Выслушав меня, старец дрожащим голосом сказал: «Сын мой! Действительно, положение очень и очень серьезное… Наша беда не в недостатке силы, а в моральном кризисе, который переживает общество. И новая мировая война поэтому может принести только несчастья и никакого утешения».
Мы, конечно, далеки от мысли, что это миниатюрное «активное мероприятие» оказало сколько-нибудь существенное влияние на Пия XII и тот заговорил о пагубности войны. Тем не менее откровения западного дипломата могли кое-что добавить к размышлениям понтифика по проблемам войны и мира. В начале 50-х годов тема мира между народами в выступлениях Ватикана стала занимать больше места.
Быть принятым папой римским считается в Европе особой честью. Каждый такой случай — событие. О нем широко пишет пресса, сообщается в разделе последних известий по радио.
Полезными в информационном плане оказались тесные отношения Макса с руководством известного «Мальтийского ордена». Там разрабатывались и проводились в жизнь политические и финансовые махинации в интересах реакционного крыла католической церкви, демохристианских партий Италии и ФРГ. О степени доверия мальтийцев к Максу свидетельствует тот факт, что его наградили орденом Мальтийского креста и возвели в рыцарское достоинство. Орден и соответствующая грамота хранятся ныне в музее истории Службы внешней разведки.
Читатель, конечно, вправе усомниться и спросить: неужели Макс всегда и во всем был «везунчиком», прозорливым и находчивым, никогда не ошибавшимся разведчиком? И читатель будет прав. Случались и просчеты, допускались оплошности.
…Об этом случае Макс не любил вспоминать. Поэтому пусть расскажет самый объективный свидетель происшествия — Луиза:
«Муж только что вернулся из краткосрочной командировки, где отчитывался по текущим делам. Естественно, разговоры там велись на русском языке. Через день нас пригласили на вернисаж, выставлялась живопись европейских знаменитостей. Один из наших знакомых поинтересовался у мужа, указывая на помещенное на видном месте полотно, нравится ли ему эта картина. А он возьми да ответь: «Нет!». Сказал по-русски. Мне чуть не стало дурно. Что же будет дальше? Он спохватился, снова повторил «нет» на русском и уже потом по-итальянски: «Кажется, так говорят в стране, художник которой выставил эту мазню». А картина принадлежала кисти Шагала. Муж очень любил его творчество. В последующем, анализируя наше положение с точки зрения безопасности, мы всегда вспоминали это злосчастное «нет».
Если в описанном эпизоде причиной срыва была понятная, чисто человеческая слабость — переутомление и еще не спавшая напряженность от недавней командировки, то другой случай свидетельствует уже о просчете политического свойства. Речь идет о ситуации вокруг Триеста.
Напомним историю вопроса. На протяжении почти десяти послевоенных лет проблема государственной принадлежности этой территории оставалась нерешенной. С 1947 года была образована так называемая «Свободная территория Триест», находившаяся под контролем англо-американских властей. Соперничество между ними за главенство, правовые претензии Италии и Югославии — все это сплелось в клубок непростых межгосударственных противоречий. Достоверная информация о маневрах заинтересованных сторон в отношении Триеста представляла определенную ценность. Получать такие сведения, разумеется, выгоднее всего было непосредственно на месте.
Максу пришла мысль учредить в этих целях в Триесте консульство «своей» страны. Задумано — сделано. Английским оккупационным властям направлено официальное письмо-запрос об агремане для подобранного Максом лица в качестве консула. Задумка была вроде бы перспективной, но провалилась она с треском.
Во-первых, этот шаг Макс не согласовал со «своим» министерством иностранных дел, и далеко не факт, что он получил бы одобрение. Во-вторых, не запрашивалось мнение Центра. Вероятнее всего, Москва была бы против. Это отвлекало разведчика от решения более важных задач. И наконец, он не просчитал возможную реакцию итальянцев. А таковая последовала незамедлительно. Макса вызвали в МИД, сделали строгое внушение и решительно потребовали отозвать направленный англичанам запрос. Осталось только подчиниться и выразить сожаление за доставленное итальянцам беспокойство.
В чем состоял просчет? Англичане были заинтересованы, чтобы их фактическое властвование в Триесте подкреплялось и международным признанием. Желание латиноамериканской страны открыть там консульство отвечало их намерениям. Однако в корне противоречило интересам Италии, добивавшейся, как и Югославия, полной ликвидации англо-американского контроля над Триестом (соответствующий договор был заключен в 1954 г.).
Ничего не скажешь, неприятный эпизод в карьере разведчика. Но — из песни слова не выкинешь.
