когда официально не был пожалован герб, сами вводят его, помещая изображение печати на щит, так что с XVI в. понятия «городской герб» и «городская печать» зачастую сливаются. Примерно с этого времени городская геральдика теряет прежний смысл в связи с большими изменениями в структуре городского общества, что совпадает с «инфляцией» геральдики вообще, с исчезновением гербов из военного обихода, концом «живой» геральдики и наступлением «бумажной». В XVI–XVII вв. последняя широко распространяется в Западной Европе: во многих странах появляются в большом количестве трактаты, разрабатываются правила общей композиции герба, определяются его обязательные элементы, вырабатывается специфическая терминология, вводятся условные обозначения цветов при помощи штриховки, оформляется их символика и т. д. В соответствии со вкусами той эпохи геральдике свойственна пышность, помпезность. «Гербовая лихорадка» буквально захлестывает Европу, так что для упорядочения пользования гербами во многих государствах были созданы специальные организации[1126]. В этих условиях учреждение городских гербов приобретает все больше черты традиционности, престижа. Герб – предмет гордости горожан, о нем слагают оды, пишут стихи.
Знакомство с основными этапами истории городской геральдики в Западной Европе дает основание рассматривать городской герб в двух аспектах. С одной стороны, это показатель определенного развития городской организации и символ городского суверенитета, знаменующий предоставление городу определенных прав; с другой – знак, составленный на основании определенных правил, сохраняющий относительную стабильность изображения, которое, как правило, фиксируется законодательным актом.
Эволюция городской геральдики обусловлена прежде всего закономерностями развития той или иной страны. Если говорить о Руси, то истоки городской символики относятся здесь еще к домонгольскому периоду. Так, известно изображение льва как личного знака владимиро-суздальских и галицких князей[1127], которое впоследствии становится главной фигурой в гербах Владимира и Львова. Монголо-татарское нашествие затормозило развитие эмблем и символов на Руси, однако не уничтожило их совсем. Об этом свидетельствуют многочисленные эмблемы на русских монетах XIV–XV вв., еще слабо изученные; эмблемы княжеских печатей, а также изображения на сохранившихся городских печатях[1128].
Монголо-татарское иго сказалось и на эволюции русских городов XIV–XV вв., политический строй которых не достиг такой зрелости и полноты, как в некоторых странах Западной Европы[1129]. В этих условиях городские гербы как символы самоуправления города и свидетельства каких-то особых привилегий не могли получить распространения. Следует также учитывать, что необходимость избавления от золотоордынского ярма вела к усилению великокняжеской власти. Русское городское население в XIV–XV вв. не только не получило привилегированного правового положения, как это имело место в странах Западной Европы, но были ликвидированы даже зачатки самоуправления городов. Следовательно, отсутствие на Руси городских гербов в период, когда во многих западных странах это явление начинает расцветать, обусловлено особенностями ее исторического развития.
В XVI в. в Русском государстве существовали территориальные эмблемы. Они изображались в основном на печатях, скреплявших международные акты. Эмблемы покоренных прибалтийских земель были использованы при изготовлении печати Ливонской земли, сделанной по приказанию Ивана IV в 1564 г. и приложенной к трактату, заключенному между Россией и Швецией[1130]. Употребление этой печати строго регламентировалось: ею печатались «… грамоты перемирные с свейским королем… и грамоты в иные государства»[1131]. Композиция рисунка (двуглавый орел попирает лапами эмблемы, символизирующие присоединенные прибалтийские земли) такова, что не может вызвать сомнения в предназначении печати, которая должна была иллюстрировать успехи русского царя в Ливонской войне. По-видимому, для создателей печати эта задача была основной, поэтому такие детали, как правильное изображение гербов завоеванных областей, не играли для них большой роли: эмблемы не соответствуют в деталях гербам Ливонского ордена и Дерпта. В 1565 г. по приказанию Ивана IV была сделана новгородская печать, на которой изображалось «место, а на месте посох, а у места с сторону медведь, а з другую сторону рысь, а под местом рыба»[1132]. При этом подчеркивалось, что данной печатью «… печатати грамоты перемирные с свейским королем Новугороду о перемирии, и грамоты посыльные печатати о порубежных и о всяких делех ко свейскому королю».
