с родами. Предполагалось, что от него зависит судьба ребенка и матери [Polonsky 2006]311. Солнечный восход трактовался поэтически как «рождение солнца», вероятно, отсюда возникла метафорическая связь между восходом и родами [Woods 2009, p. 220].
Движение Солнца днем описывалось самым общим образом. Характерны следующие высказывания: dutu an za-gin3-ta e3-a «Уту, который восходит на ляпис-лазуритовом небе»312, dutu še-er-zi-da an-ki-a mul-mul «Уту, чье сияние небо и землю озаряет», dutu an-šar2-ra gal-za «Уту, который небо в его полноте превосходно знает» [Alster 1991, lines 1, 8, 10].
В аккадском «Гимне Шамашу», датируемом средневавилонским периодом, но восходящем частично к более раннему времени, описывается непрерывное периодическое движение солнца: «На дальнюю сторону, которая неизвестна, и до которой мили не сосчитаны, / Ты, Шамаш, постоянно движешься, проходя днем и возвращаясь ночью» [BWL, p. 129: 43–44]313.
Предполагалось, что солнце и другие светила движутся в небе с недостижимой для человека скоростью. Об этом сказано в мифе «Лугальбанда и птица Анзу», где герой получает сверхъестественный дар быстроты: utu-gin7 du dinana-gin7 / u4 7-e u4 diškur-ra-gin7 «двигаясь, как Уту, как Инанна, как семь бурь Ишкура» [ETCSL, Text 1.8.2.2: 171–172, 188–189]. В заклинаниях II–I тыс. предполагалось, что Уту/Шамаш пересекает небо на колеснице, запряженной четырьмя животными (исходно — львами, в более поздних текстах — ослами или лошадьми), как мы говорили об этом выше. Описания собственно колесницы, однако, мы не находим [Alster 1991; Krebernik 2001, S. 247–248; id. 2011, S. 604b].
День и ночь в шумеро-аккадской мифологии не были равны. Предполагалось, что ud gi6-ta e3-a «день выходит из ночи», а не наоборот. Ночь считалась старше дня, она предшествовала дню и порождала день [Woods 2009, p. 208–209]. День, ночь и солнце в мифологии олицетворялись. О первобытных временах, например, в мифе «Энмеркар и Энсухгирана» сказано: u4-ba u4 en-na-am3 ĝi6 para10-ga-am3 dutu lugal-am3 «в те дни день был господином, ночь властелином, солнце царем» [ETCSL, Text 1.8.2.4: 14]. Предполагалось, что будущее зарождается в преисподней и потому находится в зоне действия солнечного божества. Будущее в аккадских текстах определялось как то, что находится позади. При этом употреблялось выражение warkīāt ūmī, букв. «дни, которые позади»314. Логика была проста: прошлое нам известно, мы знаем его, поэтому пространственно оно находится перед нами, в то время как будущее неизвестно и невидимо, поэтому оно позади нас, мы его не видим [Клочков 1983, с. 28–29, 162–163; Woods 2009, p. 210].
В поздневавилонских текстах повествуется о том, что верховные божества Ану, Энлиль и Эйя определили Сину и Шамашу следить за правильностью движений звезд на небе315. Неясно, когда зародилось это представление и можно ли относить его к более раннему периоду.
Не меньший интерес представлял заход солнечного божества. Согласно версии, изложенной в «Эпосе о Гильгамеше», горы Māšu имели также какое-то отношение к месту, где заходит солнце (см. прим. 1 на с. 144). Терминологически различались «горы восхода» (kur-utu-e3) и «горы захода» (kur-utu-šu2)316, «горы Хашур» (kur ḫa-šu-ra) и «кедровые горы» (kur-eren-na), «светлые горы» (ḫur-sag-babbar) и «темные горы» (ḫur-sag-gi6). Первые соответствовали направлению на восток и были связаны с восходом солнца, вторые — направлению на запад, где солнце заходило [Heimpel 1986, p. 143–145; Woods 2009, p. 191, no. 35]. При этом в реальности жители Месопотамии наблюдали на западе плоскую равнину, горы на западе — это продукт мифологического мышления, в котором симметрия имела, по-видимому, немаловажное значение317. Заходя, солнечное божество должно было пройти через ворота, предварительно открыв замки и запоры, как это происходило при восходе. В «Гимне Шамашу», цитированном выше, о нем сказано: «[Ты тот, кто открывает]… запоры неба, кто открывает широко входы земли» ([…] × gal sik-kur an-e muš-pal-ku-u da-lat da-ad2-me) [BWL, p. 136–137: 182]318. В космологической поэме «Энума элиш» (V, 9–10) при описании мира, сотворенного Мардуком, сообщалось: «С обеих небесных сторон (то есть на востоке и западе) открыл он ворота (abullāti(ka2-gal)meš), / Он затворы (ši-ga-ru) поставил справа и слева» [Я открою тебе…, с. 42; MCG, p. 114–115]. Не только Шамаш, но все божества-светила должны были проходить через ворота при восходе и заходе.