Случались у Макса происшествия другого рода, например дорожные. Неприятности начались уже при выезде из Москвы в Италию. Он направился в Варшаву поездом, имея на руках иностранный загранпаспорт. На границе он указал в декларации лишь приблизительную сумму ввозимой в Польшу валюты, не дав себе труда хорошенько запомнить, сколько на самом деле у него было денег. Польские таможенники, однако, решили проверить правдивость записи в декларации и обнаружили сумму большую, чем Макс заявил. В результате у него было конфисковано 100 с лишним американских долларов, которые расценили как контрабанду, что полностью соответствовало международным правилам.
Временами возникали непредвиденные обстоятельства, требовавшие от Макса смекалки и нестандартных действий. Например, случилось так, что посланником Польской Народной Республики в Италии в то время был человек, хорошо известный Максу по совместной революционной деятельности в буржуазной Польше. Возникла реальная опасность встречи на протокольных мероприятиях. Появилась задача — не попадаться на глаза старому другу. Приходилось изворачиваться. К счастью, срок пребывания польского дипломата в Риме скоро истек.
В Италии постоянно проживали или туда приезжали на время некоторые бывшие участники Гражданской войны в Испании, которые могли знать Макса в 1936–1937 годах как активного республиканца. О некоторых из них ему стало известно, и приходилось постоянно контролировать все свои старые контакты, которые вели в Испанию.
Или такая проблема: посещать ли приемы в советском посольстве? МИД «его страны» не советовал делать этого, и Макс строго выполнял эти рекомендации. В моральном плане ему было тяжело игнорировать приглашения, поступавшие из посольства СССР, но приходилось идти и на эту жертву. Потом выяснилось, что советского посла М.А. Костылева удивляла странная позиция официального представителя этой небольшой страны, с которой у Советского Союза существовали дипломатические отношения де-юре. Каким-то образом Костылев навел о Максе справки и направил в МИД информацию, охарактеризовав как реакционера и недруга нашей страны.
Будет справедливо подчеркнуть роль, которую играла в разведывательной деятельности Макса постоянная спутница его жизни Луиза. Она родилась в 1915 году в мексиканской семье среднего достатка. Получив необходимое образование и подготовку, стала учительствовать в одной из столичных школ. Ее родственные связи, ближайшее окружение принадлежали, как сказали бы сейчас, к левым слоям мексиканского общества, и она естественным образом вписалась в эту среду. В 1938 году произошла ее встреча с Максом, который тогда находился в Мексике, выполняя задания советской разведки. Их знакомство переросло в супружество, и длилось оно — беспокойно, тревожно, подчас с риском для здоровья и самой жизни, но по-семейному счастливо — ровно полвека.
Эта внешне хрупкая, скромная, обаятельная, интеллигентная женщина долгие годы делила с Максом все трудности профессии разведчика. Помогала мужу уже со времени пребывания того в Мексике, вместе с ним работала в годы Великой Отечественной войны в Аргентине, стала по существу главным прикрытием и важным участником всей его деятельности в Европе. Так, она была активно занята обеспечением связи с Центром. В необходимых случаях выезжала в другие страны для конспиративных встреч. Выполняла не просто функции курьера, но представляла квалифицированные оперативные отчеты. Работавшие с ней сотрудники легальных резидентур отмечали ее исключительную память, постоянную собранность, конспиративность.
Напомним о весьма рискованной поездке Луизы на «родину», которая завершилась существенным успехом. Она, к сожалению, перенесла там желтую лихорадку, и это заболевание позднее отразилось на состоянии ее здоровья.
Ее рабочий день обычно заканчивался поздним вечером. Она — и секретарь-делопроизводитель, и светская дама, и гостеприимная хозяйка. Частые приемы, встречи и проводы нужных людей, изнурительная переписка с заокеанскими «подругами»…
Не миновали Луизу и неприятности (если сказать мягко), с которыми иногда сталкиваются нелегалы, неожиданно встречая людей, знавших их прежде под другими именами. А было это так. По сложившейся традиции в Риме периодически проводились встречи жен сотрудников официальных центральноамериканских представительств, этакие «посиделки». Дамы за чашкой чая обменивались своими новостями, вели пустяковые светские разговоры, обсуждали «все и вся». Однажды Луиза возвратилась с одной из таких встреч совершенно подавленной. Оказалось, что в тот день к ним «на огонек» зашла атташе по культуре мексиканского посольства в Риме, приятная женщина средних лет. Ну и что? Разве это повод для расстройства? Далее вспоминает Луиза: «Подходит она ко мне и говорит: “Вы поразительно напоминаете мне кого-то. Только не могу вспомнить, кого именно. Скажите, вы в Мексике никогда не были?” Ответила, что была когда-то проездом. “И все же мы с вами где-то виделись. Вот я сейчас внимательно всматриваюсь, очень вы напоминаете одну из моих бывших учениц, а я прежде учительствовала в Мехико”. Всякое может быть, говорю, а сама чувствую, что вот-вот сорвусь. Но сдержалась. Потом она отошла, но весь вечер не спускала с меня глаз».