[498]. Все это наблюдалось в период, когда Екатерина II решала вопрос о присоединении к России Крыма[499].
Но вернемся к городским гербам. При их художественном воплощении был сделан акцент на символику, отражающую официальную идеологию Российской империи. Непосредственным их «производством» занималась Герольдмейстерская контора, или Герольдия. Во главе ее с начала 70-х гг. XVIII в. стоял русский историк, автор «Истории России с древнейших времен», известный защитник монархии и дворянских привилегий М. М. Щербатов.
Прекрасно уловивший смысл городского законодательства Екатерины II, он постарался в городской эмблеме отобразить идею господства над городом верховной власти, идею милости императрицы, по воле которой город получал якобы самоуправление. В герб он часто вводит фигуру, являющуюся символом царского самодержавия. Например, такую, как в гербе города Вытегры: основной геральдической фигурой здесь является «златый императорский скиптр, прямостоящий, с оком провидения». А символизирует эмблема «надежду, каковую пользу от учреждения сего города может империя Российская приобрести и купно (одновременно. – Н. C.) милость и провидение монаршее»[500].
Аналогичную символику имеют в большинстве своем эмблемы, составленные лично Щербатовым для полковых знамен. Некоторые из них затем превратились в городские гербы. Рисунок включает почти обязательное изображение «возникающего» (так в геральдике называется фигура, соприкасающаяся с одной из сторон гербового щита, но видная лишь наполовину) двуглавого российского орла[501].
Преемники князя М. М. Щербатова на посту герольдмейстера продолжали использовать государственный герб во многих городских эмблемах, особенно в гербах западных окраин России. Например, в гербах белорусских городов, несмотря на то что белорусский генерал-губернатор З. Г. Чернышев прислал рисунки гербов городов, ранее входивших в состав Речи Посполитой, помещалось в верхней части гербового щита погрудное изображение двуглавого орла «в знак того, что сие наместничество присоединено к империи Российской». В гербах городов Минского, Волынского, Брацлавского, Подольского наместничеств государственный герб – двуглавый орел изображался целиком, а на груди у него помещался герб города.
Создатели в России городских гербов в конце XVIII в. «изобрели» особую форму городского герба: в верхней части гербового щита рисовался герб наместничества (губернии), а в нижней – собственно городской. При подобной композиции главной становилась эмблема наместнического герба, а символ самого города играл подчиненную роль, занимая в гербовом щите второстепенное место. Если, предположим, в городском гербе изображался какой-то нейтральный символ (предмет флоры, фауны, предмет производства), то в наместническом гербе (верхнее поле), как правило, изображались корона, держава, скипетр, княжеская шапка, трон, знамя с государственным орлом, а то и сам двуглавый орел. Знаки верховной власти дополнялись церковными символами: благословляющей рукой, крестом, святым.
Таким образом, в российской городской символике сделан сильный акцент на пропаганду официальной идеологии. В то же время своеобразная конструкция российского городского герба визуально воплощала суть правительственной политики по отношению к городу: город (это показано при помощи подчиненности, вторичности городского герба) имеет самостоятельность (самоуправление) по монаршему благоволению (символ верховной власти над городским гербом). Во внешней форме герба города нашла отражение и политика правительства по урегулированию административно-территориального устройства России. Форма герба (вверху – наместнический (губернский), основной, внизу – городской, подчиненный) соответствовала реальной структуре административного деления, состоявшегося в России. Позднее, в XIX в. форму герба еще более усовершенствовали. При помощи таких элементов, как короны разного вида, обрамление гербового щита, можно было по гербу судить о значимости города в государстве, количестве населения, характере экономического развития. В XIX в. городские гербы вошли в систему знаков, функционирующих в государстве. Герб уже не «обслуживал» какой-то определенный территориальный пункт, а превратился в один из многочисленных элементов, из которых вырастала вся система разработанных царским правительством мер по укреплению его идейных позиций.
Здесь можно вспомнить Н. А. Бердяева, писавшего: «Россия – самая государственная и самая бюрократическая страна в мире; все в России превращается в орудие политики, русский народ создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю. С Ивана Калиты последовательно и упорно собиралась Россия и достигла размеров, потрясающих воображение всех народов мира. Силы народа, о котором не без основания думают, что он устремлен к внутренней духовной жизни, отдаются колоссу государственности, превращающему все в свое орудие»[502].
