Через несколько недель состоялась встреча «Гейне» с высоким представителем абвера, на которой ему сообщили, что скоро его отправят обратно в Москву с заданием по подрывной работе в столице. Уточнили некоторые детали, время для связи и условились, что «курьеры», прибывающие в Москву, являться будут к его тестю, а тот будет их связывать с «Гейне».
После этого «Гейне» в сопровождении немецкого офицера переправили в Минск, откуда он должен был вылететь самолетом через линию фронта, прыгнуть с парашютом, а дальше добираться до Москвы. В Минске его поселили на частной квартире, в которой проживали несколько соседей, и оставили одного. Это тоже был элемент проверки, потому что три дня его никто не беспокоил, а под окнами гнали людей, жестоко избивая их при этом. Соседи поясняли, что на казнь ведут очередную группу партизан, внимательно следя за его реакцией и рассказывая о других случаях варварства гитлеровцев. Несомненно, что за это время проводилась тщательная проверка биографических данных «Гейне» и других сведений, полученных от него, по картотекам германских спецслужб. В частности, не вовлекался ли он до войны в разведывательные операции, проводившиеся ОГПУ-НКВД через русских эмигрантов.
Наконец за ним пришла машина и его отвезли на аэродром. Выдали деньги для организации «Престол» и посадили в самолет. Там уже был русский, одетый в форму советского солдата. «Гейне» сказали, что это его напарник по фамилии Краснов и что он будет прыгать первым. (Надо понимать, что немцы подстраховывались до самого последнего момента.) Однако в самолете Краснова укачало и первым через люк прыгнул «Гейне», приземлившийся в лесу около райцентра Арефино Ярославской области.
Было это 15 марта 1942 года. Вот как описывает сам «Гейне» свое возвращение на родную землю:
«…в Арефино я сообщил свой псевдоним и рассказал, что ночью был сброшен с немецкого самолета и что после меня должны были сбросить предателя Краснова, описал его приметы. Просил об этом сразу сообщить в Москву. Из Москвы приказали немедленно доставить меня в Ярославль после оказания медицинской помощи (у меня было повреждено колено). В Ярославле меня тепло встретили.
Я ощутил невероятный прилив энергии и нетерпение вступить, в новый этап борьбы с противником. Нить завязалась, но ее крепость еще надо проверить. В сопровождении сотрудников госбезопасности я отправился в Москву на машине. Через несколько дней я узнал, что Краснова задержали».
Вернувшись в Москву, «Гейне» первые две недели писал отчет и не выходил из дома, так как было не исключено, что немцы могли проверить, когда он вернулся. Слишком быстрое возвращение могло вызвать подозрение.
Через две недели «Гейне» вышел в эфир. Связь с немцами состоялась. По согласованию с органами государственной безопасности и Генеральным штабом Красной Армии он сообщил им первую дезинформацию.
Первые четыре месяца органы госбезопасности сознательно отказывались ставить перед немцами какие-либо вопросы. И только в августе 1942 года немцам было сообщено, что имеющийся у организации передатчик пришел в негодность и требует замены. Курьеры не заставили себя ждать. 24 августа 1942 года они, как было условлено, явились к тестю «Гейне», а затем пришли к нему самому. Ими оказались предатели Станкевич и Шакуров. Принесли новую рацию, батареи, блокноты для шифрования и деньги. Их целью было проводить диверсионную работу в Москве, собирать нужные сведения, устанавливать полезные контакты. Одеты они были в советскую военную форму, снабжены рацией, оружием и надлежащими документами.
К вечеру был отдан приказ усыпить курьеров. Пока они спали, их сфотографировали, обыскали, заменили патроны в револьверах на холостые. Утром им дали возможность погулять по Москве под наблюдением, а затем одного арестовали на вокзале, когда он пытался подсчитать проходящие составы поездов, а второго — у женщины, с которой он успел познакомиться.
В целях дальнейшего заполучения агентов германской разведки «Гейне» сообщил немцам по рации, что Станкевич и Шакуров благополучно прибыли, но рацию не доставили, так как она была повреждена при приземлении.
7 октября 1942 года в Москву явились еще два курьера германской разведки. Органами государственной безопасности они также негласно были арестованы, а немцам сообщено, что они благополучно прибыли и приступили к выполнению задания. В дальнейшем дезинформация немцев проводилась по двум линиям. С одной стороны — по радиостанции «Гейне» от имени монархической организации «Престол», и с другой — от имени прибывших 7 октября 1942 года диверсантов, которые были привлечены к сотрудничеству для дезинформации немцев без освобождения из-под стражи. Прибывший ранее диверсант Шакуров за это время сумел привлечь к шпионской работе четырех человек из антисоветской среды, ранее ему известных, которые были арестованы.
