Следует подчеркнуть, что и в нынешней ситуации, несмотря на признание несомненных достоинств глинковской «Патриотической песни», некоторые известные музыканты, проведя работу по оркестровке последней, высказали сомнение в ее исключительной «пригодности» именно как музыки для гимна. Например, председатель Союза композиторов Санкт-Петербурга Андрей Петров при обсуждении музыки Глинки 8 декабря 2000 г. заявил: «Именно мне довелось десять лет назад оркестровать “Патриотическую песнь” Глинки, и все мы тогда были в эйфории. Но года полтора назад я стал говорить в интервью, что мы, может быть, сделали ошибку. Потому что есть более яркие музыкальные гимны, и притом широко известные. Это “Славься!” Глинки, “Богатырские ворота” Мусоргского»[960].
Председатель Союза композиторов Москвы Олег Галахов был солидарен с коллегой: «Десять лет назад музыку Глинки приняли очень быстро. Мелодию предложил как раз московский Союз композиторов… Кстати, тогда же в качестве гимна России нами был предложен и хор Глинки “Славься!” из оперы “Иван Сусанин”. А ведь гениальный вариант! “Славься!” – это же перл. Далеко не в каждой стране мира есть готовый гимн, который сам по себе перл»[961].
Можно составить многотомный свод современных высказываний о словах и музыке гимна России. Всю их разность, полярность, надуманность, доказательность можно оценить словами С. С. Аверинцева, который высказался в том смысле, что «непоследовательность хотя бы толерантна, и национальное примирение без нее, в конце концов, не обходится»[962]. К тому же (хочется в это верить) «не суетными помыслами» озабочены были большинство участников дискуссии, а глубокой верой в то, что «наша многовековая Россия, несомненно, достойна классического и величественного гимна, логически обоснованного, тщательно продуманного со всех сторон»[963].
Тем не менее не стоит все-таки забывать, что Государственный гимн – это особый музыкальный символ, причем не только по форме: его слова, как правило, патриотичны, прославляют державу или правителя, отражая мировоззренческий и духовный настрой общества; музыка торжественна и вдохновенна, но вместе с тем легко воспроизводима и запоминаема. В этом специфика многих национальных гимнов, появление которых можно отнести ко второй половине XVIII-XIX в. В XIX в. гимн (вместе с гербом и флагом) входит в складывающееся триединство символов государственного суверенитета. Государственные символы утверждаются властью, которая, как правило, причастна и даже инициирует их выбор (иногда учитываются исторические традиции, политические устремления, а иногда – народный колорит без всякой политики). Символы государственного суверенитета постепенно закрепляются законодательно (но не в одно время и не по одной схеме в разных странах). Так, в выпущенном в конце XIX в. в России «Сборнике национальных гимнов всех государств света»[964] отмечалось, что из 87 стран 15 не имеют гимнов вовсе, но зато в некоторых государствах по два гимна, которые признаны официальными и исполняются в соответствующих случаях.
Двадцатый век принес во все страны официальную звуковую эмблему суверенного государства – гимн, которая, как герб и флаг, согласно ее правовому статусу закрепляется законодательно и не может меняться произвольно, составляя часть государственных приоритетов. Во многих странах разрабатываются и неукоснительно соблюдаются ритуалы, связанные не только с использованием герба и флага, но и с исполнением гимна (в США, например, слова гимна учат в школах, приветствуется хоровое исполнение с обязательным знанием слов, при звуках гимна правая рука прикладывается к сердцу и пр.), что считается нормой в гражданском обществе.
Одним из направлений внутренней идеологической доктрины, хорошо ощутимым в последние годы, является не аморфный и иногда попросту бездумный возврат к старине, как может показаться на первый взгляд, а восстановление преемственности российской истории. В этом контексте выглядит вполне приемлемым, а не эклектичным, соединение в качестве главных знаков нового Российского государства трех символов разных эпох: традиционной гербовой эмблемы, символизирующей единое Русское государство (500-летней давности), петровского трехполосного флага как эмблемы вступления России в число крупнейших морских держав (300-летней истории) и, наконец, музыки гимна Советского Союза (60 лет), которая прежде всего, несмотря на дебаты по поводу ее качества, воспринимается как символ победы в самой жестокой войне, выпавшей на долю поколения, все еще составляющего значительную часть современного общества.
