Летом 1918 года (в июне) М.В. Алексеев получил от Национального центра из Москвы письмо (за подписями М.М. Федорова, Н.И. Астрова, П.Б. Струве, Д.Н. Шипова, А.С. Белорусова, Н.К. Волкова, П.В. Герасимова, В.А. Степанова, Четверикова, Галяшкина, А.В. Карташева, Н.Н. Щепкина, В.И. Арандаренко, А.А. Червин-Водали, проф. Колокольцова, Н.А. Бородина), в котором указывалось на то, что, по-видимому, скоро наступит момент, когда Добровольческой армии нужно будет отойти на Волгу, чтобы стать там руководящей частью нового фронта, и выражалась надежда увидеть Алексеева во главе общего командования военными силами, под прикрытием которых должна образоваться русская национальная власть.
В письме между прочим было сказано:
«Когда мы говорим об образовании власти, мы ставим себе форму раньше содержания. Мы думаем, что историческая Россия должна для своего воссоздания и воссоединения иметь монарха. Но из этого мы не строим себе кумира. Мы полагаем, что для переходного времени нужна сильная власть диктатора, но чтобы эта диктатура была приемлема для беспокойно и подозрительно настроенных масс, мы готовы принять предлагаемую Союзом возрождения форму Директории с военным авторитетным лицом во главе.
Для нас Вы, Михаил Васильевич, представляетесь и в этом качестве. Эта Директория должна очистить территорию, установить порядок, подготовить население и дать ему новое основание для выборов в Народное собрание, которое и должно установить окончательно форму правления».)
При образовании этой Директории командующим Сибирской армией был назначен генерал Болдырев117, а его заместителем – генерал Алексеев. Генерал Алексеев был назначен «заместителем», конечно, только потому, что был на Кубани. Все же считали, что если он приедет в Сибирь, то, естественно, примет командование армией.
Генерал Алексеев, как мною уже отмечено, в период «Кубанского похода» занимался почти исключительно вопросами финансового характера и политическими. После занятия Екатеринодара, несмотря на безукоризненно хорошие отношения, бывшие между ним и генералом Деникиным, все же чувствовалось, что в работе по гражданской части происходят трения, так как некоторые однородные вопросы разрешались по управлению генерала Алексеева, а другие по штабу генерала Деникина.
Чувствовалось, что во главе всего дела должен стоять один человек. Генерал Алексеев это сознавал и решил, передав все дело на юге России генералу Деникину, самому ехать в Сибирь. В качестве своего будущего начальника штаба он пригласил генерала Абрама Михайловича Драгомирова, который до их отъезда в Сибирь был назначен помощником к генералу Алексееву.
Отъезд в Сибирь генералов Алексеева и Драгомирова задержался вследствие болезни генерала Алексеева. Он не поправился и 25 сентября/8 октября 1918 года скончался.
После смерти генерала Алексеева генерал Деникин принял звание главнокомандующего Добровольческой армией, объединяя в своем лице высшую гражданскую и военную власть; генерал Драгомиров был назначен помощником главнокомандующего и председателем Особого совещания (исполнявшего функции правительства), а я был назначен помощником главнокомандующего и начальником военного и морского управлений. Приехавший в Екатеринодар Н.И. Астров решил в Сибирь не ехать и вошел, без портфеля, в состав Особого совещания.
1/14 ноября 1918 года состоялось открытие Кубанской краевой рады. Я и еще два представителя от Добровольческой армии, по соглашению с Кубанским правительством, вошли в состав Рады как ее члены.
На открытии Рады генерал Деникин произнес речь, из которой я привожу выдержки, указывающие программу дальнейшей работы командования Добровольческой армии.
«.В феврале месяце, видя полную невозможность оставаться и бороться на Дону, Добровольческая армия, предводимая генералом Корниловым, двинулась на Кубань. С тех пор судьбы ее тесно переплелись с судьбами Кубани и в боевом содружестве, и в перенесенных страданиях, и в тысячах братских могил, и в радости ратных побед.
Добровольцы шли в жару и стужу, переносили невероятные лишения, гибли тысячами. Шли бескорыстно: деревянный крест или жизнь калеки были уделом большинства.
И только одна заветная мысль, одна яркая надежда, одно желание одухотворяло всех – спасти Россию…»
«…Может ли Кубань успокоиться и заняться только своими внутренними делами?
Нет. Пора бросить споры, интриги, местничество.
Все для борьбы. Большевизм должен быть раздавлен. Россия должна быть освобождена. Иначе не пойдет впрок ваше собственное благополучие, которое станет игрушкою в руках своих и чужих врагов России и народа русского.
Добровольческая армия, в рядах которой доблестно сражается множество кубанских казаков, явилась сюда не для завоеваний, а для освобождения.»
«…По мере роста сил Добровольческой армии и боевых успехов растет число ее друзей и крепнет злоба ее врагов.
