По линии НКИД в полпредство поступило специальное указание М.М. Литвинова: «Не вести никаких бесед на тему советско-литовских отношений, уклоняться и воздерживаться от них». Может быть, в интересах нашей страны сейчас действительно отказаться от какой бы то ни было активности в Литве, — писал Роман в Центр, — тогда зачем нам влиятельные люди? Давайте ориентироваться на середня-ка-информатора. Будем только освещать, а не делать политику».
На это письмо резидент получил из Центра весьма обтекаемый ответ. Ему давали понять: вопросы не по адресу.
Литовская полиция, однако, ни на минуту не оставляла резидента в покое. Роман ощущал за спиной ее вкрадчивые шаги. Сообщая о слежке, он не без юмора отмечал: «Скорее всего такое оживление местных «топтунов» вызвано моим недавним рижским и ревельским разведпрошлым, поскольку «край прибалтийский объезжая, я всем ужасно надоел…» Видимо, в литовской полиции меня считают важной персоной. Таких неугомонных гастролеров по балтийским столицам они еще не встречали в своей практике».
Несколько месяцев неутомимая «наружка» гонялась за Романом на казенных велосипедах, но темно-синий «фордик» помогал резиденту без особых усилий держать достойную дистанцию. Министерство финансов в конце концов раскошелилось и часть «велосипедистов» пересела в… «фордик», но темно-желтого цвета с регистрационным номером 84 (не много же было автотранспорта в столице!). Это событие добавило динамизма к оперативной рутине Романа: теперь за ним гонялись по узким улочкам Ковно, как в американских боевиках.
Плотно было обставлено шпиками и советское полпредство, расположенное на Лайсвес-аллее, неподалеку от парка Витовта. Среди агентов были и профессионалы, и «любители» из студентов, которым полиция «за службу» оплачивала учебу в университете. Один из них, по-видимому с задатками артиста, любил гримироваться под «безрукого» нищего. В отличие от других побирушек на Лайсвес-аллее, его никогда не гоняла полиция, и Роман, проходя мимо, бросал ему в потрепанную шляпу монету-другую. Таланты надо поощрять! Слежка велась и с трех закрытых постов, один из которых, расположенный напротив главного входа в полпредство, был оборудован цейсовской оптикой и автономной линией связи со зданием литовской охранки.
О том, что тучи над ним сгущаются, Роман понял из разговора с вице-бургомистром Ковно Рустейкой, приглашенным «на чай» в полпредство. Будучи под хмельком, в присутствии других высокопоставленных чинов он «по-дружески» поделился своими соображениями: «Вы не настоящий секретарь, а представитель ГПУ. Не возражайте, я — старый воробей и меня на мякине не проведешь». Рустейка перечислил по памяти всех советских работников-дипломатов и заключил: «Без представителя ГПУ полпредство работать не может, и из всего персонала на это амплуа больше всего подходите вы. Тем не менее знайте, Литве от вас скрывать нечего. Все вы — хорошие ребята».
«Это не случайный разговор, — подытожил Роман. — Может быть, мне намекают, что пора убираться?»
В Центре взялись за поиски замены резиденту, а он, не теряя времени, сообщал о постоянно меняющейся обстановке «во вверенной ему стране».
«Большое влияние на позицию Литвы в отношении Клайпедской области оказали, конечно, захват Гитлером Австрии и раздел Чехословакии. Только теперь литовцы начинают понимать свои ошибки в деле освоения ими этого района. Одной из них считается использование области как места «ссылки», куда направляли не серьезных патриотов и дельных людей, а «оппозиционеров» и вообще всех проштрафившихся, часто перебегавших на сторону немцев. Не имея никакого влияния и опоры в Клайпедской области, продолжая политику уступок, литовское правительство пытается сейчас урегулировать конфликт путем прямых переговоров с Берлином.
Многие в Литве склонны думать, что, но крайней мере в ближайшее время, Германия не пойдет на отторжение области. Они надеются, что немцы предпочтут оставить неизменным существующее положение, чтобы сохранить область и вообще Литву в качестве своей продовольственно-фуражной базы на случай подготовляемого военного нападения на Советский Союз. Нынешнее обострение в Клайпедской области Берлин будет использовать для постоянного давления на Сметону, что уже сейчас делается небезуспешно. Литовское правительство склонно удовлетворять почти все «пожелания» немцев, оправдываясь тем, что это — единственное средство для сохранения существования Литвы и ее хотя бы номинальной независимости.
При этом они постоянно прибедняются и упорно твердят, что Литва невелика, бедна и беспомощна».
Роман продолжал работу с «Дайнисом» и «Люксом». Обстановка в соседней Восточной Пруссии становилась все более сложной, репрессивно-полицейские структуры работали вовсю, вылавливая, выслеживая, уничтожая последние очаги сопротивления нацистскому режиму. Зато все оживленнее становилось в полузаброшенных совсем недавно гарнизонах, строились аэродромы, рокадные дороги, новые казармы. Все более вероятной становилась внезапная атака на Польшу. По данным «Люкса», с территории Восточной Пруссии удар должна была нанести 3-я армия вермахта. Но еще раньше нацисты собирались «решить» мемельский вопрос.