В историческом аспекте эволюция герба и флага, может быть, и не так широко, как хотелось бы, но все-таки представлена в современной российской историографии. История гимнов менее разработана. Можно согласиться с упоминавшимся уже В. М. Калинкиным, что музыкально-поэтический жанр, которому принадлежит гимн, «являясь неотъемлемым атрибутом символики государства, до сих пор не имеет своего четко обозначенного, четко очерченного определения, не имеет обязательных для этого художественного жанра критериев»[965]. Очень верными являются замечания автора о том, что государственный гимн, как правило, соответствует комплексу критериев, которые отличают его от других музыкально-поэтических жанров, например от песни, кантаты, оратории, марша. В значительной степени эти проблемы должны решаться специалистами по истории музыки.
В настоящее время довольно сложно разобраться в истории гимнов, прежде всего потому, что отсутствуют четкие дефиниции в определении гимна и гимнической мелодии, или песни-гимна. В связи с этим «зависает» и конструктивная проблема выделения государственных гимнов, их четкая смысловая и временная градация. Так, авторы в работах последних лет пишут об официальных и неофициальных гимнах России, о национальном (государственном?) гимне, о гимне-марше Преображенского полка и о других маршах-гимнах, а также о гимнах-молитвах[966]. Бесспорно, музыка этих «гимнов» была привлекательна для отдельных групп населения и различных сословий России, но ни один из них не нес объединяющего программного начала для народа всей страны, в чем и состоит основной критерий Государственного гимна. Идентификация марша и гимна «сдвигает» дату появления российского Государственного гимна к эпохе Петра I, что методически неверно.
Это особенно заметно в свете работ, опубликованных в последние годы, в которых проблема появления русского национального гимна рассматривается в контексте формирования идеологии николаевской России и неразрывной нитью связывается с провозглашенной в марте 1833 г. известной доктриной министра просвещения С. С. Уварова – «Православие, Самодержавие, Народность»[967]. Последняя, в свою очередь, базируется на апологетике самодержавия Н. М. Карамзина, духовное воздействие которого на российское общество и на утверждение «охранительских» воззрений было огромно[968]. В историографии уже неоднократно отмечался тот факт, что ум, интеллигентность, высокий интеллект, гуманистические воззрения соседствуют в русском историке с убежденностью монархиста. Особенно его напугал 1793 г. во Франции, якобинская диктатура, страх перед «бунтом» пересилил прежний либерализм. Карамзин погружается в российскую историю, и на первый план выступает теперь ультрапатриотизм, а любовь к истории выглядит как безоговорочное принятие прежних и существующих порядков. В результате вывод: самодержавие есть единственный «палладиум» России.
Карамзина слушали, внимали его историко-патриотическим идеям при чтении «Истории государства Российского» такие же умные, тонкие, образованные люди: С. С. Уваров, В. А. Жуковский, Д. Н. Блудов[969]. Через несколько лет один из них (Уваров) станет родоначальником идеологизированной «теории официальной народности», другой (Жуковский) создаст стихи гимна, прославляющие самодержавие, третий будет разрабатывать «Уложение о наказаниях». Эти люди, занявшие при Николае I важные министерские посты, были близки царю по своему мировоззрению (Жуковский, как известно, даже являлся наставником наследника престола). Неудавшийся переворот 1825 г., по-видимому, заставил воцарившегося нового монарха позаботиться о «четкой концепции национального бытия», в создании которой ему помогали наиболее доверенные люди, воспитанные Карамзиным на «благоговении перед святыней власти державной». Они способствовали, каждый на своем месте, воссозданию идеи «особности» и «самодостаточности» великой России.
Не последнее место государственная концепция отводила оригинальной властной атрибутике. Николай Павлович чрезвычайно большое внимание уделял созданию официальной атрибутики и гербов. В 1848 г. по его распоряжению существующая в довольно жалком виде Герольдия преобразовалась в учреждение более высокого ранга – департамент Сената. В 1851 г. царь дал указание «принять на будущее время за правило на гербах губерний, областей и губернских городов, как впредь будут представлены на высочайшее утверждение, изображать всегда императорскую корону»[970] и т. д. В контексте формирования идеологии николаевского царствования следует рассматривать и появление в 1833 г. «народной песни» В. А. Жуковского – А. Ф. Львова как официального Государственного гимна Российской империи. Подробнее на некоторых деталях его возникновения остановимся ниже, здесь лишь подчеркнем, что включение такого феномена, как Государственный гимн, в контекст эпохи выделяет его из прочих «музыкальных прославлений», «хвалебных песен», «царских величаний» и т. д.