Как ответ на ослабление идеи абсолютистской власти под влиянием Французской революции русское правительство предприняло ряд мер, направленных на ее укрепление в собственном государстве. В связи с этим следует рассматривать ряд идеологических мероприятий, осуществленных Павлом I. К их числу относится установление незыблемости наследования только по мужской линии, действия по обожествлению царской власти, сопровождавшиеся ее восхвалением и прославлением. Отсюда – эффектные зрелища увенчанного короной императора, принимающего военный парад, помпезность ритуалов, сопровождавших появление царя перед подданными. Павел первым из всех монархов венчался на царство вместе с супругой. Он задумал и осуществил (правда, только на бумаге) новый, более помпезный государственный герб.
Можно упомянуть еще об одном распоряжении Павла I, касающемся регулирования атрибутики, иерархии членов императорского Дома. Это «Учреждение об императорской фамилии», глава «О титулах, местах, гербах и либерее, принадлежащих рожденным от императорской крови», в котором тщательно, по пунктам было расписано, кто из членов императорской фамилии может иметь тот или иной герб с теми или иными эмблемами[503]. Впоследствии начинание Павла I было воплощено в специальном законодательстве второй половины XIX в. – «О гербах членов императорского Дома».
Эпоха либерального Александра I не ознаменовалась сколько-нибудь заметным изменением российской государственной символики. При нем, правда, российский двуглавый орел изменил свою конфигурацию: он воспроизводился в господствовавшем в то время стиле ампир, крылья орла распростерты, опущены. «Сия малость не осталась без последствий; были недовольные сим, как бы некою приметою, что Россия уже не возвышается, а опускает крылья. Это предрассудок, но не излишня предосторожность и против предрассудков, которые возбуждаясь, производят расстройство в мыслях народа»[504], – писал московский митрополит Филарет.
Александр I утвердил «правильную» кокарду (черно-желтую), соединив ее с «древнею Петра Великого, которая соответствует белому, или серебряному, всаднику (св. Георгию) в Московском гербе»[505].
В значительной мере на укрепление монархической атрибутики повлияли труды историков XIX в., в частности Н. М. Карамзина, духовное воздействие которого на российское общество и на утверждение «охранительских» воззрений было велико. Ум, интеллигентность, тонкость, высокий интеллект, гуманистические, просветительские, даже либеральные воззрения, которые характеризуют Карамзина как человека[506], соседствуют в нем с убежденностью монархиста[507]. Особенно его испугал 1793 г.; якобинская диктатура, страх перед «бунтом» пересилил прежний либерализм. Карамзин погружается в российскую историю. На первый план выступает теперь ультрапатриотизм, а любовь к России выглядит как безоговорочное принятие прежних и существующих порядков. В результате вывод: самодержавие есть единственный «палладиум» России[508].
Его слушали, внимали его историко-патриотическим идеям при чтении «Истории государства Российского» такие же умные, тонкие, образованные люди: C. C. Уваров, В. А. Жуковский, Д. Н. Блудов и др.[509]. Через несколько лет один из них станет родоначальником идеологизированной «теории официальной народности (Православие, Самодержавие, Народность)», другой создаст слова гимна, прославляющего самодержца, третий будет разрабатывать «Уложение о наказаниях». Апологетика самодержавия Карамзина, подкрепленная «научным и художественным талантом», явилась первоосновой многих последующих охранительско-патриотических концепций в русском обществе, многое из того, что «художественно» описал Карамзин, принималось за неоспоримые факты.
При написании фундаментального исторического труда Н. М. Карамзин подверг критике своих предшественников, в частности В. Н. Татищева. Он обвинил последнего в том, что историк выдумывал многие события, ссылаясь на не существующие в действительности источники[510]. Одним из таких фактов могло быть известие, приводимое Татищевым, в котором речь шла о появлении эмблем, составивших российский государственный герб: «… Иоанн Великий, по наследию своея княгини Софии, принцессы греческой, принял за государственный герб орел пластаной, с опущенными крыльями и двемя коронами над главами…»[511].
Хотя сведения Татищева легендарны (без ссылки на источник), Карамзин охотно воспользовался ими. «Колумб русской истории» поддержал предположение Татищева о принятии Иваном III византийского герба и соединении его на печати с московским («Великий князь начал употреблять сей герб с 1497 г.»