Учитывая, что прибывшие первыми агенты Станкевич и Шакуров имели указание вернуться обратно к немцам, сотрудники НКВД решили одного из них скомпрометировать. Для этого «Гейне» сообщил немцам, что Шакуров «ничего не хочет делать, трусит, много пьет», и запросил указаний. В ответ немцы прислали следующую радиограмму: «Шакуров становится для нас опасным. Всеми средствами его без сентиментальности уничтожить. Передайте, как с этим справились». Немцам сообщили: «Шакуров уничтожен».
12 октября 1942 года немцы предложили «Гейне» сообщить им о месте работы членов организации «Престол». Еще отправляя «Гейне» обратно за линию фронта Красной Армии, немецкие разведчики рекомендовали и настаивали, чтобы «Престол» и его ячейки пропагандировали национал-социализм, а по существу фашизм гитлеровского образца. После ответа «Гейне», что члены организации имеются не только в Москве, но и в некоторых других городах СССР, немцы потребовали сообщить им адреса и пароли для направления курьеров в города Ярославль, Муром или Рязань.
Дабы не вызывать подозрений, а также с целью лишить немецкую разведку возможности засылать свою агентуру в интересующие ее районы, немцам сообщили, что в названных ими городах организация людьми не располагает, но имеет возможность приема курьеров в г. Горьком. Немцы ответили, что этот город их удовлетворяет, и запросили пароль и адрес явочной квартиры. Игра с абвером расширялась.
Немцы высоко оценили работу «Гейне». 18 декабря 1942 года они передали радиограмму о награждении его и Станкевича Орденом с мечами за храбрость. В ответ «Гейне» и Станкевич передали благодарность и обещание «еще больше и лучше работать для победы».
Радиоигра продолжалась. Монархическая организация «приобрела» еще одну явочную квартиру, на которой жил работник НКВД. На немцев работали две «нелегальные» радиостанции («Гейне» и Станкевича), которые передавали для немецкого командования «важную стратегическую» информацию. Курьеры германской разведки все чаще прибывали в Советский Союз. Их встречали не только в Москве, но и в других городах. Одному из них даже разрешили вернуться обратно, чтобы рассказать о том, что подпольная организация «Престол» живет и действует.
Оперативная игра «Монастырь» проводилась широким планом. Легендированная подпольная организация «Престол», базируясь в Москве, имела свои опорные пункты, созданные органами государственной безопасности в других городах Советского Союза. Они представляли собой явочные и конспиративные квартиры со специально подготовленной агентурой. Дислокация этих пунктов представляла безусловный интерес для германской разведки, поскольку они были организованы в ряде крупных промышленных центров Советского Союза (города Горький, Свердловск, Челябинск, Новосибирск). Была создана сеть агентов-информаторов, в том числе в Наркомате путей сообщения, которая обеспечивала «правдоподобность» передававшихся немцам сведений. Кропотливая и тщательная проработка всех деталей операции «Монастырь» позволила обеспечить конспиративную, без провалов работу организации.
За время оперативной игры, продолжавшейся с немецкой разведкой до окончания Великой Отечественной войны, органами государственной безопасности было захвачено более 50 агентов противника, арестовано 7 пособников шпионов и получено от немцев несколько миллионов рублей.
Особую роль играла большая работа по дезинформации. Значение этого направления работы видно из оценки «информации», которую ей давали в абвере и генеральном штабе вермахта.
Бывший руководитель разведпункта абвера в Софии и Будапеште Рихард Клатт, захваченный американскими спецслужбами летом 1945 года, рассказал, что ценный источник «Макс» передавал свои донесения по радио с 1942 года, причем прямо из Москвы. Абвер принимал их в Софии и Будапеште. Среди донесений были данные о важнейших решениях Ставки Верховного командования советских Вооруженных Сил, сведения о суждениях маршала Бориса Шапошникова и других военачальников. Донесения высоко ценились в отделе «Иностранных армий Востока» генштаба сухопутных сил Германии. Более того, немецкие высшие военачальники не принимали своих решений, пока не получали от службы Канариса донесений «Макса». В послевоенных воспоминаниях генерал Гелен, ставший после войны главой разведывательной службы Германии, высоко отзывался о донесениях источника абвера из Москвы как о большом достижении немецкой военной разведки. Видимо, имелся в виду «Макс», который был для немцев чуть ли не единственным прямым источником сведений из Москвы.
Несмотря на скептическое отношение некоторых сотрудников абвера к подлинности приходивших к Клатту донесений, в целом они сходились на том, что «Макс» заслуживает доверия. Однако у Вальтера Шелленберга, возглавлявшего объединенную заграничную службу РСХА — Главного управления имперской безопасности, были сомнения в достоверности получаемой им информации из Советского Союза. Поскольку он неохотно принимал однозначные решения единолично, то решил посетить начальника генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Гудериана, знакомого с информацией Клатта, и спросил, может ли немецкое военное руководство отказаться от материалов Клатта. Гудериан официально ответил Шелленбергу, что было бы безрассудно отказаться от этой линии, поскольку материалы, в особенности касающиеся советских воздушных сил, являются уникальными. И других возможностей, даже близко стоящих к этому источнику, нет.