В месопотамских источниках содержится много высказываний, характеризующих пребывание солнца под землей, где, согласно как шумерским, так и аккадским представлениям, находилась преисподняя. Эти высказывания нередко между собой в деталях не согласуются. В шумерских и аккадских терминах, связанных с преисподней, подчеркивается отсутствие в ней света, стандартные термины: kukku2 = eklētu, букв. «тьма, темное место»319, e2-kukku = bīt eklēti «дом тьмы») [MCG, p. 289–299]. Утверждается, что преисподняя — это такое место, где звезды отсутствуют320. Солнечное божество должно было пересечь преисподнюю ночью с запада на восток; оно приносило в нее свет и творило суд над ее обитателями. Об этом сказано, например, в «Элегии на смерть Нанайи»: «Уту, великий господин (?) преисподней, / После превращения места тьмы в свет, совершит свой суд» (dutu en? gal a-ra-li-ke4 / ki-kukku2 u4-še3 u3-mu-ni-in-tud di-ku5-zu i3-ku5-de3) [ETCSL, Text 5.5.2: 88–89; MCG, p. 352–353]321.
В «Эпосе о Гильгамеше» (IX iv 45´ — v 46´) повествуется о путешествии Гильгамеша под землей «дорогой Шамаша» (ḫarrān dŠamši), которая составляла 12 миль (bēru). Эта «дорога», по-видимому, мыслилась как туннель или широкий абсолютно темный коридор, проходящий под землей от места захода солнца до места его восхода [Я открою тебе… с. 171–172; George 2003, p. 670–671: 82–83; Heimpel 1986, p. 140–143; MCG, p. 98–100; Woods 2009, p. 196]. Солнечное божество ночью совершало длинный подземный переход, чтобы взойти на другой день в установленном месте.
Частью подземного мира считался также океан пресной воды (шум. abzu, акк. apsû), владение бога Энки/Эа. Шамаш во время своего ночного путешествия преодолевал широкое водное пространство (mê mūti «воды смерти»), где встречал, по-видимому, Энки [Woods 2004, p. 71, no. 241]. О водной части пути Шамаша сообщается в «Эпосе о Гильгамеше» (X ii 22–23a), где сказано: «Не мог переправиться морем никто, здесь бывавший издревле, / Шамаш-герой переправится морем, — / Кроме Шамаша, кто это может?» [Я открою тебе…, с. 176; George 2003, p. 682–683: 80–82; MCG, p. 103]. Дополнительное свидетельство находим в мифе «Энки и Нинхурсаг», где как будто предполагается, что солнечное божество при своем восходе приносит на землю пресную воду в виде ручьев и росы [ETCSL, Text 1.1.1: 41–51, 53–63; Krebernik, 2011, S. 604b]. Известно много изображений на староаккадских печатях сидящего божества в лодке, под днищем которой видны рыбы и волнообразные линии, обозначающие воду; из этих изображений некоторые относились, по-видимому, к Шамашу (см. выше) (рис. 36, 37).
Солнечное божество после своего захода часть ночи проводило в особом месте упокоения под землей. В источниках оно обозначалось шумерограммой E2.NUN, которая читалась по-шумерски agrun, а по-аккадски kummu, букв. «целла, спальня, комната отдыха»322. О том, что Уту/Шамаш уходит в agrun после захода и выходит из agrun при своем восходе, сообщается в ряде текстов323. В шумерском гимне (Utu B 9) утверждается, что Уту был рожден в agrun an-na, букв. «в небесном agrun»324. В старовавилонской «Молитве к ночным богам» о месте нахождения Шамаша после его захода сказано: «Справедливый судья, отец сирот / Шамаш вошел в свою опочивальню (dutu i-te-ru-ub a-na ku-um-mi-šu)» [Horowitz 2000, p. 196: 12–13; Heimpel 1986, p. 128]. О ночном упокоении Уту сообщается также в мифе «Лугальбанда во мраке гор»: «О, Уту, … когда ты уходишь спать, люди с тобой спать уходят, / … когда ты восходишь, люди вместе с тобой встают» [ETCSL, Text 1.8.2.1: 240–242]. В более поздних текстах I тыс. подробно описывается возвращение Шамаша после дневных трудов, связанных с необходимостью пересекать небо, освещать землю и творить суд, к себе домой, где его ждет жена и заслуженный отдых [Heimpel 1986, p. 129].
Концепция «внутреннего неба»
В ряде текстов встречаем также идею о том, что солнечное божество и другие небесные светила (Луна, Венера, звезды и т. д.) после своего захода не покидают небо, а остаются на его невидимой части под горизонтом, определяемой как «внутреннее небо»; при своем восходе они появляются соответственно из «внутреннего неба». Употребляемые шумерские выражения: ša3-an-na, an-ša3, акк. qereb šamê, libbi šamê, букв. «середина неба», букв. «сердце неба» [Heimpel 1986, p. 130–140; MCG, p. 248–249].
Самое раннее свидетельство содержится, по-видимому, в старовавилонской «Молитве к ночным богам», где о заходе Солнца, Луны и Венеры сказано: i-li ma-tim iš-ta-ra-at ma-tim / dutu den-zu diškur u3 dinana / e-te-er-bu-u2 a-na u2-tu-ul ša-me-e «Боги земли, богини земли (The gods of the land, goddesses of the land) / Шамаш, Син, Адад и Иштар / вошли в область „подола неба“ (the lap of heaven)