С эмблемами других русских земель нас знакомит государственная печать Ивана IV 1577 г., приложенная к двум трактатам – 1583 и 1584 гг., заключенным между Россией и Швецией[1133]. 24 эмблемы (по 12 с каждой стороны) окружают изображение двуглавого орла со всадником (на обратной стороне – единорог), расположенным в центральном щитке. В литературе их принято называть гербами городов, хотя надписи вокруг эмблемы свидетельствуют, что изображены печати, и не городов, а земель, областей, княжеств, царств. Для герба, как уже указывалось, была характерна неизменность его рисунка, стабильность фигур и цветов (красок). Между тем анализ изображений, помещенных вокруг двуглавого орла на государственной печати Ивана IV, сравнение их с аналогичными изображениями XVII в.[1134] показывают отсутствие стабильности[1135] и несоответствие подписей действительной печати или эмблеме, впоследствии считавшейся гербом[1136]. Подобная «перепутанность» вряд ли была бы возможна, тем более на государственной печати, если бы в XVI в. в Русском государстве городские гербы официально существовали. Однако сочетание общегосударственной эмблемы и печатей разных областей, входивших тогда в состав России, конечно, не случайно, и оно не являлось простой иллюстрацией царского титула[1137], а знаменовало собой единство земель, объединенных под эгидой московского государя. Часть изображений, по-видимому, не имела под собой почвы, т. е. эмблемы не являлись копией реально существующих печатей[1138]. Возможно, что отдельные эмблемы земель были сочинены лишь с целью помещения их на государственную печать и в дальнейшем, не получив реального воплощения, в силу неупотребляемости забыты[1139]. Тем не менее и сочинение эмблем, и композиция печати, типичная для государственных печатей многих европейских стран той эпохи, на которых также изображались в гербовых щитах эмблемы земель[1140], имели свой смысл и включали русскую печать, скрепляющую важный международный акт, в круг обычных для Западной Европы атрибутов королевской или императорской власти.
В свете большого интереса к иерархии европейских государств, который характерен для русского правительства того времени[1141], знакомство с институтами внешнего оформления верховной власти западноевропейских государей представляется вполне допустимым. И эмблемы, которые большей частью в силу особых исторических условий развития Русского государства не существовали в качестве изображений на реальных печатях и не являлись гербами, должны были играть роль таковых за пределами Русского государства. Показательно, что эти эмблемы имеют светский характер, типичный для подобных эмблем западноевропейских печатей.
В жизни русского общества эмблемы светского характера получают более или менее значительное распространение в XVII в. Их можно встретить на знаменах иноземных полков, входивших в состав русского войска[1142], на личных печатях[1143], на печатях центральных правительственных учреждений – приказов[1144]. Территориальные эмблемы также находят себе применение, более широкое, чем в предшествующий период, во внутрирусской практике, прежде всего при создании печатей. Среди них выделяются печати со специфическими эмблемами анималистического плана, которые характерны для присоединяемых в это время к России земель, в основном для различных областей Сибири[1145]. Территориальные эмблемы в виде рисунков крепостей помещаются на государственной печати Алексея Михайловича. Буквы над ними свидетельствуют, что крепости олицетворяют Великую, Малую и Белую Россию, а также восточные, западные и северные земли[1146]. Эмблемы украшают предметы царского обихода, среди них широко бытуют и территориальные[1147]. Изображение эмблем на этих предметах носило характер орнаментировки, украшения в традиционном стиле. Они предстают перед нами в самой разной интерпретации.
В последнее десятилетие правления Алексея Михайловича происходит геральдизация эмблем. В 1666 г. Алексей Михайлович приказал сделать в Оружейной палате знамя, на котором «… написать живописцу Станиславу Лопуцкому разных государств четырнадцать печатей в гербах»[1148]