В середине/конце декабря 1918 года в Батуме высадилась английская дивизия под начальством генерала Форестье Уоккера, продвинувшаяся до Тифлиса. Бакинский район был занят английским отрядом под начальством генерала Томсона, подчиненного генералу Форестье Уоккеру. В Батумскую область, в качестве генерал-губернатора, был назначен британский генерал Кук-Коллис.
Отношение этих начальствующих лиц к Вооруженным силам Юга России было различное. В Баку наш представитель встретил к себе сначала самое корректное отношение, и получалось впечатление, что с русскими интересами в Бакинском районе англичане считаться будут. В Тифлисе генерал Форестье Уоккер с самого начала своего там пребывания стал определенно на сторону грузинского правительства, поддерживая его в разногласиях с командованием Вооруженных сил Юга России из-за Сочинского округа.
В Батумской области для управления областью был образован при генерал-губернаторе Совет в составе 9 лиц. Права Вооруженных сил Юга России на Батумскую область англичанами совершенно не признавались, и ясно было, что они, оккупировав область, впредь до выяснения в будущем вопроса о ее судьбе Державами согласия, считают только себя хозяевами в ней.
Получалось отчетливое впечатление, что англичане собираются в Закавказье вести особую политику, поддерживая отделение от России образовавшихся там республик, а Батум, как вывозной порт для нефти, насколько возможно дольше сохранить в своих руках.
Весенний период 1919 года ознаменовался не только крупными неудачами на фронте Вооруженных сил Юга России, но и полным разочарованием в размерах той помощи, которую мы ожидали от союзников, основываясь на заявлениях их представителей при армии. Несмотря на ряд телеграмм, посылавшихся в Англию военным представителем Британии генералом Пулем, транспорты с обещанным материалом и вооружением не приходили.
3/16 февраля 1919 года прибыл генерал Бригс, заменивший генерала Пуля. 6/19 февраля прибыл в Новороссийск первый транспорт с вооружением, снаряжением, одеждой и другим снабжением; вслед за этим транспортом должны были прийти другие и доставить все необходимое по расчету на 250-тысячную армию.
Еще в ноябре 1918 года, согласно заявлению, сделанному генералом Бертело (был главнокомандующим армиями союзников в Румынии, Трансильвании и на юге России) генералу Щербачеву (был военным представителем генерала Деникина сначала в Румынии, а затем адмирала Колчака и генерала Деникина в Париже) для занятия важнейших центров на юге России, было предположено двинуть двенадцать дивизий союзных войск (французских и греческих). Присылка союзных войск в Одессу и Крым рассматривалась как начало проведения в исполнение намеченного плана. После же эвакуации Одессы и Крыма стало ясно, что на новую присылку союзных войск мы рассчитывать не можем.
Намеченный первоначально план спокойного формирования армии в районах, обеспеченных союзными войсками и прикрытых со стороны большевиков Вооруженными силами Юга России, рухнул. После приезда в Екатеринодар главнокомандующего британскими войсками на Ближнем Востоке генерала Мильна (весной 1919 года) стало ясно, что помощь союзников ограничится присылкой снабжения для армии и моральной поддержкой.
Размер снабжения по расчету на 250-тысячную армию на первый взгляд казался достаточным, но если принять во внимание, что это снабжение должно было прибывать постепенно, на протяжении долгого времени, то при громадной убыли в армии (ранеными, убитыми, пленными и дезертирами) ясно было, как это впоследствии и подтвердилось, что некоторых категорий снабжения, особенно обмундирования, должно было не хватить.
Перед командованием Вооруженных сил Юга России стала задача выполнить тот же план по освобождению от большевиков России, но в несравненно более трудных условиях, чем это намечалось первоначально. Положение затруднялось еще тем, что с потерей Одессы, северного побережья Черного моря и Крыма и невозможности рассчитывать на скорое возвращение обратно оставляемых районов утрачивалась надежда на скорое восстановление нормальной торгово-промышленной жизни края, а вместе с этим терялась возможность получить от союзников кредит, без которого являлось почти безнадежным воссоздать и наладить нормальную жизнь в России.
Одесская добровольческая бригада генерала Тимановского, отошедшая в Румынию при оставлении Одессы французами, стала прибывать на судах в Новороссийск 21 апреля/4 мая. В результате своих мытарств прибывшие части бригады не имели ни одной лошади, ни одной походной кухни, ни одной повозки, ни одной палатки. Артиллерия представляла только один личный состав. Люди два месяца не были в бане и многие два месяца не меняли белья. Вообще вид людей был самый жалкий, ободранный. Надо сказать правду – прибытие в таком виде бригады, работавшей под Одессой совместно с французами, отошедшей по их же требованию в Румынию и там разоруженной, произвело удручающее впечатление и вызвало взрыв негодования против французов.
