыскать толмача-немчина, который по-быстрому перевел грамоту на немецкий. На этот раз дело пошло быстрее, и вскоре новый посланец от фогта прибыл в воеводский шатер с посланием от Эйерта. Последний бил челом и согласился сдать город русским, предал воеводским посланцам ключи от города и впустил в Мариенхауз русских детей боярских, стрельцов и казаков, которые заняли стены и башни замка, а подьячий, присланный из русского лагеря, переписал «на стенах пушки и пушечной наряд, зелье и ядра, и ратное ружье, и самопалы, и корды, и запас всякой и съестной». По описи оказалось, что в Мариенхаузе «на городе колокол осадной невелик. На городе же две пищали полуторных в станкех на колесех, две пищали полковых грановитых невеликих, три пищали скорострелных со въскладинами, одна попорчена, да деветь ядер свинцовых (в общем-то понятно, почему фогт оказался столь сговорчивым — имея 9 выстрелов, рассчитывать на успешное отражение штурма было нельзя. — В. П.). Да на городе же на деревяной стене пищаль невелика полковая грановитая на колесех».
Оставив во Влехе головой Заныку Васильева сына Поливанова, «а с ним детей боярских борович 30 человек, да съ Ямы города сотнику Васьяну Чиркину, а с ним 40 человек стрельцов да три человека пушкарей московских да два человека пушкарей псковских», Пронский со всеми остальными своими людьми 21 ноября двинулся дальше. 23 ноября посланный к замку Лубан отряд занял брошенный тамошними обитателями городок и, спалив его дотла, предварительно вывезя из него «пушки и пушечной наряд, зелье и ядра, и ратное ружье, и запас всякой и съестной (коего, впрочем, оказалось немного. — В. П.)…», поспешил догонять главные силы, которые тем временем по льду р. Айвиексте (Эвост) двигались к замку Лаудон.
25 ноября русские полки появились под Лаудоном-Левдуном, и тут к князю Пронскому «из Левдуна приехали левдунские немцы все, чтоб их воевода пожаловал, велел им дать волю». Пронский, обрадованный таким раскладом, согласился и «левдунских немец пожаловал, велел их отпустить за Двину в Курлянскую землю», сам же, приказав сжечь замок и городок, двинулся дальше, к Двине.
27 ноября рать Пронского вышла к Двине и направилась к Кокенгаузену, под стенами которого передовые отряды ее появились на следующий день. Главные силы подтянулись днем позже, 29 ноября. Кокенгаузен тоже не стал «стоять» против государевой рати и капитулировал. Оставив в городе на воеводствование князя Ивана княж Иванова сына Мезецкого и окольничего Василия Дмитриева сын Данилова, а на «выласку» Михайлу Рудакова сына Еропкина, Пронский приказал оставить им в качестве гарнизона «детей боярских нижегородцов 107 человек, да можаич 52 человека, да костромич 152 человека, да стрельцов псковских с Васильем Левашовым 100 человек, да казаков с Опочки 196 человек, пушкарей оставлено 5 человек, да изо Пскова велено прислать 15 человек, и обоево пушкарей 20 человек. Да воротников 15 человек, да казенных сторожей 5 человек, да плотников 8 человек», да «наряду в Кукокосе во всех городех оставлено 8 пищалей больших и середних медных, по 4 гривенки ядро, да 2 пищали скорострелных, да 5 тюфяков, да 57 пищалей затинных долгих, да 12 пищалей затинных коротких, да 12 ручниц; да в прибавку оставлено 5 пищалей полуторных», а к ним «зелья в городе 60 бочок, а в них 400 пуд, да 10 бочок серы горячее, а в них 30 пуд, да к тому в прибавку, оставлено 100 пуд зелья; и всево в Куконосе зелья 500 пуд». Сам же князь свернул лагерь и с остальными силами двинулся на следующий день на запад по замерзшей Двине по направлению к Риге. 2 декабря 1557 г. его полки вышли к Ашерадену (Скровному), который также не стал оказывать сопротивление и открыл ворота перед русскими. Приняв челобитье тамошних «немцев», воевода оставил в нем небольшой гарнизон из сотни детей боярских-углечан и полсотни казаков с Острова, головой же в замке Пронский назначил углицкого сына боярского Ивана Федорова сына Алексеева.
4 декабря, на подходе к замку Ленневарден, к Пронскому доставили гонца из замка с грамотой от тамошнего фогта, в которой тот писал Пронскому, что-де «бью челом того для в покорности вашему велеможнейству, чтоб повелел ко мне прислать детей боярских и велел у меня тот город взяти, а до того города никому дела нет, опроче Бога да его пресветлейшего и великоможнейшего и напресильнейшего царя всеа Русии или воеводам, кому его царское величество велит взяти. И бью челом, чтоб мне на то и надежной ответ был, и яз того надеюся на твое велеможнейшество в покорности. Писан в Леневарде декабря в 3 лета 57-го». Обрадованный тем, что и с этим замком не придется возиться и тратить время, воевода немедля отрядил в Леневард костромского сына боярского Василия Петрова сына Мухина Карпова, а с ним «костромичан детей боярских по списку 52 человека да можаич 20 человек, да казаков с Воронача с пятидесятником 50 человек, да опочецких стрелцов 50 человек; и жити им тут», а наряду им быть, согласно составленной описи по факту сдачи города, «полуторная да скорострельная со всеми запасы, да в Леневарде же готова 2 пищали медные да 12 пищалей затинных, да пушкарей 7 человек, да воротников 2 человека, да сторожей казенных 2 человека, да кузнец, да плотник; а зелья 100 пуд». От Леневарда до Риги оставалось три перехода, и никакой серьезной преграды, способной надого остановить их наступление — не считать же таковым замок Юкскюль в одном переходе от Леневарда!