Листки на папиросной бумаге с разведданными «Люкс» «заделывал» в переплет какой-нибудь книги и вручал ее агенту-маршрутнику «Дайниса». Иногда это происходило в Кранце или Раушене — восточнопрусских «климатических» курортах, иногда на живописном Горбатом мосту в Инстербурге, но чаще всего в Тильзите, на лодочной станции. От «Дайниса» материалы поступали к Роману разными путями. Нередко приходилось путешествовать за ними в Клайпеду по ужасным в то время литовским дорогам, на восстановление которых в национальной казне не находилось средств. Порой сам «Дайнис» приезжал в Ковно. Он звонил по телефону, извинялся за «ошибку» и вечером, в сумерках, встречался с резидентом в каком-нибудь укромном месте (кафе и рестораны для подобных целей не подходили, они были нашпигованы агентами).
По материалам «дуэта» можно было отчетливо проследить, как недавняя глухомань Рейха — Восточная Пруссия — развивала свою инфраструктуру, завозила и модернизировала вооружение, готовила офицерские кадры. Самые невинные забавы, например классы по обучению планеризму на Куршской косе, вдруг превращались в курсы по подготовке из подростков будущих асов «люфтваффе». В секциях парусного спорта «ковали» будущих подводников. В туристических кружках — личный состав егерских частей… Все говорило о том, что участь Польши решена. Она станет ближайшим объектом гитлеровской агрессии. Польша нужна была Гитлеру, чтобы проложить путь к границам России.
Роману не довелось стать свидетелем краха Польши. К тому времени он был уже в Москве и дожидался нового назначения. Он знал, что мирной жизни оставалось совсем немного, что бы там ни говорила официальная пропаганда. Он был опытным разведчиком, чтобы без подсказок понять: «Дранг нах Остен» уже начался. И он полагал, что там — на самом верху — понимают это гораздо лучше, полнее, нео-провержимее. И как хотелось верить, что в Москве делается все, чтобы во всеоружии встретить грядущую грозу…
28. Трудные дороги «Экстерна»
Описываемые события происходили в 1940 году. Владимир подходил к небольшому, аккуратному немецкому городку. Позади остались литовская граница, которую он перешел нелегально, и больше десятка километров пути. Из-за поворота показался полицейский пост, выставленный с тех пор, как в Польше после ее разгрома Германией было образовано генерал-губернаторство. Встреча с полицией не смутила Владимира. Документы у него были подлинными, а объяснения более чем естественными. Он был уверен, что выдержит любую проверку.
Ознакомившись с документами, полицейский поинтересовался у Владимира, откуда он и куда, с какой целью направляется.
— Я литовский гражданин и член литовского отделения Всероссийской фашистской партии (ВФП)[37]. НКВД разгромил наш филиал, спастись удалось немногим. С трудом, но мне удалось тайно бежать в Германию.
Полицейский остался, по-видимому, удовлетворен ответом, но посчитал необходимым направить Владимира в городское отделение полиции, чтобы все проверить еще раз.
Полицейский комиссар, задавая для проформы вопросы, внимательно приглядывался к Владимиру, особенно фиксируя его реакцию на неожиданные и острые, а точнее провокационные, вопросы. Больше всего комиссара интересовало, к кому в Берлине должен был прийти Владимир и зачем.
— В Берлине я рассчитывал встретиться с референтом Всероссийской фашистской партии господином Терли, который меня хорошо знал по Литве.
— Я сейчас срочно переговорю с Берлином, — поднялся комиссар, — и вопрос о вас будет тут же решен, если вы сказали мне всю правду.
Через минуту комиссар вернулся.
— Господина Терли в настоящее время нет в Берлине, и где он находится — неизвестно. Но вас там знают и, похоже, горят желанием увидеться. Вероятно, вы прольете свет на то, что произошло в Литве с филиалом ВФП.
— Это главная цель моей поездки в Берлин. Был бы признателен, господин комиссар, если бы было дано указание начальнику железнодорожной станции об оказании мне содействия в приобретении билета до столицы Рейха.
Комиссар вернул Владимиру документы, кивнул головой, что, очевидно, означало согласие, и сделал широкий жест в сторону двери.
…Скоро Владимир, он же агент советской внешней разведки «Экстерн», прибыл в Берлин и в соответствии с заранее оговоренными условиями встретился с оперативным работником «легальной» резидентуры. Еще в середине августа 1940 года резидентура была предупреждена о прибытии «Экстерна», который длительное время и довольно успешно занимался «разработкой» фашистской партии Литве. При ликвидации фашистского подполья были приняты особые меры предосторожности, и ни у кого не пало и тени подозрения на «Экстерна». В Берлине агент должен был попытаться восстановить связи с профашистски настроенными кругами эмиграции и собрать информацию о них, их планах и контактах с немцами. Если по каким-либо причинам это не удастся, то «Экстерну» надлежит выехать в Югославию для продолжения все той же деятельности.