К маю вся Малороссия снова превратилась в театр гражданской войны. В ней боролись самые разнообразные течения, объединенные лишь общей ненавистью к советской власти и к установленному ею режиму.
Наиболее крупными восстаниями против советской власти руководили на юге Малороссии Григорьев (первоначально ставший на сторону советской власти) и Махно. Восстания в Екатеринославской губернии облегчали боевую работу Добровольческой армии в Донецком каменноугольном районе.
Появление в первых числах мая в этом районе танков произвело ошеломляющее впечатление на дрогнувшие советские войска. В общем, период с 21 апреля/4 мая по 15/28 мая ознаменовался полным разгромом красных на реке Маныче и в каменноугольном Донецком районе. Кавказская армия, под начальством генерала Врангеля, одержала ряд серьезных успехов на Царицынском направлении.
После 15/28 мая боевые успехи продолжали развиваться на всех фронтах армий юга России. Преследуя разбитого на линии Манычских озер противника, части Кавказской армии к 31 мая/12 июня подошли к самому городу Царицыну. После упорных боев 17/30 июня заранее укрепленная красными позиция была взята, и г. Царицын был занят армией генерала Врангеля. На фронте Донской армии донцы вошли в связь с восставшими казаками Верхне-Донского округа, а к 15/28 июня очистили от большевиков всю свою область.
К этому же времени были очищены от большевиков большая часть губерний Харьковской (Харьков был нами занят 11/24 июня) и Екатеринославской и почти вся территория Крыма. Развивая достигнутые успехи, наши части вступили в пределы Саратовской, Тамбовской, Воронежской и Полтавской губерний.
Столь успешному продвижению наших войск в значительной степени способствовала начавшаяся деморализация советских войск. Получалось впечатление, что сопротивление большевиков окончательно сломлено и что они не в силах сдерживать наступление наших войск на север.
Но главнокомандующий и его штаб отлично понимали, что наше положение недостаточно прочно, так как фронт Добровольческой армии страшно растянулся, везде был слаб и не было свободных резервов.
С одной стороны, требовалось остановиться, пополнить убыль в рядах, образовать резервы, привести в порядок тыл, но, с другой стороны, рискованно было давать противнику передышку, являлся соблазн развивать успех, не давать оправиться расстроенным частям войск советского правительства.
После занятия Харькова и Царицына для развития дальнейших операций можно было поступить двояко.
Перейдя к обороне у Царицына, взять из состава Кавказской армии генерала Врангеля все, что только возможно (считали, что можно взять 3—4 конных дивизии), перевезти их на Харьковский фронт и развивать наступление по кратчайшему направлению на Москву.
Или же, перейдя к обороне на Харьково-Манычском направлении, развивать операции от Царицына на Саратов, с целью занятия этого важного пункта, и затем уже, с юго-востока, перейти в наступление на Москву.
Первое решение, по мнению некоторых, сулило более быстрое занятие Москвы и скорейшее завершение борьбы. Другие же считали, что лучше принять второе решение, которое даст возможность оказать более действенную помощь армиям адмирала Колчака и, кроме того, облегчить пополнение и приведение в порядок Добровольческой армии, которая, когда обстановка потребует, перейдет в наступление на Москву с юга.
Генерал Деникин приказал командующему Кавказской армией генералу Врангелю начать операции в направлении на Саратов. Командующему Добровольческой армией генералу Май-Маевскому134 приказано было, не зарываясь вперед, продвинуть к северу и западу авангарды для надежного прикрытия Харьковского района и принять самые энергичные меры для пополнения армии и для устройства ее тыла.
Несмотря на благоприятное развитие военных операций на всех фронтах армий юга России, внутреннее политическое состояние к 1/14 июня приняло крайне тревожное положение.
По мере отдаления большевистской опасности политические деятели казачьих областей стали проявлять все большее и большее стремление отделаться от какого бы то ни было вмешательства генерала Деникина и состоящих при нем органов власти в государственную жизнь казачьих областей. Затем политические деятели казачьих областей указывали, что так как казачество в рядах Вооруженных сил Юга России является по численности главной силой, на которую опирается главное командование, то оно не только имеет право, но должно принимать непосредственное участие в государственном строительстве в освобождаемых от большевиков районах России.
Будучи совершенно несогласными с конструкцией власти, установленной генералом Деникиным и отрицая правильность назначения министров (начальников управлений) единоличной властью главнокомандующего, они продолжали настаивать на создании юго-восточного союза, со включением в него и кавказских государственных новообразований. Добровольческая же армия, по их мнению, могла войти в состав союза лишь как равноправный член.
При этих условиях значение командования Добровольческой армии совершенно обезличивалось бы, и являлось серьезное опасение, что цели и идеи борьбы с большевиками, по воссозданию Единой Великой России, провозглашенные адмиралом Ко