Я с полным удовлетворением должен признать, что повсюду, по Кубанскому краю, среди родного нам по крови и по духу славного, приветливого, храброго Кубанского казачества, Добровольческая армия встречала и встречает радушный сердечный прием и гостеприимный кров. Но в последнее время идет широкая агитация, отчасти оплачиваемая иноземными деньгами, отчасти подогретая людьми, которые жадными руками тянутся к власти, не разбирая способов и средств. Хотят поселить рознь в рядах армии и особенно между кубанскими казаками и добровольцами. Хотят привести армию в то жалкое состояние, в котором она была зимой 17-го года. Это те самые люди, которые смиренно кланялись большевикам, скрывались в подполье или прятались за добровольческие штыки.»
«…В кровавой жестокой борьбе, близкого конца которой еще не видно, нельзя идти врознь…»
«…Не должно быть армии Добровольческой, Донской, Кубанской, Сибирской. Должна быть единая Русская армия, с единым фронтом, единым командованием, облеченным полной мощью и ответственным лишь перед русским народом в лице его будущей законной Верховной власти».
«…я верую и исповедую, что великий русский народ, оправившись от болезни, стряхнув наваждение, станет вновь страшной силой, которая никогда не забудет ни тех держав, что в дни ее несчастия любовно, бескорыстно поддерживали его, ни тех, кто с небывалой жестокостью и эгоизмом высасывали из него последние соки и толкали в бездну анархии».
«…нужна единая временная власть и единая вооруженная сила, на которую могла бы опереться эта власть…»
«…единение всех государственных образований и всех государственно мыслящих русских людей тем более возможно, что Добровольческая армия, ведя борьбу за самое бытие России, не преследует никаких реакционных целей и не предрешает ни формы будущего образа правления, ни даже тех путей, какими русский народ объявит свою волю.
От нас требуют партийного флага. Но разве трехцветное знамя Великодержавной России не выше всех партийных флагов?.. Единение возможно и потому, что Добровольческая армия признает необходимость и теперь и в будущем самой широкой автономии составных частей русского государства и крайне бережного отношения к вековому укладу казачьего быта.
И с чувством внутреннего удовлетворения я могу сказать, что теперь уже, невзирая на некоторые расхождения, выяснилась возможность единения нашего с Доном, Крымом, Тереком, Арменией, Закаспийской областью. Возможно единение и с Украиной, когда, быть может, ценою тяжких внутренних потрясений она сбросит с себя иноземное иго и вспомнит о сыновних обязанностях перед общей Родиной; возможно и с мирным грузинским народом, когда изменится политика его правительства, которое воздвигло гонение на русских людей, присвоило себе русское государственное имущество, захватило в свое незаконное и несправедливое управление Сочинский округ и толпами красноармейцев угрожает русской Добровольческой армии».
«…Проходя свой крестный путь, считая себя преемницей Русской армии, Добровольческая армия в самых тяжелых, казалось, безвыходных обстоятельствах своей жизни оставалась верной договорам с союзными державами и ни на одну минуту не запятнала себя предательством. События последних дней доказали, что прямая и честная политика вернее. И мы с открытой душой шлем свои сердечные пожелания доблестным войскам наших союзников…»
«…Я уверен, что Краевая Рада найдет в себе разум, мужество и силу залечить глубокие раны во всех проявлениях народной жизни, нанесенные ей изуверством разнузданной черни; создаст единоличную твердую власть, состоящую в тесной связи с Добровольческой армией; не порвет сыновней зависимости от Единой Великой России; не станет ломать основное законодательство, подлежащее коренному пересмотру в будущих Всероссийских законодательных учреждениях, и не повторит социальные опыты, приведшие к взаимной дикой вражде и обнищанию.»
В этой речи, как я уже отметил, изложены основания политики, которую проводил впоследствии генерал Деникин, и состоявшее при нем Особое совещание.
Надежда на то, что Кубанская краевая рада поймет необходимость тесного общения с командованием Добровольческой армии для правильной конструкции власти и откажется от мысли создать самостоятельное Кубанское государство, не оправдалась.
Председатель Кубанского правительства и его единомышленники проводили мысль, что Кубань должна быть самостоятельным государством, которое должно объединиться на федеративных основаниях с такими же самостоятельными государствами – Украиной, Крымом, Доном, Тереком, Союзом Кавказских горских народов, Грузией, и сюда же должны постепенно примыкать и освобождаемые от большевиков части России; что во главе этого союза должен стать Верховный совет.
Рада большинством голосов высказалась за самостоятельность Кубанского государства. Представители Добровольческой армии из состава Рады были генералом Деникиным отозваны.
Руководители кубанской политики на открытый разрыв не пошли; была назначена особая согласительная комиссия, но и она ни до чего договориться не могла. С этого времени началась открытая борьба самостийных представителей Кубанского казачества с правительством (Особым совещанием) генерала Деникина.